Мария Хмелик - В городе Сочи темные ночи (сборник)

У речного берега жили цыгане. Однажды весной речка вдруг разлилась и затопила цыганский поселок.

Цыгане сидели на крышах, а вокруг плавали их пестрые ковры.

Горожане наблюдали со злорадством. Цыган не любил никто…

Вера пришла домой. Из кухни, вытирая руки об майку, вышел, покачиваясь, Николай Семенович.

— Веруся, — сладко улыбаясь, сказал он. — Вот и я!

— Папа, — с тоской проговорила Вера. — Ты ел?

— Не хочу.

— Иди поешь! Немедленно! — Она пошла на кухню, поставила разогреваться на плиту кастрюльку.

Отец сзади нее сидел на табурете и виновато сопел.

— На! — Вера положила еду в тарелку, швырнула ее отцу на стол и отправилась в свою комнату, вынимая на ходу из ушей серьги.

Отец поплелся за ней.

— Ну не могу я так… Веруся, посиди.

— Сейчас мать придет. Иди кушай и ложись!

— Я соскучился!

— Оно и видно, — сказала Вера и пошла стелить постель.

— Помнишь, ты маленькая была. Меня в кровать заталкивала. Сама — спичка… упрешься в спину… раз-два, раз-два…

Отец засмеялся и погрозил пальцем.

— Виктор… — вдруг сказал он.

— Чего?! — не поняла Вера.

— Приезжает.

— Зачем?

— Повидаться, — гордо ответил отец.

— А Соня?

— Один… — Николай Семенович покачнулся.

— Иди ешь! — заорала Вера.

— Веруся…

Хлопнула входная дверь, пришла с работы Рита.

— Мама, Витя приезжает! — выбежала ей навстречу Вера. Рита улыбнулась, но тут перед ней возник Николай Семенович, улыбка сразу же исчезла.

— Пеки… мать… — проговорил он, — пироги!

— Он кушал? — спросила Рита.

— Его не заставишь, — сказала Вера.

Отец улыбался:

— Я звонил… Еду, говорит!

— Правда?!

— Я ей говорю, а она не верит… — Николай Семенович икнул.

— Коля! — взмолилась Рита. — Умоляю…

— Я бриться сейчас буду! — заявил отец.

— Порежешься, — сказала Рита, и щеки ее начали краснеть.

— Где моя бритва?!

— На балконе, — язвительно сказала Вера. — Явился…

— Как разговариваешь! — завелся вдруг Николай Семенович. — Знаешь, когда она пришла? — повернулся он к жене. — Только что! Распустилась!

Рита растерянно поглядела на Веру:

— Ты где была?

— Вот и я… где?!

Вера молчала.

— Шляешься! — заорал Николай Семенович. — По кустам! Пороли мало!

— Коля, поди покушай…

— Вот! Как мамаша, так и дочь! — Николай Семенович покачнулся и вдруг, схватившись рукой за сердце, сел на пол.

— Начинается! — сказала Рита, перешагнула через него и прошла на кухню. — Вера, займись им!

— Ну давай вставай! — Вера нагнулась над отцом, схватила, пытаясь приподнять. — Вставай! А то "скорую" вызову.

— Не надо!

— Вставай тогда!

— Вот так помру!.. Никто добрым словом не помянет.

— Ну, пап…

— Всю жизнь горбатил! Здоровье свое гробил! Никто не любит.

— Не ори, соседей разбудишь. — Вера помогла отцу встать, дотащила до кровати.

Отец лег и заплакал.

— Никому я не нужен…

— Успокойся. — Вера накрыла отца одеялом. — Закрой глаза. Закрой, закрой… Все будет хорошо… Не надо пить столько… И мама нервничать не будет. И сердце не будет болеть…

Отец уснул, Вера тихонько вышла из комнаты. На кухне сидела мать.

— Нет у меня никаких больше сил, — сказала она, задыхаясь. — Зачем на лекарства столько денег тратим? С вами никаких лекарств не хватит.

Она налила себе воды из чайника.

— А ты опять полы не помыла.

Вера вздохнула и вышла из кухни.

За окнами проехал тепловоз.

Провожали Андрюшу все его друзья. Сидели в полумраке перед импортным видеомагнитофоном и смотрели какое-то эстрадное шоу.

— Ох и грустно мне чего-то! — вздохнула Чистякова, сидя в одном кресле в обнимку с Верой.

В комнату вошла Андрюшина мама, молодая еще женщина, поставила на столик чашки с кофе.

— Пойдем, поможешь мне, — ласково улыбнулась она Вере.

Вера с неохотой пошла за ней, получив сочувственный удар в спину от Чистяковой.

Как только они вышли, Чистякова толкнула ногой сидевшего на полу и впившегося взглядом в экран телевизора Толика.

— Толик, который час?

— Через десять минут откроют, — сказал Толик, у которого были знакомые грузчики в винном магазине.

— Ты кофе допил?

— Сумку давай.

Чистякова протянула ему сумку для бутылок с вином.

