Алексей Балабанов - Брат, Брат-2 и другие фильмы

— Кэт?.. Привет, это Данила… Ну тот, с плеером… Ты мне еще на концерте телефон дала… Сказала: башли будут, оттопыримся… Да, есть… Ага, ладно. Договорились.

— А, это ты? — Кэт выглядела усталой. — А я думала, какой Данила? Какой плеер? Давай бабки.

Он достал $100 и дал ей.

— О! Ну что, по кислоте? Для шишек еще рановато.

Данила кивнул.

— Жди здесь.

На дискотеке танцевали рэйв. Монотонно долбила по голове музыка. Данила танцевал плохо, но старался вовсю. Он уже не обращал внимания на движения, на окружающих, на Кэт, которая то пропадала, то появлялась.

Появившись в очередной раз, она что-то проорала ему в ухо. Он полез в карман и дал ей $100.

Он нашел их на стоянке точно там, где сказал брат. Первый — здоровый, коротко остриженный парень — нервно постукивал по рулю. Второй, постарше, был крепыш небольшого роста. Он сидел рядом и мрачно смотрел перед собой.

Когда Данила открыл дверь и тяжело упал на заднее сиденье, первый дернулся и оглянулся.

— Здорово, бандиты.

— …Мы только вчера его, гада, нашли, — зло говорил первый. — Матерый оказался. Почти полгода прятался. Сейчас вернулся, у дружка живет. Я думаю, в парадке встанем и подождем…

— Втроем? — тихо спросил Данила. Громко он не мог: все отдавалось в голове. Первый промолчал. — У вас таблетка от головы есть?

— Нет!.. Там ход на чердак. Прямо возле квартиры. Я проверил… Там можно…

— А почему нас трое?

— Мы с Утюгом вместе, — как-то упрямо сказал первый.

— Ладно… Они с пушками?

— Еще бы. Такие бабки срубил…

— Это я… Да…

На концерте было шумно. Они со Светкой стояли внизу. Свете не очень нравилось, и она больше глазела по сторонам. Он же с восторгом смотрел на сцену и периодически что-то кричал ей в ухо. Рядом танцевала молодежь. В перерыве она ела мороженое, а он пил пиво. Подскочила безумная Кэт.

— Привет! — Она была возбуждена и все время пританцовывала.

— Привет! — обрадовался он.

— На синьку подсел, — кивнула она на пиво.

— Ага. — Он кивнул.

— Прикид новый у тебя, смотрю. Башлями разжился?

— Сегодня вечером разживусь.

Она кивнула.

— Я знаю, где клевый ганджубас есть. Рванем. Вот, позвони мне. — Она сунула ему телефон.

— Мама твоя? — кивнула на Свету.

— Не… — сказал он.

— Ладно, пока.

— Это что за соска? — спросила Света.

— Знакомая.

Они сидели в какой-то квартире и передавали по кругу косяк. Орала «Нирвана». Кэт передала ему косяк. Он затянулся.

— О чем они поют? — спросил он.

— А тебе не один хер? Кайфово же поют.

— Мне не нравится.

— Он от «Наутилусов» прется, — пояснила она подружке и постучала себя по лбу.

Он подошел к иностранцу, мотавшему головой, и передал ему косяк.

— Merci, — сказал тот.

Данила подсел к нему.

— Музыка ваша американская — говно! — закричал ему в ухо и показал пальцем на колонки.

— Ou. Tres bou music, — показал пальцем француз и кивнул.

— Чё ты споришь! Тебе говорят, говно твоя музыка, а ты споришь! — миролюбиво кричал Данила. — Да и сами вы… Скоро всей вашей Америке кирдык… Мы вам всем козью рожу устроим… Приедем — и устроим… Понял?

Француз слушал, улыбался и кивал. В комнату вошли парень и девушка.

— Чё ты пристал к нему? — потащила его Кэт. — Он француз вообще.

— А какая разница? — Он уже плохо соображал.

— Ладно. Я Кэт. Меня здесь всегда можно найти. Будут башли, приходи, оттопыримся. Пока!

Она махнула рукой и пошла. Он смотрел на нее, пока она не нырнула в какое-то кафе.

Она вытащила его в прихожую.

— У тебя патроны есть?

— Нет, а зачем?

— Как «зачем»? Думаешь, я тебе башли отдавать буду?

Он тупо смотрел на нее.

— Ладно, у французов точно есть.

Она пошла в комнату, а он вышел на кухню, открыл холодильник, достал яйцо и выпил.

— Ты че? — спросила она.

— Чтоб не забалдеть.

Он проснулся дома от телефонного звонка. Голова раскалывалась. Была вторая половина дня. Звонил Виктор.

