Семен Цвигун - Возмездие
Зина смотрит на Петренко.
— Ох, лейтенант, и мерзавец же ты!
Петренко с силой зажимает ей рот. Зина отталкивает его от себя. Раздается грохот упавшей на пол разбитой посуды. В комнату быстро входит на костылях раненый солдат. За ним — еще двое. Один из вошедших с порога говорит:
— Ай-яй-яй! Нехорошо, лейтенант! За что же ты нашу сестричку-то обижаешь?
— Да что вы, братцы, что вы, — пытается улыбнуться Петренко, — мы шуткуем…
— Я тебе пошуткую, — решительно говорит другой раненый, наступая на Петренко.
Петренко ударом кулака сбивает его с ног. Отскакивает к столу, на котором лежит трофейный автомат, хватает его, направляет на раненых: «Не подходи!» Лязгает затвором. На лице Петренко отчаянность. Отступая к окну, он следит за каждым движением бойцов. У самого окна повел автоматом.
Зина заслонила раненых.
— Не смей, подлец!
Не оборачиваясь, Петренко выбивает прикладом раму окна.
— Ну, пропадай ты пропадом вместе с ними, дура! — кричит он, выскакивает в окно и бежит в лес.
Часовой, стоявший на посту, увидев его, окликнул:
— Стой! Кто идет?
Петренко дал по нему очередь из автомата.
Солдат вскрикнул и мертвый упал на землю.
В избе у деда Матвея на столе пироги. Анастасия вытаскивает их из печи. Слабо светится фитилек семилинейной лампы, привешенной к потолку. Время ночное. Мишутка здесь же, лежит на печи свесив голову.
За столом готовятся к ужину Млынский, Алиев и Серегин.
Дверь неожиданно распахивается, и на пороге появляются дед Матвей и Зина, которая останавливается, прислонясь к косяку.
— Что случилось? — Млынский встал ей навстречу.
— Петренко, — задыхаясь, проговорила девушка, — предлагал вместе уйти и сбежал!..
— Германца привести может, — сказал дед Матвей, — словить его надоть.
Гонимый страхом, Петренко бежит по темному лесу. Дождь и ветки хлещут его по лицу. Он падает, поднимается и, затравленно оглядываясь, снова бежит, пробирается через речку и камыши, останавливается перед кустами.
— Стой! Кто идет? — раздается из тьмы окрик на немецком языке.
К Петренко подскакивают два немецких солдата. Один из них хватает его за шиворот и кричит: «Русски швайн!» Потом резко, сильным толчком отшвыривает от себя, направляет в его сторону автомат и загоняет патрон в патронник. Петренко бросает свое оружие. У него искаженное от страха лицо. Боясь, что его убьют, он начинает подобострастно извиваться перед немцами и истошно кричать и причитать с трясущимися губами:
— Не надо! Не надо! Не на… Я сам! Я сам! Их бин фройнд! Я… Я ваш друг. Не надо!
Солдат поддел его кованым сапогом.
В избе деда Матвея — Млынский и Алиев. К еде не притрагивались. Только дед Матвей медленно и старательно жевал что-то беззубым ртом.
Анастасия хлопотала у печи. Ждали… Мишутка спал.
Дверь открылась. Вошли усталые, промокшие насквозь Серегин и мичман Вакуленчук. Все посмотрели на них. Мичман поставил автомат, поправил на голове бескозырку, возмущенным голосом проговорил:
— Ушел, гад…
— Ведь думал же про этого Петренко, — вздыхает Серегин, — думал — подлец, но чтобы предатель…
Млынский приказывает Вакуленчуку выставить двойные посты.
— Какая только мать его родила, — качает головой Алиев. — Теперь уходить надо.
— Без меня вам топью до Черных лесов не пройти, — сказал дед Матвей. — Возьмите меня с собой, пригожусь.
— В Черный лес нам теперь идти нельзя, Матвей Егорович, — заметил Млынский.
— Верст двадцать отсюда, — задумчиво произнес дед Матвей, — в лесу стойбище было… Геологи до войны искали чего-то, там три домика-развалюшки остались… Глухомань…
— Где это, Матвей Егорович? — поинтересовался Серегин.
— Да я провожу. От нас недалеко… Подладиться всегда можно, или похарчевать, или еще чего…
— Люди ваши с нами пойдут? — интересуется Серегин.
— Ну а зачем они? — говорит дед Матвей. — Войску только обуза. Да ведь небось с детишками да с бабами воевать не станут.
— Обозом пройдем? — спрашивает Млынский.
— Проведу, — спокойно и уверенно отвечает дед Матвей. — А здесь Алешку оставлю. От самолетов люди схо-ваются, а он, в случае чего, сообщит нам. Он тут все стежки-дорожки знает. И вашего мальчонку у нас оставьте, чего ему по лесам да болотам бродить, — сказал дед, поглядев на Мишутку.
— Ну что же, через два часа выступаем, — распоряжается Млынский.
