Николай Атаров - Коротко лето в горах
7
Арба в воловьей упряжи. Горная тропа. Ощущение соседства с небом.
Дорджа и Галя тряслись на чемоданах. Начальник партии Бимбиреков, озорной толстяк с распахнутой волосатой грудью, восседал на передке арбы, тыкал палкой в воловьи бока.
На базу изыскателей практиканты ехали без дороги, в обход аварийного участка. Их с собой взял инженер Бимбиреков. Дордже сразу не понравилось, как он поглядывал на Галочку.
Галя продрогла. Волны тумана, сырость. Галя решительно открыла чемодан и достала заграничный свитер. С мужским интересом, ничуть не таясь, Бимбиреков наблюдал, как она с головой и руками нырнула в свитер. Наглядевшись, инженер сказал, похоже, как утром шофер Володя:
— Вот у нас кручи какие. Не боишься?
— Скуки боюсь, — ответила Галя, вынырнув из горлышка свитера.
— Понятно. Ну, тут теперь не заскучаешь, начнут искать виноватого. Небо с овчинку покажется.
Дорджа достал блокнот и карандаш.
— Что такое: с ов-чин-ку?
— Чудак ты, потом объясню, — сказала Галя и погладила его по жестким волосам.
Волы остановились по своей надобности. Бимбиреков, желая смутить девчонку, показал на них.
— Вот ведь и пива как будто не пили…
— Думаете, умно?
— Каждый по-своему глуп, по-своему умен. — Бимбиреков почесал грудь. — Цоб-цобе! — прикрикнул на волов. — Тут у нас воздух прозрачный — глупость, она и заметней. — И, поглядев на Дорджу, спросил: — Что, зарубежник?
— Мой товарищ по курсу, его зовут Дорджа, — сказала Галя.
— Язык изучает? Ду ю спик инглиш?
— Я хочу говорить по-русски, — коротко ответил Дорджа.
— Похвально… А ты знаешь, что такое «под монастырь подвести»? Ивана Егорыча непременно попробуют подвести под монастырь.
И он со злобой хлестнул по воловьим бокам.
Самое трудное для Дорджи было вникать в русские поговорки. «Подвести под монастырь» — он этого не понял, но записал в свой блокнот.
Колеса арбы тяжело поворачивались на камнях. Лежа на спине, Галя тряслась при каждом повороте колеса.
— Далеко еще? — спросила она инженера.
— Часа два. Не успеем до темноты.
Соскочив на землю, Галя пошла рядом с арбой.
— Ну-ка, а не устанешь? — расплылся улыбкой Бимбиреков. — А ты, я гляжу, бедовая!
— Не тыкай — не лошадь, — неожиданно огрызнулась Галя и, помолчав, спросила: — Вы всегда такой? Наверно, от женского общества отвыкли.
— Женщин у нас маловато, не держим.
— Почему?
— Практически… Курица — не птица…
— Сами вы не птица!
Бимбиреков захохотал. Арба накренилась над пропастью.
— Есть у нас Лариса Петровна, но она больше в избушке пребывает, там ее муженек. И еще есть Прасковья Саввишна. Мы ее зовем «Леди Гамильтон»… Алкоголенькая. Ее Калинушкин прогнал из поселка, она к нам приблудилась…
8
А потом наконец приехали.
Изыскательская партия обитала в лесу, в одиноком доме лесника. Крутой и неудобный по рельефу двор с сеновалом, палатками и очагом под навесом. Устинович, усталая и продрогшая, ничего не видела, только вечереющий воздух казался ей неправдоподобно прозрачным не то после грозы, не то от высоты местности, от близости снеговых вершин.
Наконец-то распахнулись долгожданные ворота.
Ни вывески никакой, никакого оживления на дворе. Дряхлый дом ушел окнами в землю. Тишина… Встреча могла быть и более оживленной.
Из дверки в чердаке сарая, где угадывался сеновал, выглянул какой-то малый в ковбойке. Из комнат дома в подслеповатые окна смотрели мужские лица со сплющенными носами. И был еще один наблюдатель — медвежонок. Он звонко потряхивал цепью — нельзя его не заметить! Мокрый, почти дымящийся, в бурых ососках шерсти, он глядел на Галю смеющимися глазами: куда, дескать, тебя занесло!
Галя выскочила, стесняясь своего дорожного вида — на ней были кофточка, черные шаровары, подвернутые до колен, и заграничный свитер. И некуда спрятать грязные руки. Высокая, длинноногая, устремленная вверх, стояла она сконфуженно на крохотном, прижатом к обрыву дворе. Ее личико, неопределенно круглое, с расплывчатым носиком, еще как бы по-детски смазанное, совсем безбровое и только с сияющими из-под длинных ресниц глазами, несколько секунд было беззащитно открыто для всеобщего обозрения. Смотрите, я приехала!.. Потом Устинович опомнилась, отчего сразу подурнела. Вытаскивать вещи ей помогал Дорджа. Бимбиреков деловито пошел за конюшню. И все было буднично на этом вековечном дворике, наверно в тысячу первый раз омытом грозой.
