Владимир Маяковский - Избранное

1915-1918

ЧЕЛОВЕК

Священнослужителя мира, отпустителя всех грехов,– солнца ладонь на голове моей.Благочестивейший из монашествующих– ночи облачение на плечах моих.Дней любви моей тысячелистое Евангелие целую.

Звенящей болью любовь замоля,душойиное шествие чающий,слышутвое, земля:«Ныне отпущаеши»!

В ковчеге ночи,новый Ной,я жду —в разливе ризсейчас придут,придут за мнойи узел рассекут земнойсекирами зари.Идет!Пришла.Раскуталась.Лучи везде!Скребут они.Запели петли утло,и тихо входят буднис их шелухою сутолок.

Солнце снова.Зовет огневых воевод.Барабанит заря,и туда,за земную грязь вы!Солнце!Что жсвоегоглашатаятак и забудешь разве?

Рождество Маяковского

Пусть, науськанные современниками,пишут глупые историки: "Скушнойи неинтересной жизнью жил замечательный поэт".

Знаю,не призовут мое имягрешники,задыхающиеся в аду.Под аплодисменты поповмой занавес не опустится на Голгофе.Так вот и будуВ Летнем садупить мой утренний кофе.

В небе моего Вифлееманикаких не горело знаков,никто не мешалмогиламиспать кудроголовым волхвам.Был абсолютно как все– до тошноты одинаков —деньмоего сошествия к вам.и никто не догадался намекнутьнедалекойнеделикатной звезде:"Звезда – мол —лень сиять напрасно вам!Если нечеловечьего рождения день,то черта ль,звезда,тогда ещепраздновать?!"

Судите:говорящую рыбешкувыудим нитями неводаи поем,поем золотуювоспеваем рыбачью удаль.Как жесебя мне не петь,если весь я —сплошная невидаль,если каждое движение мое —огромное,необъяснимое чудо.

Две стороны обойдите.В каждойдивитесь пятилучию.Называется «Руки».Пара прекрасных рук!Заметьте:лучшуюшею выбрать могуи обовьюсь вокруг.

Черепа шкатулку вскройте —сверкнетдрагоценнейший ум.Есть ли,чего б не мог я!Хотите,новое выдумать могуживотное?Будет ходитьдвухвостоеили треногое.Кто целовал меня —скажет,есть лислаще слюны моей сока.Покоится в нем у меняпрекрасныйкрасный язык.«О-го-го» могу —зальется высоко, высоко.«О-ГО-ГО» могу —и – охоты поэта сокол —голосмягко сойдет на низы.Всего не сочтешь!Наконец,чтоб в летозимы,могу в вино превращать чтоб мог —у меняпод шерстью жилетабьетсянеобычайнейший комок.Ударит вправо – направо свадьбы.Налево грохнет – дрожат миражи.Кого еще мнелюбить устлать бы?Кто ляжетпьяный,ночами ряжен?

Прачечная.Прачки.Много и мокро.Радоваться, что ли, на мыльные пузыри?Смотрите,исчезает стоногий окорок!Кто это?Дочери неба и зари?

Булочная.Булочник.Булки выпек.Что булочник?Мукой измусоленный ноль.У вдругу булокзагибаются грифы скрипок.Он играет.Все в него влюблено.

Сапожная.Сапожник.Прохвост и нищий.Надона сапогикакие-то головки.Взглянул —и в арфы распускаются голенища.Он в короне.Он принц.Веселый и ловкий.

Это ясердце флагом поднял.Небывалое чудо двадцатого века!

И отхлынули паломники от гроба господня.Опустела правоверными древняя Мекка.

Жизнь Маяковского

Ревом встревожено логово банкиров, вельмож и дожей.

Вышлилаты,золото тенькая."Если сердце всё,то на что,на что жевас нагреб, дорогие деньги, я?Как смеют петь,кто право дал?Кто дням велел юлиться?Заприте небо в провода!Скрутите землю в улицы!Хвалился:«Руки?!»На ружье ж!Ласкался днями летними?Так будешь —весь! —колюч, как ёж.Язык оплюйте сплетнями!"