Отряд собирается в дорогу. Укладывают на повозки раненых. Мишутка подает им в котелке воду. К нему обращается Зина:
— Ну, Мишутка, пора. До свиданья. Мы скоро вернемся.
Солдат уводит мальчика.
Покидающих поселок провожают женщины. Они плачут. Млынский задушевно, тепло говорит им:
— Спасибо вам, дорогие женщины.
Крестьянки в свою очередь благодарят майора. Одна, вытирая слезы, говорит:
— Да что же вы так сразу-то?
Млынский, переживая боль, вызванную тем, что приходится оставлять беззащитных женщин и детей, твердо говорит плачущей крестьянке:
— Не плачь, мать, не плачь. Мы вернемся.
Женщины причитают:
— Сыночки наши дорогие!
— Ой господи, что делается, что делается!
Из избы выходит дед Матвей.
К нему обращается Анастасия:
— Я вам собрала кое-что. Не простынь, Матвей Его-рыч, я тут портянки, носки теплые положила.
Дед Матвей, увидев внука, говорит:
— Алешка, ты здесь за мужика остаешься. В случае чего, ты знаешь, где я буду.
— Хорошо, — ответил мальчик, гордо оглядев присутствующих.
Дед Матвей прощается с женой. Она его напутствует:
— Береги себя, Матвей Егорыч.
— Ладно, Анастасьюшка. — И женщинам: — Ну, бабоньки, бывайте.
Они отвечают хором:
— Возвращайтесь… Счастливо… Доброго пути вам.
Отряд Млынского скрывается за горизонтом.
В бывшем классе школы — кабинет гестапо. За столом на фоне школьной доски, на которой висит крупномасштабная карта района, сидит Шмидт, офицер гестапо в черной форме. У окна стоит другой офицер, Вилли, помоложе. Перед ними с заискивающим выражением лица, без ремня, в грязной гимнастерке сидит Петренко.
— Я рядовой, господин офицер. Когда я впервые выходил из окружения… под Минском… выдал себя за лейтенанта… Я думал, так легче будет в плену. А потом какой-то полковник увидел мои кубари и поставил меня командиром роты…
— С каким заданием вы шли в город? — строго спрашивает Шмидт.
— Я добровольно… Сам сдался!.. У меня нет никакого задания! У меня свои счеты с Советской властью! Отца раскулачили! Семью разорили!..
— Это вы говорили, — прерывает его Шмидт. — Вы говорили также, что отряд майора Млынского находится в лесном поселке. Встать!
Петренко поспешно вскакивает.
— Разведка установила, что там ни одной воинской части нет! Нет ее и в Черных лесах.
— Когда я уходил, они были там… Ушли, наверное, к линии фронта…
— А вы уверены, что к линии фронта?
Петренко недоуменно смотрит на Шмидта.
— Зачем же им идти в другую сторону? Ведь они пробивались к своим, на восток!
— Вы нас обманываете, Петренко! — горячится Шмидт.
— Я сам сдался, добровольно.
— Я буду проверять вас на работе.
— Спасибо, спасибо, — залепетал Петренко.
— При малейшем подозрении — на виселицу.
— Извольте не сомневаться, господин офицер.
— Пока можете идти.
— Слушаюсь! — Петренко направился к выходу, но у самых дверей остановился. Обернулся. — Простите, господин офицер, я вспомнил один разговор.
— Ну что там еще?
— Я вспомнил один разговор. Майор Млынский родом со Смоленщины. Он жил там с семьей до войны… Не вспомню где… Там теперь ваши войска… Вы, наверное, могли бы отыскать его семью, если они не успели удрать куда-нибудь.
— А ты вспомни где, — сказал Вилли.
— Я вспомню, я обязательно вспомню…
— Иди!
Петренко, пятясь, ушел. Вилли усмехнулся.
— Я вижу, вам понравился этот трус.
— Да, — согласился Шмидт. — Для начала пусть поработает следователем в полиции. Когда у него будут руки в русской крови, деваться ему совсем будет некуда…
— Что ж, резонно, — кивнул Вилли. — А если бы нам удалось взять семью этого Млынского…
Лагерь отряда Млынского — на новом месте. Моросит мелкий противный осенний дождь. Несколько почерневших от времени деревянных сборных домиков и длинный, добротно сбитый сарай прижались к лесу. На полянке кипит работа. Солдаты роют окопы, заготавливают бревна для дзотов. Ветками ельника накрывают крыши домов и сарая. Немного в стороне сколотили навес для лошадей.
Млынский обходит лагерь. Осмотрел маскировку домиков и сарая. Подошел к группе солдат, которые под руководством разбитного маленького лейтенанта обучались закладывать мины. Две доски, положенные параллельно, изображали полотно железной дороги. Другая группа изучала устройство немецких автоматов.
Во время обхода лагеря майор отдает приказ командиру роты заминировать подходы со стороны, наиболее доступной для проникновения противника. Обращаясь к одному из солдат, требует уплотнить край траншеи, чтобы он не осыпался.