Мужчина с маленькими усиками, в дождевике и разношенных сапогах, с бухгалтерскими счетами в руках, показался на крыльце и ввел прибывших в дом.
— Студенты приехали, — сказал он.
Несколько лиц повернулись с улыбкой. Кто-то отсалютовал линейкой. Никто не встал. В двух комнатках с низкими потолками, освещенных мигающим светом лампы, тесно заставленных деревенской мебелью и фикусами, люди работали, сидя на алюминиевых стульях за алюминиевыми столами. Это и был коллектив изыскательской партии — конечная цель долгого путешествия.
— Наш монгольский товарищ, его зовут Дорджа, — представила Галя попутчика.
Ей хотелось немножко приподнять значение своего приезда.
— А моя фамилия Устинович… Мы не думали вас застать в конторе. Там такая лавина, а вы работаете. — Она тряхнула головой, но волосы были влажные и не тряхнулись.
— Работаем, от работы кони дохнут… — пробормотал человек со счетами, заталкивая студентов в угол за печкой. — Строители жмут, чертежи им выдаем под лопату…
Он усадил их перед собой, вполголоса назвался Василием Васильевичем, заместителем начальника партии, и вкратце ввел в обстановку. Он рассказал, что вчера они кончили вариант и даже выпили по этому случаю, а утром Летягин, главный инженер проекта, по радио распорядился прогнать еще один вариант, уже четвертый по счету.
— Вот мы и уселись, а завтра на трассу… Гнать будем с одной попытки… А вообще-то дела плохи, потому что рабочие ушли на расчистку обвала, в лагере одни инженеры и техники. К тому же нет трактора, чтобы трубы отвезти для бурения геологам, а Калинушкин — зверь и жлоб…
Увлекшись, он рассказал, что нынешний год у изыскателей самый трудный за все двенадцать лет: они переделали трассу с паровой тяги на электрическую — все размещение раздельных пунктов новое, три станции и пять разъездов вообще исчезли из проекта.
— Ведь скорости разные, к тому же электровоз не боится крутых подъемов… Все делаем по-новому, а строители сидят на плечах, у них техника простаивает. В главке считается, что трасса давно уже разбита в натуре. Но ведь под паровую тягу, а не электрическую! Это, конечно, бывает. Финансовая программа летит. Калинушкин рвет и мечет. И сегодня эта лавина… Впрочем, вам-то главное сейчас — подзаправиться, — спохватился Василий Васильевич. — Да и не спать же на улице… Лариса!
Он передал студентов с рук на руки геологу Ларисе Петровне, которая тотчас повела их через крутой двор под навес столовой.
— Вы того Устиновича? — спросила между прочим Лариса Петровна.
Столовая была уже по-ночному пуста и чиста. И было в ней что-то от домашней кухни. Пахло древесным дымом и сдобой. Горки тарелок сверкали на полках, а на железном листе какая-то старуха, наверно Леди Гамильтон, раскатывала тесто в белой муке.
— Что будешь заказывать? — спросила Галочка Дорджу.
— Что хо-чешь…
Лариса Петровна простодушно рассмеялась, он улыбнулся своей белозубой улыбкой.
— Заказывайте, что осталось от ужина, и пейте крепкий чай, как говорится, пахнущий веником, — пошутила Лариса Петровна.
Гале стало стыдно своего вопроса, и она вежливо осведомилась:
— Вы знали папу?
— Нет. Мой муж в институте слушал у него курс проектирования.
— Ваш муж с вами?
— И да и нет. Он сейчас в избушке.
— В избушке? Бимбиреков говорил, но я не поняла.
Лариса Петровна рассмеялась.
— Так называется стоянка на Джурском перевале. Там действительно избушка и больше ничего. Даже на карте обозначено: «Избушка». На триста километров на восток — ничего. Мой муж геолог.
Румяная, с пышной, хорошо промытой кроной светлых волос, с оттопыренными карманами на груди и сзади на штанах, с золотыми часиками на тонком запястье, она производила какое-то смешанное впечатление «своего в доску парня» и изящной горожанки. Галя успела оценить ее маленькие ножки и особую манеру курить, как должны курить мужние жены, а не геологи на краю света.
— А у вас рижская сумка… — похвалила Галя. — В Москве такую трудно достать…
Лариса Петровна рассмеялась.
— Я уже заметила, что здесь девушки, как в Москве, повязываются клетчатыми платками, под подбородок, — продолжала Галя, нисколько не раздумывая, уместен ли такой разговор для начала знакомства.
