Семен Цвигун - Возмездие
— Я никогда не прощу себе, если в этой деревне погибнут женщины, старики и дети. Я обязан спасти этих людей…
— Вся наша война за людей, майор, — сказал Федоров, — за кого же еще мы воюем? Пошли две роты, а сам не ходи. Как старший по званию, я запрещаю, все! — И подполковник устало откинулся на подушку.
Роты Бондаренко и Бейсамбаева выстроились на краю поляны. С левого фланга стояли Костя и Алик с винтовками. Из землянки вышел майор. Командиры сразу подобрались, повернулись к нему.
— Командуйте, Хват! — сказал отрывисто Млынский.
— Есть! По местам, товарищи командиры!
— Горшков! — обратился к лейтенанту Млынский. — Ты должен остаться.
— Слушаюсь, — нехотя подчинился Горшков. Млынский повернулся к Зине.
— Так и не успели поговорить…
— Еще наговоримся, Иван Петрович, — улыбнулась Зина. — Счастливо оставаться!
Зина бегом заняла свое место в строю.
Хват уже дал команду:
— Равняйсь! Смирно! Напра-аво! Шагом марш!
Алик на ходу обернулся и увидел смотревших им вслед Горшкова и Млынского.
— Млынский остался!
— Эй! Разговорчики! — прикрикнул Хват. — Шире шаг!
Грохотал ресторанный оркестр. Музыканты были в поту от духоты и усердия. В чадной атмосфере царило какое-то исступление. На тесном «пятачке» больше толкались, чем танцевали.
Райснер с трудом пробрался к столику, за которым сидел подполковник, начальник его отдела.
— Куда ты пропал? — громко спросил подполковник. Он вынужден был из-за шума кричать.
— Я вообще не хотел идти. Здесь нечем дышать… Надоело!..
— Брось хандрить…
— Все надоело! Я хочу проветриться, Вальтер.
— Хочешь на фронт?
— Здесь фронт везде… Завтра идет машина с подарками к пасхе для офицеров дивизии «Викинг»… Разреши мне поехать.
— Кельнер! Два коньяка! Ты отличный товарищ, Георг, для тебя я готов на все.
— Ну спасибо…
На стук к дверям подошел Алеша. Приоткрыл и, увидев немецкого офицера, сразу попытался захлопнуть. Райснер успел подставить ногу…
— Матвей Егорович дома? — спросил он.
Алеша, услышав русскую речь, растерялся. Дед Матвей ему крикнул, приподнявшись с постели:
— Впусти, Алешка!
Алеша отступил от двери, и Райснер, отстранив его, прошел прямо в комнату, к постели Матвея Егоровича.
— Дед, что с тобой? Почему не пришел?
— Плохо, старость… Не вовремя. Новости вот из леса принес. — Дед Матвей кивнул на Алешу.
— Велено вам передать на словах, — сказал Алеша. — Федорову нужна замена.
— Так, — кивнул Георг Райснер, глядя, как Алеша прячет за голенище сапога Мишуткин подарок. — А ну дай сюда!
— Зачем?
— Дай сюда! — резко повторил Райснер. — Тебе Иван Петрович разрешил его взять?
— Это мое оружие…
— Это оружием было в лесу, а здесь это пропуск в рай… — Отобрав финку, Райснер улыбнулся. — Отправляйся немедленно назад и передай Ивану Петровичу: буду в срок в условленном месте. А это, — он подкинул финку на ладони, — при случайном обыске заберут, и все дело завалишь. На, спрячь, дед. — Увидев, что Алеша расстроился, он добавил: — Тоже мне, предводитель коман-чей…
Дед спрятал нож под подушку.
— Матвей Егорович, — продолжал Райснер, — если к тебе кто-нибудь подойдет и спросит, где ты купил овес в прошлую пятницу, скажи, что взял его в долг, и доверяй этому человеку, как мне.
— Понятно…
— Поправляйся, нужен вот так!
Перед рассветом роты вышли к опушке леса и залегли против деревни Селищи.
Хват, наблюдавший в бинокль за деревней, от которой тянуло гарью, обернулся.
— Где этот хлопец? — И сразу увидел Алика, бывшего неподалеку. — Где твой отряд? Связь, быстро!
— Есть! — Алик, подхватив карабин, сказал Косте, который было двинулся следом: — Я сам.
Почти тотчас же со стороны деревни появились фигуры людей — это вернулись из разведки Полищук и его товарищи.
— Люди в церкви, товарищ старший лейтенант, — сказал еще не отдышавшийся Полищук. — Левую сторону — над рекой — выжгли дочиста…
— Охрана церкви?
— Двое.
— Пулеметы?
— Есть. На бронетранспортерах. И вот там, в обгоревшем сарайчике, у мельницы и у дороги. Шесть грузовиков и легковая машина в деревне.
— Так. — Хват задумался на секунду. — Зина! Организуешь приемку людей в лесу.
— Хорошо.
— Возьми человек двенадцать у Бондаренко… И давайте, хлопчики, действуйте! А мы подстрахуем. Все.