Загнанный в земной загон,влеку дневное иго я.А на мозгахверхом«Закон»,на сердце цепь —«Религия».

Полжизни прошло, теперь не вырвешься.Тысячеглаз надсмотрщик, фонари, фонари, фонари…Я в плену.Нет мне выкупа!Оковала земля окаянная.Я бы всех в любви моей выкупал,да в дома обнесен океан её!

Кричу…и чу!Ключи звучат!Тюремщика гримаса.Бросаетс острия лучаклочок гнилого мяса.

Под хохотливое«Ага!»бреду по бреду жара.Гремит,приковано к ногам,ядро земного шара.

Замкнуло золото ключомглаза.Кому слепого весть?Навектеперь язаключенв бессмысленную повесть!

Долой высоких вымыслов бремя!Бунтмуз обреченного данника.Верящие в павлинов– выдумка Брэма! —верящие в розы– измышление досужих ботаников! —моебезупречное описание землипередайте из рода в род.

Рвясь из меридианов,атласа арок,пенится,звенит золотоворот,франков,долларов,рублей,крон,иен,марок.

Тонут гении, курицы, лошади, скрипки.Тонут слоны.Мелочи тонут.В горлах,в ноздрях.в ушах звон его липкий.«Спасите!»Места нет недоступного стону.

А посредине,обведенный невозмутимой каймой,целый остров расцветоченного ковра.ЗдесьживетПовелитель Всего —соперник мой,мой неодолимый враг.Нежнейшие горошинки на тонких чулках его.Штанов франтовских восхитительны полосы.Галстуквыпестренный ахово,с шеищипо глобусу пуза расползся.

Гибнут кругом.Но, как в небе бурав,в честьтвоего – сиятельный – сана:Бр-р-а-во!Эвива!Банзай!Ура!Гох!Гип-гип!Вив!Осанна!

Пророков могущество в громах винят.Глупые!Он эточитает Локка!Нравится.От смехана брюхезвенят,молнятся целые цепи брелоков.Онемелыестоимперед делом эллина.Думаем:"Кто бы,где бы,когда бы?"А этоимпокойному Фидию велено:"Хочу,чтоб из мраморапышные бабы".

Четыре часа —прекрасный повод:"Рабы,хочу отобедать заново!"И бог– его проворный повар —из глинсочиняет мясо фазаново.Вытянется,самку в любви олелеяв."Хочешьбесценнейшую из звездного скопа?"И вотдля неголегион Галилеевелозит по звездам в глаза телескопов.

Встрясывают революции царств тельца,менят погонщиков человечий табун,но тебя,некоронованного сердец владельца,ни один не трогает бунт!

Страсти Маяковского

Слышите?Слышите лошажье ржанье?Слышите?Слышите вопли автомобильи?Это идут.идут горожаневыкупаться в Его обилии.

Разлив людей.Затерся в люд,растроенный и хлюпкий.Хватаюсь за уздцы.Ловлюза фалды и за юбки.

Что это?Ты?Туда же ведома?В святошестве изолгалась!Как красный фонарь у публичного дома,кровавналившийся глаз.

Зачем тебе?Остановись!Я знаю радость слаже!Надменно лес ресниц навис.Остановись!Ушла уже…

Там, возносясь над головами, Он.

Череп блестит,хоть надень его на ноги,безволосый,весь рассиялся в лоске.Толькоу пальца безымянногона последней фалангетрииз-под бриллианта —выщетинились волосики.

Вижу – подошла.Склонилась руке.Губы волосикам.шепчут над ними они,«Флейточкой» называют один,«Облачком» – другой,третий – сияньем неведомымкакого-тотолько чтомною творимого имени.

Вознесение Маяковского

Я сам поэт. Детей учите: «Солнце встает над ковылями». С любовного ложа из-за Его волосиков любимой голова.

