Антология - Европейские поэты Возрождения
Франсиско Салинасу[431]
Салинас, все смолкает,И яркие лучи рекою льются,И ветер утихает,Чуть звуки раздаются,Когда струны твои персты коснутся.
Под неземное пеньеМой дух, дремотой тяжкою сраженный,Очнувшись от забвеньяИ, словно оживленный,Вновь обретает память, просветленный.
И, радуясь прозренью,Он к истине высокой воспаряет,Исполненный презреньяК металлу, что сияетИ чернь неверным блеском ослепляет.
Вдаль от юдоли теснойТа музыка мой легкий дух умчалаТуда, под свод небесный,Где искони звучалоБожественной гармонии начало.
Звенящие аккорды,Как музыке небес ответ певучий,Ты посылаешь гордо,И сонмы тех созвучийСливаются в мелодии могучей.
В ней, как в морской лазури,Душа плывет, полна такой истомы,Что все земные бури,Несчастья, беды, громыКак будто ей чужды и незнакомы…
О сон, восторга полный!Ты забытье, какого нет блаженней!И пусть меня, как волны,Уносит дивный генийОт грубых чувств и низких побуждений!
Любимцы Аполлона!Друзья! Ваш хор зовет нас вдохновенноВнимать ему влюбленно,Отбросив все, что бренно,Освободившись от земного плена.
О друг мой юный,Салинас! Пусть звенят, не умолкая,Божественные струны,Мой чуткий слух ласкаяИ от всего земного отвлекая!
О сдержанности и постоянстве
Блажен, кто цену знаетВсему, чье проницательное окоПовсюду проникаетИ видит мир широкоОт запада до самого востока!
Один, гонимый жаждойОставить сыну пышное именье,Грош экономит каждыйИ в безрассудном рвеньеСам терпит холод, голод и лишенья;
Другой пред знатью чванной,В восторге млея, стелется травою,Тщеславьем обуянный,Подачек ждет с мольбою,Смирившись с жалкой, шутовской судьбою;
Бедняга третий, таяПред локонами и лукавым взглядом,Мгновения считаяБлаженные, когда он с милой рядом,Потом за них годами платит адом…
И только тот, кто в силахСебя смирить и отнестись к порывамЖеланий легкокрылыхС презреньем молчаливым,По праву назовет себя счастливым.
Ведь если день сияет,То злобный ветер, нагоняя тучи,Его не вытесняет,И, пролетая над скалой могучей,Он пик ее не может сбросить с кручи.
Так дуб тенистый, старый,Жестоким топором лишенный кроны,Вновь с силой жизни яройЛиствой темно-зеленойВесной укроет ствол свой оголенный, —
Его уничтожают,Ломают, рубят и калечат грубо, —А он все расцветает,И снова корни дубаСмеются над бессильем лесоруба…
Я восхищаюсь теми,Кто, перед силой не сгибая стана,Судьбы нелегкой бремяНесет, хоть гнев тиранаНад ним висит угрозой постоянно!
Он гордо скажет: пламяРасплавит и твердейшие металлы;Что ж, расправляйся с нами,Коль жертв тебе все мало,И крови вновь твоя душа взалкала!
Руби, коль надо мноюТвоя слепая ярость разразилась!Я грудь тебе открою, —Но знай: в ней сердце билось,В котором мирозданье уместилось!
Легко пронзишь ты телоНожом, — и все же злость твоя напрасноМеня сломить хотела:Здесь ты достиг предела —Моя душа кинжалу неподвластна.
Из пут освободитьсяТы ей помог, мной завладеть желая,И вот она, как птица,Летит к воротам рая…Мне жаль тебя: ничтожна власть земная!
Выходя из тюрьмы[432]
Сраженный завистью и клеветою,Попал я в эту мрачную темницу.Как счастлив мудрый: он не соблазнитсяБольшого света мишурой пустою!Навек с мирской расставшись суетою,Живет он в сладостном уединенье;Неприхотлива жизнь его простая,Лишь с богом он находится в общенье,Сам зависти не ведая мученьяИ зависти в других не вызывая!
Питер ван дер Хейден (раб. 1530–1572).
Кухня тощих. С композиции Питера Брейгеля Старшего. Гравюра на меди.
БАЛЬТАСАР ДЕ АЛЬКАСАР[433]
Ужин
Перевод Инны Тыняновой
В Хаэне у нас проживаетНекто дон Лопе де Coca.Мы коснулись такого вопроса,Что смешней, Инес, не бывает.У него португалец лакеемСлужил, да и вдруг исчез…Но поужинаем, Инес,Поболтать и после успеем.Хочется есть до зарезу,И хорошая ты хозяйка.Уж в чашах вино, давай-ка,Пора начинать трапезу.Молодого вина — избыток,Его я благословлю;Я набожен и люблюКрестить благородный напиток.Приступим-ка чин по чину:Подай мне бурдюк, сестрица,Мне красное это сгодится —За каплю дашь по флорину.Откуда его приносят?Ах да… из таверны «Башня»:По десятке за четверть. Не страшно,Дешевле у нас не просят.Богом клянусь, что редкоПриятней таверну найдешь;А в общем, сладко живешь,Когда таверна — соседка.Старо оно или ново,Не знаю даже примерно,Но дивное, право слово,Изобретенье — таверна.Туда прихожу, алкая:На выбор — разные вина;Отмерят, нальют, опрокину,Плачу́ — и пошел, напевая.Можно хвалить бы вечноБлаженство, Инес, такое,В одном лишь вижу плохое —Что слишком оно быстротечно.Что нам теперь подадут?Салат и закуски съели.Госпожа колбаса? Неужели?Приветствую ваш дебют!В каком же соку и силе!Как стянута! Как дородна!Сдается, Инес, ей угодно,Чтоб тотчас мы к ней приступили.Входи, кровяная, ну-тка,Дорожка узка, осторожно…Воду в вино? Невозможно!Инес, не обидь желудка!Налей вина постарее,Чтоб кушаньям вкусу придать;Храни тебя бог, не сыскатьМне ученицы мудрее.Еще колбасы подай-ка,Такую бросать не дело.Во рту прямо все сгорело —С лучком, с чесночком, негодяйка!В ней есть и орешки — славно!Чем только она не набита!Проперчена тоже сердито.Готовишь, сестрица, исправно.Чувства во мне закипаютОт такого блаженства. А ты?Впрочем, твои чертыУдовольствие выражают.Я рад, хоть шумит в голове,Но… не думай, что я шучу:Ты одну ведь зажгла свечу,Почему ж их сделалось две?Впрочем, там, где питье и еда,Вопросов не задают:Когда так здо́рово пьют,Размножаются свечи всегда.Попробуем тот кувшин:Небесный в нем, знаю, ликер;Лучшим он даст отпорИз самых отборных вин.Нежен-то как, прозрачен!Приятно как горьковат!Пряный какой аромат!Ну до чего ж удачен!Но на сцену выходит сыр(Колбасу мы съели, бедняжку)И, кажется, требует чашку,Чтобы закончить пир.Сыр овечий, как ты хорош!Пою тебе гимн хвалебный;А вкус у маслин — волшебный.Что, сестрица, их не берешь?Теперь, Инес, как обычно:Бурдюк — и глоточков пять.Ну, пора со стола убирать,Мы поужинали отлично.И поскольку с тобой на дивоМы поели, вернуться сразуБудет, Инес, справедливоК прерванному рассказу.Так слушай: тому лакеюВздумалось вдруг простудиться…Бьет одиннадцать, время ложиться;Досказать и завтра успею.
САН ХУАН ДЕ ЛА КРУС[434]
