Семен Цвигун - Возмездие
Вакуленчук. Нашли парашютиста?
Матрос. Нет, командир, все облазили, еще тюк с оружием нашли, а радиста нет.
Мичман тяжело вздохнул, поправил бескозырку на голове, сказал:
— Светает уже, продолжайте поиск!
— Есть продолжать! — отозвался Сашка,
— Ну, пошли.
Все рассредоточились и двинулись вперед, продолжая осматривать поляну. Пройдя двадцать-тридцать метров, Сашка радостно воскликнул:
— Командир, парашют!
Вакуленчук взглянул вверх и увидел зацепившийся за верхушки деревьев купол парашюта.
— Ну-ка просигналь.
В темноте мелькнул огонек фонарика. И снова тьма.
— Командир, не отвечает.
— Не спеши, посвети еще!
— Все, батарейка скисла.
Полная тишина, ни звука.
— Подойдем поближе?
Две фигуры, скрываясь за деревьями, осторожно выходят на поляну. Никого нет..
Неожиданно раздается треск сломанных веток и громкий окрик: «Стой!»
На верхушках трех деревьев, запутавшись в стропах, висел человек. Он вертелся, пытаясь обрезать стропы.
— С благополучным приземлением! — улыбаясь, сказал Вакуленчук.
— Пароль! — ответил строгий голос, и в руке у парашютиста тускло блеснула металлом граната.
— Теперь какой тебе пароль… — засмеялся Сашка, — и так все ясно… Мы третий день ждем…
— Пароль!
— Вот уперся! Командир, вроде баба, — смеется Сашка.
— Ну, Москва! — отозвался Вакуленчук.
— Рязань, — ответил парашютист, спускаясь, и добавил, убрав гранату: — Давайте знакомиться!
— Мичман Вакуленчук, — протянул мичман руку.
— Наташа, — ответил парашютист.
Мичман так и застыл с раскрытым ртом.
Сашка, подойдя почти вплотную к парашютисту, удивленно заметил:
— Верно, баба.. — потом, смутившись, поправился: — То есть женщина…
Девушка тихо засмеялась и весело ответила:
— Не женщина, а ангел с крылышками… Что рты разинули? Помогите снять ящик! Осторожней — радия!
Вакуленчук и Сашка, словно очнувшись, сняли с плеч девушки тяжелую рацию. Освободившись от нее. Наташа деловито сказала:
— Со мной еще тюки с оружием и боеприпасами сбросили, их надо быстро разыскать.
— Их-то нашли, тебя вот одну искали, — сказал Вакуленчук и добавил: — Ну и отчаянный ты парень, Наташа.
Домик геологов в лесу. Здесь расположен штаб Млынского. На крыльцо навстречу Наташе и Вакуленчуку вышел Млынский.
— Товарищ майор! Радист сержант Сафонова прибыла из штаба армии в ваше распоряжение. Материальная часть при мне.
— С приземлением, сержант, — сказал, улыбаясь, Млынский и вдруг обнял и расцеловал в обе щеки Наташу. — С благополучным прибытием, дорогой сержант!
Наташа немного смутилась, но затем, достав свернутый в трубочку конверт, передала его Млынскому.
— От генерала Ермолаева.
Млынский принял пакет, и все трое вошли в домик.
В штабе отряда в домике геологов идет совещание командиров. Лица присутствующих сосредоточенны. Все внимательно слушают Млынского.
— Товарищи командиры! По достоверным данным, полученным разведкой, против нас начинается карательная операция. Фашисты собрали значительные силы и надеются, окружив лагерь, уничтожить отряд. Мы решили не принимать боя, а, оставив заслон, выйти из-под удара и тем самым сохранить отряд- для выполнения главной задачи, которую поставило перед нами командование фронтом. А именно — активными действиями в тылу заставить врага оттянуть с фронта как можно больше немецких солдат для борьбы с нами. — Сделав небольшую паузу и посмотрев на Вакуленчука, сидящего рядом с Зиной, майор продолжал: — В заслоне остается взвод Вакуленчука. Надо продержаться не менее двух часов, мичман. Отход отряда — через сорок минут. Все свободны.
Раннее осеннее утро.
На опушке леса у треноги с картой стоят несколько эсэсовских и армейских офицеров. Среди них — Вилли и Шмидт. Неподалеку — солдаты с рацией. Рядом — танки. Вдали видны пушки.
Чуть поодаль от этой группы, у автомашины с радиоустановкой, динамики которой направлены в сторону леса, — Петренко и несколько полицаев.
Петренко подходит к микрофону, от которого тянутся провода к усилительной установке. Голос предателя разносится вокруг:
— Русские солдаты и матросы, ваше сопротивление бессмысленно. Вы окружены и прижаты к непроходимому болоту. Во избежание кровопролития германское командование предлагает вам сдаться. Вам гарантируется жизнь, раненым — медицинская помощь. Выходите из леса, сдавайтесь! Выходите из леса, сдавайтесь!