Зина, Полищук и часть людей, которых взял с собой Бондаренко, скрылись бесшумно в сумерках.
Бойцы Бондаренко ползли огородами в сторону церкви.
Пулеметный расчет карателей настороженно прислушивался к тишине.
В отряд Алик вернулся с Высоким и его помощником, молчаливым человеком с угрюмым лицом.
— Высокий, командир отряда «За Родину», — отрекомендовался Высокий.
— Капитан Хват. Ваши люди готовы?
— Что же это, товарищ Хват? Видно, Млынский посчитал это дело не очень важным?.. — недовольным тоном сказал Высокий.
— Вы пришли сюда воевать? — оборвал его Хват.
— Воевать, — хмуро ответил Высокий. — Здесь же две роты карателей…
— Ну, у страха глаза велики…
— А у вас всего шестьдесят активных штыков…
— И отлично, — смягчился Хват. — Нужно вдвое больше грузовиков, чем в деревне, чтобы привезти две роты карателей. Ясно?.. Я дам тебе еще взвод… Бейсамбаев, с ними пойдешь!
В доме Павлушкина Занге не спал. Света не было. Занге сидел на скамье у окна и вглядывался в сумрак за ним. В углу, под иконами, привалившись к стене, дремал Охрим.
Жена Павлушкина осторожно встала с кровати и без шума, боком вдоль стены постаралась пробраться к двери.
— Стой! Ты куда? — остановил ее Занге.
— Я? — растерялась она. — На минутку…
— На место!
В это время, едва постучавшись, ввалился унтер-офицер с человеком в черном полушубке, с белой повязкой на рукаве.
— От гауптштурмфюрера Кляйна!
— Наконец-то! — Занге поднялся навстречу.
Пользуясь секундной заминкой, жена Павлушкина выскользнула из комнаты…
Бойцы во главе с Бондаренко продолжали ползти, медленно продвигаясь к церкви. На фоне предрассветного неба хорошо была видна церковь и силуэты часовых, которые шли навстречу друг другу.
Полищук шепнул лежавшему рядом товарищу:
— Когда сойдутся!..
Солдаты сошлись, и тотчас мелькнули тени. Два удара— и снова тихо.
Двое метнулись к широким дверям. Полищук просунул дуло автомата в петли. Казалось, скрип разнесся по всей деревне… Двери церкви наконец поддались и раскрылись. За ними был темный и, казалось, пустой подвал.
Бондаренко негромко позвал:
— Товарищи! Живы?
Сначала было тихо, только слышался какой-то невнятный шорох.
— Не бойтесь! Мы за вами от Ивана Петровича Млынского.
Из темноты появилась фигурка девушки. Катя, в разорванной рубашке и накинутом чужом платке, босая, подошла к Бондаренко, внимательно взглянула ему в лицо, обернувшись, сказала шепотом:
— Наши… — прижалась к груди Бондаренко и заплакала.
Из церкви сразу же повалила толпа.
— Тихо, женщины, тихо! — говорил им Сашка Полищук.
На крыльце стояли Занге, Охрим, унтершарфюрер и связной от Кляйна. Занге сказал:
— Передайте Кляйну строжайший приказ — драться до конца, несмотря ни на что!
— Слушаюсь! — ответил связной и исчез.
Занге повернулся к Охриму.
— Наша встреча с Млынским сегодня не состоится, Шмиль…
В это время вспыхнуло пламя, осветив подожженный угол дома и жену Павлушкина, которая поднималась с колен. Занге вскинул парабеллум — и жена Павлушкина упала, так и не выпрямившись.
— Неблагодарные свиньи! — процедил сквозь зубы Занге.
Пулеметчик, заметив людей у церкви, стал стрелять.
— Полундра! — крикнул Полищук и гранатой заставил пулемет на время замолчать.
Люди бежали к лесу, падая, поднимаясь, помогая друг другу. Бойцы несли ребятишек на руках. Навстречу им кинулись Зина и ее товарищи, подхватывая тех, кто обессилел… А кое-кто так и остался лежать на пашне…
Хват поднял в атаку бойцов, залегших под самой деревней.
По атакующим ударил огонь автоматов и пулеметов, но внезапным броском наши бойцы успели добежать до еще не сожженных домов деревни. В короткой рукопашной схватке выбили из них карателей и закрепились.
Одна из пуль, залетевших во двор, разбила стекло над головой Охрима.
— Здесь можно глупо погибнуть, — усмехнулся Занге. — Пора уходить.
Атакующие отвлекли огонь и внимание на себя, тем самым дав возможность жителям деревни уйти и укрыться в лесу. Здесь Зина и бойцы оказали первую помощь обожженным и раненым. Зина дала Кате бинт, чтобы она перевязала ногу мальчику, протянула флягу Анне Лосенковой, которая, прижимая к себе ребенка, никак не могла отдышаться. Анна жадно прильнула к горлышку фляги. Вернув ее Зине, расстегнула кофточку и стала кормить ребенка…