— Выручай, брат. Заболел я сильно. Надо срочно подъехать, разобраться вместо меня. Сразу за гостиницей «Петергоф» на Васильевском в шесть будет стоять БМВ. Там двое парней, они все растолкуют. У них мозгов нет. Ты уж посмотри там, как и что.

— У меня тоже нет, брат. Башка болит, не могу.

— Даня, не выручишь, я пропал. Там просто, не могу по телефону… Возьми с собой все. Если что, у них трубка есть, набери…

— Ладно, — устало сказал Данила, повесил трубку и пошарил по карманам. Денег не было.

— Ты кто? — Он опешил.

— Я Данила, — спокойно сказал он. — А ты?

— Я? Павел Евграфович, — туго соображая, сказал мужик. — А где Светка?

— Так вот, Павел Евграфович, ты мне сейчас отдашь ключи от квартиры и навсегда забудешь номер этого телефона.

— Ах, блядь… — аж задохнулся мужик. — Хахель!

Про полярника (синопсис)

Теплым августовским днем 1903 года в небольшом городке на севере Канады происходило значительное для всей страны событие, собравшее не только большинство населения городка, но и огромное количество столичных репортеров и фотографов со всего североамериканского континента. Всемирно известный исследователь Арктики Питер Лоутон предпринимал первую в мире попытку добраться до Северного полюса на специально созданном для этого цеппелине жесткой конструкции «Норд».

Окруженный толпой журналистов, он давал последние объяснения целей и задач экспедиции, преимуществ путешествия на сверхновом цеппелине, представлял экипаж.

Безумный журналист вел радиорепортаж, рассказывая, что в свои пятьдесят два года Питер Лоутон организовал четыре полярные экспедиции, написал книгу о воздействии скопления льдов на распределение температур на земном шаре, что он автор работ по исследованию флоры и фауны третичного периода и автор гипотезы о наличии теплого моря в районе Северного полюса.

Семья провожала известного полярника. Дочери в белых платьях махали платками, когда огромный цеппелин медленно отчалил от вышки.

То же самое мы видим и на старой хронике. Жена вытирает глаза. Титр поясняет, что полет связан с большим риском. Далее следует сюжет с Нью-Йоркской ярмарки 1903 года.

Первые полосы всех американских газет выходят с кричащими заголовками о пропаже дирижабля Питера Лоутона и возможной гибели экипажа. Известные исследователи Арктики призывают организовать спасательную экспедицию в район островов Канадского арктического архипелага — предполагаемого места катастрофы.

Но Питер Лоутон не погиб. Он долго шел по бескрайней белой равнине, а потом полз, пока его, полумертвого, с сильными обморожениями лица и конечностей, не нашли самоеды, кочевавшие со стадом по западному побережью Обской губы.

Они долго отогревали его в чуме, растирали салом, отпаивали отварами, пока он не пришел в себя. Они что-то говорили ему на своем языке и по-русски, но он не понимал. Когда стало ясно, что жизнь его вне опасности, они погрузили его на нарты и повезли в большой губернский город.

В Америке экспедицию на поиски полярников так и не отправили. Зато поступило телеграфное сообщение с крайнего севера Канады о счастливом спасении Питера Лоутона и просьба переслать деньги для переезда его в Североамериканские Соединенные Штаты. Деньги были немедленно отправлены.

А в это время обмотанного в шкуры Питера Лоутона по замерзшему Иртышу подвозили к столице Западной Сибири городу Тобольску.

Здесь самоеды сдали его в губернскую больницу, подробно описав случившееся с ним. Здешний доктор Погодин Станислав Афанасьевич внимательно осмотрел больного и похвалил самоедов. Предпринятое ими лечение позволило избежать гангрены и сохранить пациенту ноги, но все же пальцы на правой руке придется удалить. Кроме того, осматривая коросты — последствие сильного обморожения — на лице больного, доктор сокрушался о том, что внешность пациента, к сожалению, восстановить не удастся.

На операции Погодину ассистировала Платонова Наталья Николаевна, любимая помощница доктора, из мещан. Она уже давно закончила медицинские курсы и мечтала выучиться на доктора.

Когда Лоутон понял, что с ним хотят сделать, он начал кричать и вырываться, но его крепко держал санитар.

А тем временем выяснилось, что телеграмму с севера Канады прислали мошенники, которые, получив деньги, скрылись. В афере участвовал и работник телеграфа.

Питер Лоутон лежал в далеком Тобольске на металлической койке в двенадцатиместной палате и смотрел в потолок. Он не понимал, о чем говорили вокруг, а сам говорить еще не мог по причине обморожения лица. Руки и ноги его были плотно обмотаны бинтами, и он стеснялся, когда молодая женщина выносила за ним судно.