Марина Цветаева - Хочу у зеркала, где муть… (сборник)
«Две руки, легко опущенные…»
Две руки, легко опущенныеНа младенческую голову!Были – по одной на каждую —Две головки мне дарованы.
Но обеими – зажатыми —Яростными – как могла! —Старшую у тьмы выхватывая —Младшей не уберегла.
Две руки – ласкать-разглаживатьНежные головки пышные.Две руки – и вот одна из нихЗа ночь оказалась лишняя.
Светлая – на шейке тоненькой —Одуванчик на стебле!Мной еще совсем не понято,Что дитя мое в земле.
Первая половина апреля 1920«Да, друг невиданный, неслыханный…»
Да, друг невиданный, неслыханныйС тобой. – Фонарик потуши!Я знаю все ходы и выходыВ тюремной крепости души.
Вся стража – розами увенчана:Слепая, шалая толпа!– Всех ослепила – ибо женщина,Всё вижу – ибо я слепа.
Закрой глаза и не оспаривайРуки в руке. – Упал засов. —Нет – то не туча и не зарево!То конь мой, ждущий седоков!
Мужайся: я твой щит и мужество!Я – страсть твоя, как в оны дни!А если голова закружится,На небо звездное взгляни!
Апрель 1920«На бренность бедную мою…»
На бренность бедную моюВзираешь, слов не расточая.Ты – каменный, а я пою,Ты – памятник, а я летаю.
Я знаю, что нежнейший майПред оком Вечности – ничтожен.Но птица я – и не пеняй,Что легкий мне закон положен.
16 мая 1920«Сижу без света, и без хлеба…»
с. э.
Сижу без света, и без хлеба,И без воды.Затем и насылает бедыБог, что живой меня на небоВзять замышляет за труды.
Сижу, – с утра ни корки черствой —Мечту такую полюбя,Что – может – всем своим покорством– Мой Воин! – выкуплю тебя.
16 мая 1920«Я не хочу – не могу – и не умею Вас обидеть…»
«Я не хочу – не могу – и не умею Вас обидеть…»Так из дому, гонимая тоской,– Тобой! – всей женской памятью, всей жаждой,Всей страстью – позабыть! – Как вал морской,Ношусь вдоль всех штыков, мешков и граждан.
О, вспененный, высокий вал морскойВдоль каменной советской Поварской!
Над дремлющей борзой склонюсь – и вдруг —Твои глаза! – Все руки по иконам —Твои! – О, если бы ты был без глаз, без рук,Чтоб мне не помнить их, не помнить их, не помнить!
И, приступом, как резвая волна,Беру головоломные дома.Всех перецеловала чередом.Вишу в окне. – Москва в кругу просторном.Ведь любит вся Москва меня! – А вот твой дом…Смеюсь, смеюсь, смеюсь с зажатым горлом.
И пятилетний, прожевав пшено:– «Без Вас нам скучно, а с тобой смешно»…
Так, оплетенная венком детей,Сквозь сон – слова: «Боюсь, под корень рубит —Поляк… Ну что? – Ну как? – Нет новостей?»– «Нет, – впрочем, есть: что он меня не любит!»
И, репликою мужа изумив,Иду к жене – внимать, как друг ревнив.
Стихи – цветы – (И кто их не даетМне за стихи?) В руках – целая вьюга!Тень на домах ползет. – Вперед! Вперед!Чтоб по людскому цирковому кругу
Дурную память загонять в конец, —Чтоб только не очнуться, наконец!Так от тебя, как от самой Чумы,Вдоль всей Москвы – ‹плясуньей› длинноногойКружить, кружить, кружить до самой тьмы —Чтоб, наконец, у своего порога
Остановиться, дух переводя…– И в дом войти, чтоб вновь найти – тебя!
17–19 мая 1920«Сказавший всем страстям: прости…»
Сказавший всем страстям: прости —Прости и ты.Обиды наглоталась всласть.Как хлещущий библейский стихЧитаю я в глазах твоих:«Дурная страсть!»
В руках, тебе несущих есть,Читаешь – лесть.И смех мой – ревность всех сердец! —Как прокажённых бубенец —Гремит тебе.
И по тому, как в руки вдругКирку берешь – чтоб рукНе взять (не те же ли цветы?),Так ясно мне – до тьмы в очах! —Что не было в твоих стадахЧерней – овцы.
Есть остров – благостью Отца, —Где мне не надо бубенца,Где черный пух —Вдоль каждой изгороди. – Да. —Есть в мире – черные стада.Другой пастух.
17 мая 1920«Писала я на аспидной доске…»
с. э.
Писала я на аспидной доске,И на листочках вееров поблеклых,И на речном, и на морском песке,Коньками по льду и кольцом на стеклах, —
И на стволах, которым сотни зим…И, наконец, – чтоб было всем известно! —Что ты любим! любим! любим! любим! —Расписывалась – радугой небесной.