— Сумку давай, — повторил Толик.

— Эх, скупость тебя погубит, — пророчески произнесла Чистякова, отдавая ему кошелек.

Андрюшина мама стояла на кухне у окна.

Вера встала рядом.

— Тяжело нам теперь будет, — обняв Веру за плечи, сказала Андрюшина мама. — Доля наша такая — бабья: детей растить и любимого ждать… Полгода мужа дома не бывает… Теперь вместе корабли встречать будем, Вера… Имя у тебя какое хорошее… Только ты дождись его обязательно… Видишь, как он тебя любит.

Вера смотрела в окно.

— Письма будете друг другу писать, как мы с отцом в молодости.

На кухню вошел Андрюша.

— Вам ведь одним побыть хочется, — сказала Андрюшина мама. — Идите в мою комнату. Я тут посижу.

Опустив голову, Вера пошла перед Андрюшей по коридору. В комнате он решительно подошел к испуганно на него глядевшей Вере и обнял изо всех сил. Потерся носом о ее волосы, поцеловал лоб, нос, губы, повалил на кровать.

— Ладно, хватит! — оттолкнула его Вера.

Андрюша послушно отошел. Вера поправила волосы.

— Думаешь, очень приятно все это выслушивать? — спросила она.

— А что я могу ей сказать?

— Может, и замуж за тебя выйти?

— Выйдешь, куда денешься.

Вера удивленно посмотрела на него, такого взъерошенного и несчастного, но так уверенно сказавшего эти слова.

— Так ведь я другого люблю.

— Ну и что, — улыбнулся Андрюша. — В загранку ходить стану: сама прибежишь.

— Ага, и стоять буду на пристани, слезы горькие ронять!.. Ты мне надоел!..

Дверь в комнату открылась. На пороге стоял Толик.

— Пойдем, — сказал он, подпрыгнул, бутылки с вином звякнули в сумке, — погуляем…

Пошатываясь, Толик бежал по пирсу К себе он прижимал два арбуза.

— Толик! Скорей! Давай к нам! — кричала ему с баржи Чистякова.

Несколько человек — бывших Андрюшиных гостей — полуголыми дремали на носу баржи. Сам Андрюша сидел на крыше рубки и подпевал магнитофону. Вокруг валялись пустые бутылки от портвейна.

— Давай! Давай! — махала Толику Вера.

Толик подбежал к борту баржи и сделал вид, что сейчас швырнет арбузы в голову Вере и Чистяковой.

— Лови! Хо-хо!.. Спокойно! — Он перепрыгнул через борт к визжавшим девушкам.

Всем было ужасно весело.

— А где народ? Народ где? — удивленно спросил Толик.

— Загорает, — кивнул на спящих Андрюша.

— Ну и бог с ним, с народом… — Толик положил арбузы к ногам Веры и взял бутылку. Встав в позу горниста, он припал к бутылке губами.

— Та-та-та! Та-та-та! Та-та-та! — хором пропели Вера, Чистякова и Андрюша.

Выпив все, Толик вытер рот и изрек:

— Пионерская юность моя!

Все захохотали. Толик кинул бутылку в море.

— Где нож? — спросил он.

— Где нож? Так, где нож? Нож! — Вера засвистела.

— Не видела, — сказала Чистякова. — У них спроси…

Толик побежал к спящим.

Андрюша самозабвенно выводил слова песни.

— Кыс, кыс, кыс, — Чистякова наклонилась к Вере. — А как складываются отношения с юношей Сережей?

— Замечательно, — улыбаясь изо всех сил, ответила Вера.

— Ах вот как!

— Вот так! Вот! Так! — повторила Вера, чувствуя, как настроение у подруги падает.

— Желаю удачи…

По пирсу шел мужчина в кожаном пиджаке. Несмотря на жару, пиджак был застегнут на все пуговицы. В руках мужчина нес огромный букет георгинов. Подойдя к барже, где сидела веселая компания, мужчина постоял немного, никем не замеченный, потом позвал:

— Лена!

Чистякова резко обернулась.

— Ой! — вскрикнула Вера. — Мужчина! Вы не ко мне?!

Чистякова вздохнула и продекламировала:

— "Беззащитный человек утопает в море. Хоть улыбка на лице, а какое горе!"

Мужчина радостно помахал ей цветами. Часть лепестков осыпалась с букета.

— Горе! Горе! — со смехом подхватила Вера.

— Как нашел ты меня, родной?

— Лена, это вы сами сочинили? — восхищенно спросил мужчина.

— Конечно. Прямо сейчас.

— Вы знаете, Лена, вы очень талантливый человек. И стихи ваши мне… Действительно, очень… Производят неизгладимое впечатление!..

Мужчина смотрел на Чистякову. Вере это было неприятно.

— Спасибо! Спасибо! Очень!.. Спасибо большое! — Она вызывающе захохотала.

— Замолчи, — сказала Чистякова, встала и пошла к мужчине.

— Ой, кто это?! — сказал прибежавший с ножом Толик.