Глазами взвила ввысь стрелу.Улыбку убери твою!А сердце рвется к выстрелу,а горло бредит бритвою.В бессвязный бред о демонерастет моя тоска.Идет за мной,к воде манит.ведет на крыши скат.Снега кругом.Снегов налет.Завьются и замрут.И падает– опять! —на ледзамерзший изумруд.Дрожит душа.Меж льдов она,и ей из льдов не выйти!вот так и буду,заколдованный,набережной Невы идти.Шагну —и снова в месте том.Рванусь —и снова зря.

Воздвигся перед носом дом.Разверзлась за оконным льдомпузатая заря.

Туда!

Мяукал кот.Коптел, горя,ночник.Звонюсь в звонок.Аптекаря!Аптекаря!Повис на палки ног.

Выросли,спутались мысли,оленьирога.Плачем мараяпол,распластался в моленьео моем потерянном рае.

Аптекарь!Аптекарь!Гдедо концасердце тоску изноет?У неба ль бескрайнего в нивах,в бреде ль Сахар,у пустынь в помешанном зноеесть приют для ревнивых?За стенками склянок столько тайн.Ты знаешь высшие справедливости.Аптекарь,дайдушубез болив просторы вывести.

Протягивает.Череп.«Яд».Скрестилась кость на кость.

Кому даешь?Бессмертен я,твой небывалый гость.Глаза слепые,голос нем,и разум запер дверь за ним,так что ж– еще! —нашел во мне, —чтоб ядом быть растерзанным?

Мутная догадка по глупому пробрела.В окнах зеваки.Дыбятся волоса.И вдруг яплавно оплываю прилавок.Потолок отверзается сам.

Визги.Шум.«Над домом висит!»Над домом вишу.

Церковь в закате.Крест огарком.Мимо!Леса верхи.Вороньём окаркан.Мимо!

Студенты!Вздорвсе, что знаем и учим!Физика, химия и астрономия – чушь.Вот захотели по тучамлечу ж.

Всюду теперь!Можно везде мне.взбурься, баллад поэтовых тина.Пойте теперьо новом – пойте Демонев американском пиджакеи блеске желтых ботинок.

Маяковский в небе

Стоп!

Скидываю на тучувещейи тела усталогокладь.

Благоприятны места, в которых доселе не был.

Оглядываюсь.Эта вотзализанная гладь —это и есть хваленое небо?

Посмотрим, посмотрим!

Искрило,сверкало,блестело,ишорох шел —облакоили бестелыетихо скользили.

«Если красавица в любви клянется…»

Здесь.на небесной тверди,слышать музыку Верди?В облаке скважина.Заглядываю —ангелы поют.Важно живут ангелы.Важно.

Один отделилсяи так любезнодремотную немоту расторг:"Ну, как вамВладимир Владимирович,нравится бездна?"И я отвечаю так же любезно:"Прелестная бездна.Бездна – восторг!"

Раздражало вначале:нет тебени угла одного,ни чаю.ни к чаю газет.Постепенно вживался небесам в уклад.Выхожу с другими глазеть,а не пришло ли новых.«А, и вы!»Радостно обнял.«Здравствуйте, Владимир Владимирович!»"Здравствуйте, Абрам Васильевич!Ну, как кончались?Ничего?Удобно ль?"

Хорошие шуточки, а?

Понравилось.Стал стоять при въезде.И еслизнакомыеявлялись, умирав.сопровождал их.показывая в рампе созвездийвеличественную бутафорию миров.

Центральная станция всех явлений,путаница штепселей, рычагов и ручек.Вот сюда– и миры застынут в лени —вот сюда– и завертятся шибче и круче."Крутните, – просят, —да так, чтоб вымер мир.Что им?Кровью поля поливать?"Смеюсь горячности."Шут с ними!Пусть поливают,плевать!"

Главный склад всевозможных лучей.Место выгоревшие звезды кидать.Ветхий чертеж– неизвестно чей —первый неудавшийся проект кита.

Серьезно.Занято.Кто тучи чинит,кто жар надбавляет солнцу в печи.Всё в страшном порядке,в покое,в чине.Никто не толкается.Впрочем, и нечем.

