Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй

Мы с Альбертико стали спиной друг к другу и поспешили отвинтить наконечники: это всегда делается при встрече с акулой, если нет желания помериться с ней силой, — тупая стрела без наконечника наносит хищнице укол, но не остается в ее теле. Мы готовы были к обороне, и я подумал: «Как же так, почему доктора нет с нами?» На секунду подняв голову над водой, я увидел и вовсе не объяснимую картину: опытный и смелый подводный охотник, который не мог не понимать смертельной опасности, нависшей над его сыном, плыл не к нам, а к лодке.

Между тем акула снова пошла в атаку. Теперь близость ее была настолько рискованной, что мне, нырнувшему ей наперерез, пришлось выстрелить. Хищная тварь метнулась в сторону, но метрах в пятнадцати от нас остановилась. Укол стрелы без наконечника не причинил ей вреда.

Пока я перезаряжал ружье, для этого надо всего секунд десять — пятнадцать, к акуле присоединились еще две. Положение становилось критическим. Надо было как можно скорее подзывать лодочника.

Подняв голову над водой, я увидел доктора, плывущего к нам от лодки со стремительностью хорошего спортсмена на дистанции.

Тем временем акулы, все три, словно по команде старшей, пошли вниз. Мы знали, что это был их излюбленный прием для начала атаки. Не успели мы с Альбертико сообразить, что делать, как доктор уже был под нами. Усиленно работая ластами, он летел навстречу акулам. Мы нырнули за ним. Но, когда хищниц и доктора разделяло всего метров пять и столкновение казалось неминуемым, доктор быстро выставил вперед и раскрыл… зонтик.

То, что произошло в следующий миг, трудно себе представить. Перед нашими глазами блеснули три белые молнии, и хищниц след простыл.

«Вот так бабушкин зонтик!» — подумали мы и, переводя дыхание, поплыли к берегу.

Когда же на берегу мы принялись разводить костер, доктор, обращаясь к сыну, наставительно сказал:

— Альбертико, всему виною твой никелированный нож. Его блеск манил к себе акул. Ты больше никогда не бери его с собой в море.

Затем доктор объяснил, почему акулы так пугаются простого зонтика.

— Акулам, — сказал доктор, — представляется, будто нечто более бесстрашное и сильное, чем они сами, движется на них.

— Когда открывается зонтик? — спросил Альбертико.

— Ну конечно! Зонтик в долю секунды превращается из точки в огромный черный круг.

После такого урока, преподнесенного нам доктором, мы уже никогда не выезжали на охоту в море без чудодейственного зонтика.

7. ПОРТУГАЛЬСКАЯ КАРАВЕЛЛА

Тропические рифы — это подводный мир красок, дрожащих и сверкающих. Но слишком часто красота форм, грациозность осанки, щедрость окраски таят угрозу болезни и даже смерти.

Крик, доносившийся со стороны моря, был услышан нами не сразу. На берег, сложенный из острых коралловых образований, с шумом накатывалась небольшая волна.

Мы с Армандо после трех часов утомительной охоты, начатой с берега без лодки, только что вышли из моря. Оба еще сидели во всем подводном облачении и, что называется, переводили дыхание.

Случилось это вскоре после того, как Армандо принялся обучать меня сложному искусству подводной охоты.

Уставшие, но довольные результатами дня, мы увлеченно обсуждали встречу с барракудой, которая пыталась «поделить» с Армандо его добычу, а теперь висела на моем кукане. И тут — этот крик.

Женщина металась по берегу, на котором почти никого не было, и отчаянно размахивала руками. Рядом с ней были дети. Они плакали. Женщина призывала помочь кому-то, находившемуся в море. А там, метрах в пятидесяти от нас, не более, беспомощно простирая руки к небу и беспорядочно хлопая ими по воде, тонул человек.

Теперь лишь до нас донесся и его страдальческий призыв:

— Эй-о! А-эй! О-о-о!

Стянуть маску со лба на глаза и поймать ртом загубник трубки было делом двух секунд, и мы поспешно поплыли в сторону тонувшего.

Армандо первым достиг терявшего уже сознание пловца. Мертвенно-бледное лицо его было перекошено от боли. Оно, как поплавок при клёве, то уходило под воду, то показывалось вновь над водой. Немигающие, широко раскрытые стеклянные глаза уже видели только нас. В нас тогда был весь его мир, последняя надежда сохранить жизнь.