Как я хотела, чтобы каждый цвелВ веках со мной! под пальцами моими!И как потом, склонивши лоб на стол,Крест-накрест перечеркивала имя…
Но ты, в руке продажного писцаЗажатое! ты, что мне сердце жалишь!Непроданное мной! внутри кольца!Ты – уцелеешь на скрижалях.
18 мая 1920Пригвождена…
Пригвождена к позорному столбуСлавянской совести старинной,С змеею в сердце и с клеймом на лбу,Я утверждаю, что – невинна.
Я утверждаю, что во мне покойПричастницы перед причастьем,Что не моя вина, что я с рукойПо площадям стою – за счастьем.
Пересмотрите все мое добро,Скажите – или я ослепла?Где золото мое? Где серебро?В моей руке – лишь горстка пепла!
И это все, что лестью и мольбойЯ выпросила у счастливых.И это все, что я возьму с собойВ край целований молчаливых.
19 мая 1920«И не спасут ни стансы, ни созвездья…»
И не спасут ни стансы, ни созвездья.А это называется – возмездьеЗа то, что каждый раз,
Стан разгибая над строкой упорной,Искала я над лбом своим просторнымЗвезд только, а не глаз.
Что самодержцем Вас признав на веру, —Ах, ни единый миг, прекрасный Эрос,Без Вас мне не был пуст!
Что по ночам, в торжественных туманах,Искала я у нежных уст румяных —Рифм только, а не уст.
Возмездие за то, что злейшим судьямБыла – как снег, что здесь, под левой грудью —Вечный апофеоз!
Что с глазу на глаз с молодым ВостокомИскала я на лбу своем высокомЗорь только, а не роз!
20 мая 1920«Восхищенной и восхищённой…»
Восхищенной и восхищённой,Сны видящей средь бела дня,Все спящей видели меня,Никто меня не видел сонной.
И оттого, что целый деньСны проплывают пред глазами,Уж ночью мне ложиться – лень.И вот, тоскующая тень,Стою над спящими друзьями.
Между 21 и 30 мая 1920«Восхищенной и восхищённой…»Восхищенной и восхищённой, —А я серебрюсь и сверкаю!Мне дело – измена, мне имя – Марина,Я – бренная пена морская.
Кто создан из глины, кто создан из плоти —Тем гроб и надгробные плиты…– В купели морской крещена – и в полетеСвоем – непрестанно разбита!
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сетиПробьется мое своеволье.Меня – видишь кудри беспутные эти? —Земною не сделаешь солью.
Дробясь о гранитные ваши колена,Я с каждой волной – воскресаю!Да здравствует пена – веселая пена —Высокая пена морская!
23 мая 1920«– Хоровод, хоровод, чего ножки бьешь?..»
– Хоровод, хоровод,Чего ножки бьешь?– Мореход, мореход,Чего вдаль плывешь?
Пляшу – пол горячий!Боюсь, обожгусь!– Отчего я не плачу?Оттого, что смеюсь!
Наш моряк, моряк —Морячок морской!А тоска – червяк,Червячок простой.
Поплыл за удачей,Привез – нитку бус.– Отчего я не плачу?Оттого, что смеюсь!
Глубоки моря!Ворочайся вспять!Зачем рыбам – зряКрасоту швырять?
Бог дал – я растрачу!Крест медный – весь груз!– Отчего я не плачу?Оттого, что смеюсь!
Между 25 мая и 13 июня 1920«Вчера еще в глаза глядел…»
Вчера еще в глаза глядел,А нынче – все косится в сторону!Вчера еще до птиц сидел, —Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умен,Живой, а я остолбенелая.О вопль женщин всех времен:«Мой милый, что тебе я сделала?»
И слезы ей – вода, и кровь —Вода, – в крови, в слезах умылася!Не мать, а мачеха – Любовь:Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли,Уводит их дорога белая…И стон стоит вдоль всей Земли:«Мой милый, что тебе я сделала?!»
Вчера еще – в ногах лежал!Равнял с Китайскою державою!Враз обе рученьки разжал, —Жизнь выпала – копейкой ржавою!
Детоубийцей на судуСтою – немилая, несмелая.Я и в аду тебе скажу:«Мой милый, что тебе я сделала?!»
Спрошу я стул, спрошу кровать:«За что, за что терплю и бедствую?»«Отцеловал – колесовать:Другую целовать», – ответствуют.
Жить приучил в самом огне,Сам бросил – в степь заледенелую!Вот, что ты, милый, сделал – мне.Мой милый, что тебе – я сделала?
Всё ведаю – не прекословь!Вновь зрячая – уж не любовница!Где отступается Любовь,Там подступает Смерть-садовница.
Само – что дерево трясти! —В срок яблоко спадает спелое…– За всё, за всё меня прости,Мой милый, что тебе я сделала!
14 июня 1920«Дом, в который не стучатся…»
