Даниил Хармс - Том 1. Авиация превращений
Все.
1926–1928?
«Здраствуй. Ты снова тут…»
Здраствуй. Ты снова тут.Садись пожалуйсто на этуАтаманку,Возьми цветочек со стола и погляди вокруг:…Эстер: А что ты сделаешь со мной?Тебя, creboy,Раздвину ногиИ суну голову тудаИ потечет моих желанийЭстерки длинная вода.
«Ты ночуешь с Даниилом…»
Ты ночуешь с ДанииломНо к несчастью — ДаниилХоть и в рифму с МихаиломНо совсем не Михаил
«Шел мужчина в согнутых штанах…»
Шел мужчина в согнутых штанахв руках держал махровый цветочекто нюхал он цветочек, то не нюхалто думал он в платочек, то не думали много франтов перед нимказались вымыслом одним.Француза встретил наш героии рот открыл — обдумать как приветить«Vous aitez enfen» — что значит: «Вы герой»сказал мужчина в согнутых перчаткахи в шляпе наклоненной к сапогамв тяжелом драпе до коленас одною пуговкой на пиджаке.француз покрылся фиолетоми вынув руку из кармана ответил пистолетом.Ба-бах! ответил он мужчине прямо в сердцеба-бах! ответил он мужчине прямо в грудьмужчина выпустив цветочекподумал в шелковый платочек:неужто смерть в моем саду?неужто смерть в моем саду?НЕ-УЖ-ТО СМЕРТЬ В МОЕМ САДУ?
июль 1928
Мама Няма Аманя
Гахи глели на менясынды плавали во мнегде ты мама, мама Нямамама дома мамамед!Во болото во оврагво летает тетервактертый тетер на токутвердый пламень едоку.Твердый пламень едокаложки вилки. Рот развей.Стяга строже. Но показвитень зветен соловейсао соо сио секоги доги до ногинекел тыкал мыкал выкалмама Няма помоги!Ибо сынды мне внутриколят пики не понятьибо гахи раз два трихотят девочку отнять.
Всё.
4 августа 1928
Падение с моста
Окно выходило на пустырьквадратный как пироггде на сучке сидел нетопырьВозьми свое перо.Тогда Степанов на лугупосмотрит в небо сквозь трубуа Малаков на берегупосмотрит в небо на бегу.Нам из комнаты не видатьКакая рыба спит в водеГде нетопырь — полночный татьпорой живет. И рыба гдеа с улицы виднейособенно с мостакак зыбь играет камушком у рыбьего хвоста.Беги Степанов дорогой!Скачи коварный Малаковрыб лови рукойТут лошадь без подковв корыто мечет седока.Степанов и Малаковгрохочет за бока.А рыба в морежрет водяные огурцы.Ну да, Степанов и Малаковбольшие молодцы!Я в комнате лежу с тобойс астрономической трубойв окно гляжу на берег дощатыйгде Малаков и герр Степановоткрыли материк.Там я построю домикЧтоб не сидеть под ливнем без покрова,а возле домика стоитуже готовая корова.Пойду. Прощайте. Утоплюсь.Я Фердинанд. Я Герр Степанов.Я Маклаков! Пойду гулять в кафтанеИ рыб ловить в фонтане.Вот мост. Внизу вода.БУХ!Это я в воду полетел.Вода фигурами сложилась.Таков был мой удел.
всё
5 августа 1928
Осса
Посвящается Тамаре Александровне Мейер.
На потолке сидела мухаее мне видно на кроватиона совсем уже старухасидит и нюхает ладонь;я в сапоги скорей оделсяи второпях надел папахупоймал дубинку и по мухезакрыв глаза хватил со всего размахуНо тут увидел на косякесвинью сидящую калачомударил я свинью дубинкой,а ей как видно нипочем.На печке славный Каратыгинприцелил в ухо пистолетХЛОПНУЛ ВЫСТРЕЛЯ прочитал в печатной книге,что Каратыгину без малого сто лети к печке повернувшись быстроподумал: верно умер старичокоставив правнукам в наследствопустой как штука сундучок,(Предмет в котором нет материине существует как рукаон бродит в воздухе потерянныйвокруг него элементарная кара.)Быть может в сундучке лежал квадратикпохожий на плотину.Быть может в сундучке сидел солдатики охранял эфира скучную картинумерцая по бокам шинелью волосатой.глядел насупив переносицукак по стенам бегут сухие поросята.В солдатской голове большие мысли носятся:играет муха на потолкемарш конца вещей.Весит подсвечник на потолке,а потому прощай.Покончу жизнь палашом —все можно написать зеленым карандашом.На голове взовьются волосыкогда в ногах почуешь полосы.Стоп. Михаилы начали растикачаясь при вдыхании премудрости.Потом счисляются минутыони неважны и негромки.Уже прохладны и разутыкак в пробужденьи видны ноги.Тут мысли внешние съедая— приехала застава —Сказала бабушка седаяхарактера простова.Толкнув нечайно Михаилая проговорил: ты пьешь боржом,все можно написать зеленым карандашом.Вот так Тамарадала священный альдюмениумзеленого комара.Стоп. Разошлось по конусулетало ветром по носу,весь человеческий остоводно смыкание пластоврыба плустторчит из мертвых устчеловек растет как куствместо носатрепещет оссав углу сидит свеча Матильды голышом —все можно написать зеленым карандашом.