Вилли, натягивая кожаные перчатки, улыбается, кивает Шмидту в сторону Петренко.
— Ганс, эта говорильня— пустая трата времени. Сомневаюсь, чтобы бандиты сами вышли из леса. Они в стальном кольце… Пощекочем их авиацией, а затем утопим в болоте.
— Конечно, конечно, — соглашается Шмидт.
Петренко повторяет обращение к отряду Млынского.
— Эй, Петренко! — кричит Шмидт. — Сможете опознать в утопленниках своего бывшего командира, майора Млынского?
— Так точно!.. Этого бандита опознаю в любом виде! — поспешно отвечает Петренко.
Слова предателя разносятся над лесом, но ни один
боец отряда даже не прислушивается к ним. Фашисты, поняв бесполезность своей затеи, начинают карательную операцию.
Низко над поляной в направлении леса пролетают первые звенья «юнкерсов». В небо вздымаются вырванные, искореженные взрывами деревья.
Самолеты волнами заходят на бомбометание, и все новые взрывы уничтожают осенний лес.
— Ракету! — командует немецкий офицер.
В воздух взвилась красная ракета. Начался артиллерийский и минометный обстрел. Цепи солдат двинулись к лесу.
Дикий грохот от разрывов бомб, снарядов и мин заполнил лес. В окопах полного профиля, в круговой обороне, лежат матросы Вакуленчука.
Вакуленчук отдает короткие команды.
— Командир! Как думаешь, наши уже далеко? — кричит сквозь грохот один из матросов.
Вакуленчук смотрит на ручные большие часы.
— Да, — улыбнулся мичман, — пожалуй, уже не догонишь…
Рядом грохочет взрыв. Матрос прижимается к стенке окопа.
Взрывы следуют один за другим. Кажется, какой-то геркулес молотобоец огромным молотом бьет по лесу…
Падают вырванные с корнем деревья, огромные пласты черной земли засыпают траншеи. Сверху летят щепки, куски деревьев. С воем взрываются мины, срезая молодой кустарник и перемешивая его с желтыми листьями и с землей…
Давно разрушен домик геологов. Завалены землянки. Взрывы бомб и разрывы гранат отдаляются. Они уже слышны в глубине леса, позади лежащих в окопах матросов.
— Раненые есть? — спрашивает Вакуленчук.
— Михеев и Сазонов убиты… Боголепов тяжело ранен… — передают по цепи.
— Траншеи расчистить! Николай, бруствер поправь!
— Есть! — отвечает матрос.
— Быстро! — приказывает Вакуленчук. — Раненых — в укрытие!.. Приготовиться! Сейчас полезут!
Матросы устанавливают станковые и ручные пулеметы, раскладывают гранаты.
Вакуленчук вскочил на бруствер окопа. Его все видят.
— Главное, братва, не подпускай вплотную, иначе сомнут. Пулеметчикам чаще менять позиции! Ясно?
Вакуленчук спрыгнул в траншею.
Почти одновременно с двух сторон появились черные фигуры карателей. Они медленно, цепью приближаются к окопам. Полная тишина… Только где-то, далеко позади, слышен гул взрывов…
Лица матросов Вакуленчука… Все замерли, крепко сжимая в руках оружие… Появляясь и исчезая за кустами и стволами деревьев, приближаются цепи солдат с собаками.
Каратели уже близко… Лежат матросы. Суровые, мужественные лица…
Рука Вакуленчука — на спусковом крючке ручного пулемета… Палец нажимает на крючок… Тишину разрывают выстрелы.
Отряд Млынского тремя колоннами вышел к опушке леса. Впереди — открытое место. Болото, покрытое сверху небольшими кустиками и листьями, чуть-чуть колышется. Утренний густой туман укрыл все пространство. Вдали — черная стена леса. Где-то позади слышен гул.
Млынский и Серегин стоят у самого болота. К ним подходит Алиев. Млынский спрашивает у него:
— От Вакуленчука никого нет?
— Никого.
Серегин попробовал наступить ногой на кочку. Она провалилась в трясину. Ухватившись за руку Алиева, он с усилием вытащил мокрую, всю в мелких зеленых зернах ногу…
Млынский смотрит на часы.
— Если еще через час не найдем брод, придется бой принимать здесь. — И обратился к Серегину: — Давай, капитан, команду рыть окопы. Другого выхода не вижу.
Над лесом низко пролетела шестерка «юнкерсов».
Млынский подошел к крайней телеге. На ней лежал раненый. Он слабо поднял руку, приветствуя майора. Млынский, чуть улыбнувшись, крепко пожал его руку и направился дальше. Он обходил отряд. И по тем взглядам, которые бросали на него бойцы, он понимал, что ему ничего не надо говорить… Люди готовы на новый трудный бой.