Вадим Трунин - Портрет моего отца

— Что, за отпускными пришел? Мал чемоданчик-то — не уместится за два года.

— Как-нибудь. Крупными купюрами, — отшутился он. — Я б хотел узнать, если можно, где сейчас Январев?

— Далеко. В Салехарде. А зачем тебе?

— Так. Поблагодарить за один подарочек.

— А ты открытку пошли. Не в Салехард же из-за этого лететь.

— Нет. Надо лично. Полечу.

— Что же он такое вам подарил? — спросила женщина-бухгалтер.

— Пустяк, в общем-то… Жизнь, — ответил с улыбкой Коля.

— Ну и шутки у вас.

На промежуточном аэродроме он застрял. Метель. Сидел в диспетчерской избушке вместе с экипажем, коротал время, дремал, сидя у стены на полу, и слушал переговоры по радио о погоде. Ничего хорошего не обещали.

— Циклон. Понижение давления. Метель. На ближайшие трое суток, — сказал диспетчер.

Летчики роптали:

— В праздники сидеть тут, а? Вот работка. И под самым Салехардом. Пешедралом можно было бы.

— Говорят, от строителей вдоль трассы вездеход пойдет.

Коля уши навострил, шапку сдвинул с глаз и спросил:

— Когда?

— Через час. А ты что, пойдешь? — спросил его командир экипажа.

— Пойду. — Коля встал.

— Слушай, друг, тогда возьми пакет. — сказал командир. — Авиапочта Январю. Обещал доставить к празднику, да вот…

— Давай. Доставлю в лучшем виде.

Зарываясь в сугробы, вездеход шел вдоль трассы нефтепровода. На просеке, у траншеи, лежали трубы. Их заметало снегом. Однако у реки, где стояли срубы и вагончики передвижной механизированной колонны, вездеход остановился. Подошел рабочий и сказал водителю:

— Глуши свою тарахтелку. Лед тебя не выдержит.

— А если все же попробовать? — вмешался в разговор Николай.

— Один попробовал… Откуда ты шустрый такой? Романтик. С сибирской рекой не шутят. Видишь, люди ждут, — показал он на стоявшие вдоль берега машины.

Зашли в контору погреться. Там накурено — дым коромыслом и полно людей, ждущих переправы.

Пищала рация.

Бурлаков сказал человеку, сидевшему за столом:

— У меня пакет для Январева. Срочный. К празднику должны ему доставить.

— К празднику. Тут у нас сплошной праздник, видишь, из-за переправы. Где пакет?

— У меня. Должен лично.

— Ну, тогда обожди… у моря погоды. — Он обернулся к радисту: — Вызови Января.

— Есть! — Радист склонился к микрофону: — Алло! Салехард? Пэ-эм-ка один вызывает Январева. Есть!

И снова Коля услышал знакомый голос:

— Январев слушает.

— Владимир Петрович, тут для вас пакет, срочный. А у нас река, будь она… — сказал в микрофон человек, сидевший за столом.

— Откуда пакет? — спросил Январев.

— Дай сюда, — протянул человек руку.

Поколебавшись, Коля достал пакет и передал ему:

— Вот. Из Москвы.

— Вскрой пакет.

— Есть. — Человек разорвал веревку, развернул два слоя бумаги и достал целлулоидный диск. — Тут пластинка, что ли…

— Какая пластинка?

— Патефонная.

— Что за черт. А у вас там проигрыватель есть?

— Что? Проигрыватель? Нет.

Тут еще чей-то голос вмешался в разговор:

— Есть! Есть у них проигрыватели, Владимир Петрович.

— Кто это? — строго спросил Январев.

— Я. Пэ-эм-ка шестой. У них там наша машина застряла, а в ней подарки к празднику.

Один из людей, находившихся в конторе, подошел к столу:

— Есть, есть! У меня. Это я — Скворцов.

— Ну, давай быстрей!

— Я сейчас. — Он выскочил из конторы.

Все ждали.

Скворцов прибежал с ящиком быстро.

Его распаковали, вынули проигрыватель, включили в сеть.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Январев.

— Ставим. Сейчас. — Радист опустил на пластинку адаптер.

Раздалось шипение, и вдруг веселый детский голос сказал:

— «Здравствуй, папа! Папочка, поздравляем тебя с праздником Великого Октября! Папочка! Мы с бабушкой гуляли и зашли в студию звуко… звуко…

— Звукозаписи, — подсказала бабушка.

— Да! Правильно! Я тебя крепко-крепко целую. И маму тоже».

Коля обернулся, увидел лица людей, собравшихся здесь, в конторе. Они стояли, тесно окружив рацию и проигрыватель. Коля стал осторожно, плечом вперед пробираться к выходу.

Он вышел из школы. Было уже светло. Навстречу шли ребята. Девчонки и мальчишки с портфельчиками. Некоторые вежливо здоровались.

Коля по тропинке вышел к замерзшей реке, перешел через мост и поднялся в слободку.

У дома Леши Горбатова его окликнули:

— Николай! — Из калитки выбежал Лешин отец. — Николай! — обнял его. — Ты когда же приехал?

— Вчера.

— А чего ж не зашел?

— Так поздно было.

— А когда зайдешь?

— Вот иду.

— Заходи, заходи. — Старик несколько суетливо раскрыл перед ним калитку, пропустил вперед.

В доме было свободно, светло и тепло. Посреди горницы на коврике сидел толстый двухлетний малыш и, высунув язык от усердия, чиркал карандашом листы оберточной бумаги.

Катерина шуровала ухватом в печи. Встревоженно глянула на вошедших.

— Здравствуйте, — сказал Николай, раздеваясь.

— Здравствуй.

— Вот, — сказал Лешин отец, кивнув на малыша, — видишь?

— Вижу. — Коля присел около мальчика и спросил: — Как тебя зовут?

— Леха.

— А что ты рисуешь?

— Папу.

Коля подхватил малыша на руки, прижал к себе и затих. Малыш доверчиво обнял его за шею.