Ловец раковин, а в этом не было никакого сомнения, так как рядом плавала автомобильная камера, полная тритонов, рапанов и стромбусов, потерял сознание в тот самый миг, когда Армандо схватил его за плечи. Но тут же мой друг резко отдернул руки и принялся прополаскивать их в воде.

Нам стала ясна причина, ввергшая этого человека в смертельную беду. Выручило то, что я не успел еще стянуть с рук перчатки, в которых, как правило, всегда выходил на охоту в море.

Обхватив голову и поддерживая его под поясницу, мы вдвоем осторожно доставили пострадавшего на берег. Он не приходил в сознание. Слабый пульс еле прощупывался. Лицо, изуродованное судорогой, стало синим. Женщина и двое детей безутешно рыдали. Армандо пучками травы старательно снимал с тела незнакомца сгустки слизи, под которыми пунцовым пламенем горела кожа. Я быстро, чтобы освободить место, убирал с заднего сиденья «Волги» сложенную там одежду.

К счастью, все это произошло на пляже Ринкон-Франсес, неподалеку от известного кубинского курорта Варадеро, и с нами была автомашина. Оставив бедную женщину сторожить наши пожитки, снаряжение и охотничьи трофеи, мы, как были в мокрых трусах, помчались к городу.

Уже через пятнадцать минут «Волга» подъезжала к клинике. По тому, как заскрипели у подъезда тормоза, медперсонал понял, что необходима срочная помощь. На вопрос вышедшего навстречу врача Армандо только и произнес:

— Агуа мала!

Этого было достаточно, чтобы уже через минуту сестра сделала один за другим два укола и принялась промывать пораженные места каким-то молочно-белым раствором. Врач тем временем внимательно прослушивал сердце.

Потянулись томительные секунды. Мы, стоявшие в плавках в этом белом храме, где земные боги должны были совершить чудо — воскресить человека, — вдруг почувствовали себя неловко. Но в это время доктор поднял голову, и лицо его просветлело. Он отложил в сторону стетоскоп и произнес:

— Это пятый случай за неделю, и самый тяжелый. Такое нашествие на Варадеро случается раз в десять лет. Яд попал на большую часть спины, шею, затылок и голову. Ваш товарищ еще стойко держался. И хорошо, что вы были поблизости от города…

Мы переглянулись с Армандо, ибо не знали даже, как зовут пострадавшего.

— «Агуа мала», «португальская каравелла», или сифонофора-физалия, — продолжал мягким голосом доктор, — штука серьезная. Об этом забывать нельзя… и вам особенно.

Врач без труда определил по светлым контурам кобуры ножа, которая обычно крепится на внешней стороне голени правой ноги и защищает ее от загара, что мы подводные охотники, и лишний раз предостерегал нас.

«Португальская каравелла»! Мне, испытавшему раз и то через рубаху силу действия ее яда, до сих пор представляется встреча с этим животным в воде куда опаснее, чем с любым другим морским хищником.

Сифонофора-физалия! Конечно же, такое звучное и красивое имя этому на первый взгляд безобидному обитателю моря мог дать только ученый, который глядел на величаво проплывавшие мимо гребешки-парусы с высоты борта научного судна.

Действительно, переливаясь под солнечными лучами всеми цветами радуги, плавательные колокола — гребни пневматофоров физалии — хорошо видны на воде, привлекательны, и первое желание при встрече с ними — схватить пузырь рукой. Но подводная часть физалии, прямо скажем, мало привлекательна. И не только потому, что представляет собой для купальщика и спортсмена-подводника наиболее неожиданную и особо серьезную опасность.

До пяти, а у отдельных особей и до пятнадцати метров обычно бесцветные, реже голубоватые и ультрамариновые ловчие нити-щупальца тянутся в сторону от тела животного, над которым возвышается плавательный пузырь.

Подводный охотник чаще всего, поднимаясь на поверхность за воздухом, не смотрит наверх, дабы не потерять из поля зрения все то, что происходит в зоне его будущего действия. Тут-то он невольно и становится «добычей» этого «удивительного и красивого» морского создания.

Разветвленные нити-арканчики — сколько их, сосчитать невозможно — вооружены у физалии так называемыми стрекательными клетками. Простым глазом рассмотреть их нельзя, но каждое щупальце имеет их великое множество. Снаружи клетки торчит микроскопический волосок, связанный с нервной системой животного. Прикоснется волосок к постороннему телу — и мгновенно крохотная стрела, свернутая до того спиралью в специальной капсулке, раскручивается, словно живая пружина, и выбрасывается в сторону раздражителя, изливая яд.