Сперва ругались.«Шатается без дела!»Я для сердца,а где у бестелых сердца?!Предложил им:"Хотитепо облакутеломразвалюсьи буду всех созерцать".

«Нет, – говорят, – это нам не подходит!»«Ну, не подходит – как знаете! Мое дело предложить».

Кузни времен вздыхают меха —и новыйгодготов.Отсюданизвергается,громыхая,страшный оползень годов.

Я счет не веду неделям.Мы,хранимые в рамах времен,мы любовь на дни не делим,не меняем любимых имен.

Стих.Лучам луны на мелислег,волнение снами моря.Будто на пляже южном.только еще онемелей,и по мне,насквозь излаская,катятся вечности моря.

Возвращение Маяковского

1, 2, 4, 8, 16, тысячи, миллионы.

Вставай,довольно!На солнце очи!Доколе будешь распластан, нем?Бурчу спросонок:"Чего грохочут?Кто смеет сердцем шуметь во мне?"

Утро,вечер ли?Ровен белесый свет небес.

Сколько их,веков,успело уйти,вдребезги дней разбилось о даль…Думаю,глядя на млечные пути, —не моя седая развеялась борода ль?

Звезды падают.Стал глаза вести.Ишьтуда,на землю, быстрая!

Проснулись в сердце забытые зависти,а мозгдосужийфантазию выстроил.– Теперьна земле.должно быть, ново.Пахучие весны развесили в селах.Город каждый, должно быть, иллюминован.Поет семья краснощеких и веселых.

Тоска возникла.Резче и резче.Царственно туча встает,дальнее вспыхнет облако,все мне мерещитсяблизостькакого-то земного облика.

Напрягся,ищумеж другими точкамиземлю.

Вот она!

Въелся.Моря различаю,горы в орлином клекоте…

Рядом отец.Такой же.Только на ухо больше туг,да поистерсянемногона локтеформенный лесничего сюртук.

Раздражает.Тожеуставился наземь.Какая старому мысль ясна?Тихо говорит:"На Кавказе,вероятно, весна".

Бестелое стадо,ну и тоску ж оногонит!

Взбубнилась злоба апаша.

Папаша.мне скушно!Мне скушно, папаша!Глупых поэтов небом маните,вырядилисьзвезд ордена!Солнце!Чего расплескалось мантией?Думаешь – кардинал?Довольно лучи обсасывать в спячке.За мной!Все равно без ножек —чего вам пачкать?!И галош не понадобится в грязи земной.

Звезды!Довольномученический плестивенокземле!Озакатили красным.Кто тамкрыламик земле блестит?Заря?Стой!По дороге как раз нам.

То перекинусь радугой,то хвост завью кометою.Чего пошел играть дугой?Какую жуть в кайме таю?

Показываюмирамномераневероятной скорости.

Духбездомный давнополон дум о давнихднях.Земных полушарий горстивижу —лежат города в них.

Отдельные голоса различает ухо.

Взмахах в ста.

«Здравствуй, старуха!»Поскользнулся в асфальте.Встал.

То-то удивятся не ихней силищепутешественника неб.

Голоса:"Смотрите,должно быть, красильщикс крыши.Еще удачно!Тяжелый хлеб".

И сноватолпав поводу у дела,громоголосый катился день ее.О, есть ли глотка,чтоб громче вгудела– города громче —в его гудение.

Кто схватит улиц рвущийся вымах!Кто может распутать тоннелей подкопы!Кто их остановит,по воздухув дымахаэропланами буравящих копоть!

По скату экватораиз Чикагсквозь Тамбовыкатятся рубли.Вытянув выи,гонятся все,телами утрамбовываягоры,моря,мостовые.

Их тот же лысыйневидимый водит,главный танцмейстер земного канкана.То в виде идеи,то чёрта вроде,то богом сияет, за облако канув.

Тише, философы!Я знаю —не спорьте —зачем источник жизни дарен им.Затем, чтоб рватьзатем, чтоб портитьдни листкам календарным.