Понедельник 6-ое августа 1928 года.
С.-Петербург.
Жизнь человека на ветру
посвящаю Эрике
В лесу меж сосен ехал всадник,Храня улыбку вдоль щеки.Тряслась нога, звенели складки,Волос кружились червяки.Конь прыгнул, поднимая телоНад быстрой скважиной в лесу.Сквозь хладный воздух брань летелаСедок шептал: «Тебя, голубчик, я снесу.Хватит мне. Ах, эти муки,Да этот щит, да эти руки,Да этот панцирь пудов на пять,Да этот меч одервенелыйПрощай, приятель полковой,Грызи траву. Мелькни венеройНад этой круглой головой.»А конь ругался: «Ну и ветер!Меня подъемлет к облакам.Всех уложил проклятый ветерПрочь на съедение к волкам.С тебя шкуру снять долойСжечь, притворив засовом печкуИ штукой спрятать под полойСнести и кинуть в речку.Потом ищи свою подругу,Рыб встречных тормоши,Плыви, любезный мой, в Калугу,В Калуге девки хороши.»Пел конь, раздув мехиСедок молчал в платочекКонь устремил глаза в верхиСедок собрался в маленький комочек. «Вот жизнь, — ворчал седок —Сам над собой не властен —Путь долог и высок,Не видать харчевни где б остановиться,Живешь, как дерева кусок,Иные могут подивиться.Что я: сознательный предмет,Живой наездник или нет?»Конь, повернув к нему лицо: «Твоя конусообразная голова,Твой затылок, твое лицо,Твои разумные слова.Но ухо конское не терпит лжиТы лучше песнь придержи». «Как, — закричал седок летучий, —Ты мне препятствуешь?Тварь!Смотри я сброшу тебя с тучи,Хребет сломаю о фонарь.»Но тут пронесся дикой птицейОрел двукрылый, как воробей.И всадник хитрою лисицейСебя подбадривал: «Ну, дядя, не робей!»А конь смеялся: «Вот так фунт!Скажи на милость, вот так фунт.» «Молчи, — сказал седок прелестный, —Мы под скалой летим отвесной,Тут не до шуток,Тем более конских,Наставит шишек этот пеньТы лучше морду трубочкой сверни.»Но конь ответил: «Мне это лень.»И трах! Губой со всего размаха,У всадника летит папаха,Кушак, болотные сапоги!Кричит бедняжка: помоги!Хромым плечом стучит в глину,Изображая смехотворную картину.А конь пустился в пляску,Спешит на перевязку,И тащит легкую коляску.В коляске той сидит детина,Под мышкой держит рысакаГлаза спокойные, как тина,Стреляют в землю свысока,Он едет в кузницу направоХраня улыбку вдоль щекиРесниц колышется грива,Волос кружатся червяки.Он поет: «Моё ли телоВчера по воздуху летело?Моя ли сломанная ногаПодошвой била облака?Не сам ли я вчера ругалсяО том, что от почвы оторвался?Живёшь, и сам не знаешь: почему?Жизнь уподоблю я мечу.»Пропев такое предложеньеДетина выскочил из брички(Он ростом в полторы сажени)Рукой поправил брючки.Сказал: «Какие закавычкиСей день готовит для меня?»И топнул в сторону коня. «Ну ты, не больно топочи! —Заметил конь через очки. —Мне такие глупачиТо же самое, что дурачки.»Но тут детина, освирепев,В коня пустил бутылкой. «Я зол как лев —Сказал детина пылкий. —Вот тебе за твое замечание.»Но конское копытоПришло в бесконечное качание.Посыпались как из корытаУдары, полные вражды.Детина падал с каждым разомИ вновь юлил, как жертва скуки и нужды: «Оставь мне жизни хоть на грош,Отныне буду я хорошЯ над тобой построю катакомбуЧтоб ветер не унес тебя.»А сам тихонько вынул бомбу.Конь быстро согласился взмахом головыИ покатился вдоль травы.Детина рыжим кулакомБил мух под самым потолком.В каждом ударе чувствовалась силаОгонь зажигался в волосахИ радость глупая сквозилаВ его опущенных глазах.Он как орел махал крыламиУлыбкой вилась часть щекиУсы взлетали вверх орламиВолос кружились червяки.А конь валялся под горой,Раздув живот до самых пят.Над ним два сокола поройВ холодном воздухе парят.
ВСЕ
