Джордж Байрон - Дон-Жуан

Песнь семнадцатая

[711]

Мир полон сирот; говоря точней,Есть сироты в прямом значенье слова,Но одинокий дуб порой пышнейДерев, растущих тесно, бестолково.Есть сироты, чья жизнь еще грустней:Их нежности родительской суровоВ младенчестве лишил жестокий рокИ на сиротство их сердца обрек.

Единственные дети представляютОсобый случай; именно о нихУпрямо поговорка заявляет:«Единственный ребенок — баловник!»Я знаю точно, — если нарушаютРодители при воспитанье ихЛюбви границы, — бедное созданьеРастет, как сирота, без воспитанья.

Словечко «сирота» рисует намИзмученных ребят в приходских школах,Носящихся по жизненным волнам,Как жалкие обломки. Рок тяжел их;Их мулами не зря назвали там.Нам грустно видеть сирот полуголых;Но если суть вещей уразуметь —Богатых сирот надо бы жалеть.[712]

Самим себе предоставляют раноПодобных сирот их опекуны,Хотя их охраняют неустанноЗакон и все законники страны;А в результате все-таки нежданно,Как курица, они поражены,Когда утенок, высиженный ими,Бежит к воде, чтобы уплыть с другими.

Есть пошлый довод; все им защищаютсяОт света новых истин искони:«Когда ты прав, так, значит, ошибаетсяВесь мир», — а это ереси сродни.Но и обратный довод представляетсяВозможным — небывалый в наши дни:«Раз ты не прав — так остальные правы!»Но может ли так быть? Не знаю, право.

Свободу слова я бы учредилДля всех и вся. Ведь это — благодать!Пусть каждый век стремится что есть силПредшествующий бурно обвинять, —Мол, был он зол, и глуп, и туп, и хил, —А ведь того не хочет замечать,Что прежний парадокс сугубо лют, ор —тодоксом став; тому примером Лютер.

Из таинств признавал он только два,А ведьм и вовсе отрицал. Ну что же?«К чему нам жечь старух?» — сии словаВполне гуманны, но — прости мне, боже, —Есть суки, чья природа такова,Что нужно бы подпаливать их все же!А жечь старух невежливым считается,Хотя сэр Мэтью Хейлс[713] и огорчается.

Когда поставил солнце ГалилейНа место, поместили ГалилеяВ тюрьму[714], чтоб он не совращал людей,Провозглашая странную идеюВращения Земли. И много днейТомился он, слабея и старея;А ныне мудрецом объявлен он.Наверно, прах его весьма польщен!

Локк, Пифагор, Сократ — я мог бы с вамиНазвать десятки скорбных сих имен —Все мудрецы считались чудаками,Пока их тезис не был утвержден.Умнейшие из них готовы самиОткладывать до будущих времен,Когда от лавров проку будет мало им,Всю славу, коей мы великих балуем.

Но если и титаны так скромны, —Мы, мелкий люд, на рок не обижаясь,Уж вовсе быть покладисты должны.Я, например, от всей души стараюсь, —Да желчь меня замучила; вредныМне впечатленья — сразу я взрываюсь;Я стал бы totus teres[715], как мудрец, —Но дунет ветер — и всему конец!

Я выдержан, но часто не хватаетМне выдержки: я скромен, но упрям;Я тих, когда меня не раздражают,Я весел, но грущу по пустякам.Я — semper idem[716], но порой пылаетВ моей крови Hercules furens[717] сам;Во мне всегда, насколько мог постичь я,Две-три души живут в одном обличье.

Итак, остался мой прекрасный донВ том щекотливом, «лунном» положенье,Когда принять мужчина принужденБез колебаний смелое решенье.Но сохранил ли добродетель онИль сгоряча поддался искушенью, —Я не скажу, меня не подкупить;Вот разве поцелуем, может быть.

Вопрос я оставляю нерешенным.Итак, настало утро. Завтрак. Чай.(Его не петь, а только пить дано нам.)Но лиру я попортил невзначай,Бренча хвалы влиятельным персонам —Гостям Амондевилла. Примечай:Последними изволили явитьсяГрафиня и Жуан невиннолицый.

От встречи ль с призраком (боюсь сказать)Иль от чего другого — полусоннымБыл мой герой. Он мог бы так устать,Когда бы дрался с целым батальоном!Он жмурился, стараясь не дремать;Графиня тоже с видом истомленнымСидела тихо и бледна была,Как будто до рассвета не спала.

Примечания

1

В сохранившихся тайных донесениях полицейских агентов, систематически следивших за Байроном, сообщалось, в частности, что эта организация отличалась стремлением «разжечь опасный дух в простом народе».

2

Издание этой песни в итальянском переводе было конфисковано австрийским правительством.

3

Байрон сам подчеркнул это, заявив, что его задача в «Дон-Жуане»— «сатира на злоупотребления в современном обществе».

4

Эта несправедливость была исправлена лишь недавно: в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства была установлена мемориальная доска с именем Байрона.

5

Robert Еscarpit, Byron, Editions Seghers, Paris, 1965, p. 40.

6

Бернард Шоу, другой великий мастер иронического парадокса, последовал примеру Байрона в пьесе «Человек и сверхчеловек», заставив своего модернизированного Жуана (Джона Теннера) и донну Анну (Энн Уайтфилд) поменяться ролями: ей принадлежит роль преследовательницы, ему — роль преследуемой жертвы.

7

38. Я слышу звон металла и копыт… — Стремясь окончательно сломить сопротивление испанского народа, в ноябре 1808 г. Наполеон двинул в Испанию огромную армию и начал новое наступление. 27–28 июля 1809 г., чтобы сдержать новое наступление войск наполеоновской Франция, соединенная англо-португало-испанская армия, в битве при Талавере близ Мадрида, нанесла французам поражение, но ценою огромных потерь.

8

Отметим также переводы отрывков поэмы в исполнении В. Карпова, Ф. Червинского, В. Лихачова и др.

9

ПОСВЯЩЕНИЕ // 1. …Как «в пироге волшебном хор дроздов…» — Эта строка и первые три строчки второй строфы представляют собой слегка перефразированную цитату из известной фольклорной детской песенки о двадцати четырех черных дроздах, запеченных в пирог: «Когда пирог разрезали, дрозды запели, — разве такое изысканное блюдо не следовало бы подать королю?»

10

2. Принц-регент — с 1820 г. король Георг IV; правил с 1811 г. вместо своего отца, слепого и безумного Георга III. Реакционная политика и крайняя моральная распущенность принца-регента сделали его излюбленным предметом нападок радикальной печати.

11

Колридж-метафизик — намек на сложность критико-философского сочинения С.-Т. Колриджа «Biographia Literaria» («Литературная биография», 1817). Байрон резко осуждал мистицизм и туманный романтизм Колриджа, в особенности его прозы.

12

4. «Прогулка» — обширная философско-дидактическая поэма У. Вордсворта, сопровождавшаяся прозаическим «Пояснением» (1814). Как и многие другие сочинения Вордсворта, она казалась Байрону искусственной и антипоэтической. К тому же его раздражала выраженная в поэме философия смирения.

13

5. Кезик — местечко в Озерном крае, где жил Роберт Саути (1774–1843) и где бывали у него и другие лекисты (т. е. поэты «Озерной школы»): Уильям Вордсворт (1770–1850) и Сэмюэл Тейлор Колридж (1772–1834).

14