Их жалеть?А меня им жаль?Сожрали бульвары,сады,предместья!Антиквар!Покажите!Покупаю кинжал.

И сладко чувствовать,что вотпред местью я.

Маяковский векам

Куда я,зачем я?Улицей сотоймечусьчеловечьимразжуженным ульем.

Глаза пролетают оконные соты,и тяжко,и чуждо,и мерзко в июле им.

Витрины и окна тушитгород.

Устал и сник.

И толькотуч выпотрашивает тушикровавый закат-мясник.

Слоняюсь.Мост феерический.Влез.И в страшном волненье взираю с него я.Стоял, вспоминаю.Был этот блеск.И этотогданазывалось Невою.

Здесь город был.Бессмысленный город,выпутанный в дымы трубного леса.В этом самом городескороночи начнутся,остекленелые,белесые.

Июлю капут.

Обезночел загретый.Избредился в шепот чего-то сквозного.То видится крест лазаретной кареты,то слышится выстрел.Умолкнет —и снова.

Я знаю,такому, как я,накалитьсянедолго,конечно,но все-таки дико,когда не фонарные тыщи,а лица.Где было подобие этого тика?

И вижу, над домомпо риску откосалучами идешь,собираешь их в копны.Тянусь,но туманом ушла из-под носа.

И снова стоюонемелый и вкопанный.Гуляк полуночных толпа раскололась,почти что чувствую запах кожи,почти что дыханье,почти что голос,я думаю – призрак,он взял, да и ожил.

Рванулась,вышла из воздуха уз она.Ей мало– одна! —раскинулась в шествие.Ожившее сердце шарахнулось грузно.Я снова земными мученьями узнан.Да здравствует– снова! —мое сумасшествие!

Фонари вот так же врезаны былив середину улицы.Дома похожи.Вот так же,из ниши,готовы кобыльейвылеп.

– Прохожий!Это улица Жуковского?

Смотрит,как смотрит дитя на скелет,глаза вот такие,старается мимо.

"Она – Маяковского тысячи лет:он здесь застрелился у двери любимой".Кто,я застрелился?Такое загнут!Блестящую радость, сердце, вычекань!Окнулечу.Небес привычка.

Высоко.Глубже ввысь зашелза этажем этаж.Завесилась.Смотрю за шелк —все то же,спальня та ж.

Сквозь тысячи лет прошла – и юна.Лежишь,волоса луною высиня.Минута…и то,что было – луна,Его оказалась голая лысина.

Нашел!

Теперь пускай поспят.Рука,кинжала жало стиснь!Крадусь,приглядываюсь —и опять!Люблюи вспятьиду в любви и жалости.

Доброе утро!

Зажглось электричество.Глаз два выката.«Кто вы?» —"Я Николаев– инженер.Это моя квартира.А вы кто?Чего пристаете к моей жене?"

Чужая комната.Утро дрогло.Трясясь уголками губ,чужая женщина,раздетая догола.

Бегу.

Растерзанной тенью,большой,косматый,несусь по стене,луной облитый.Жильцы выбегают, запахивая халаты.Гремлю о плиты.Швейцара ударами в угол загнал."Из сорок второгокуда ее дели?" —"Легенда есть:к немуиз окна.Вот так и валялисьтело на теле".

Куда теперь?Куда глазаглядят.Поля?Пускай поля!Траля-ля, дзин-дза,траля-ля, дзин-дза,тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля!

Петлей на шею луч накинь!Сплетусь в палящем лете я!Гремят на мненаручники,любви тысячелетия…

Погибнет все.Сойдет на нет.И тот,кто жизнью движет.последний лучнад тьмой планетиз солнц последних выжжет.И толькоболь мояострей —стою,огнем обвит,на несгорающем костренемыслимой любви.

Последнее

Ширь,бездомногосновалоном твоим прими!Небо какое теперь?Звезде какой?Тысячью церквейподо мнойзатянули тянет мир:«Со святыми упокой!»

1916-1917