Булат Окуджава - Под управлением любви
«Вот комната эта – храни ее Бог!..»
Вот комната эта – храни ее Бог! —мой дом, мою крепость и волю.Четыре стены, потолок и порог,и тень моя с хлебом и солью.
И в комнате этой ночною поройя к жизни иной прикасаюсь.Но в комнате этой, отнюдь не герой,я плачу, молюсь и спасаюсь.
В ней все соразмерно желаньям моим —то облик берлоги, то храма, —в ней жизнь моя тает, густая, как дым,короткая как телеграмма.
Пока вы возносите небу хвалу,пока укоряете время,меня приглашает фортуна к столунести свое сладкое бремя.
Покуда по свету разносит молва,что будто я зло низвергаю,я просто слагаю слова и словаи чувства свои излагаю.
Судьба и перо, по бумаге шурша,стараются, лезут из кожи.Растрачены силы, сгорает душа,а там, за окошком, все то же.
«Пишу роман. Тетрадка в клеточку…»
Пишу роман. Тетрадка в клеточку.Пишу роман. Страницы рву.Февраль к стеклу подставил веточку,чтоб так я жил, пока живу.
Шуршат, шуршат листы тетрадные,чисты, как аиста крыло,а я ищу слова нескладныео том, что было и прошло.
А вам как бы с полета птичьегомерещится всегда одно —лишь то, что было возвеличено,лишь то, что в прах обращено.
Но вам сквозь ту бумагу белуюне разглядеть, что слезы лью,что я люблю отчизну бедную,как маму бедную мою.
«Я выдумал музу Иронии…»
Я выдумал музу Ирониидля этой суровой земли.Я дал ей владенья огромные:пари, усмехайся, шали.
Зевеса надменные дочери,ценя превосходство свое,каких бы там умниц ни корчили —не стоят гроша без нее.
«Чувство собственного достоинства – вот загадочный инструмент…»
Б. Ахмадулиной
Чувство собственного достоинства – вот загадочныйинструмент:созидается он столетьями, а утрачивается в момент,под бомбежку ли, под гармошку ли, под красивую льболтовнюиссушается, разрушается, сокрушается на корню.
Чувство собственного достоинства – воттаинственная стезя,на которой разбиться запросто, но с которойсвернуть нельзя,потому что без промедления, вдохновенный,чистый, живой,растворится, в пыль превратится человеческий образтвой.
Чувство собственного достоинства – это простопортрет любви.Я люблю вас, мои товарищи, – боль и нежностьв моей крови.Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этогоничегоне придумало человечество для спасения своего.
«Хочу воскресить своих предков…»
А. Кушнеру
Хочу воскресить своих предков,хоть что-нибудь в сердце сберечь.Они словно птицы на ветках,и мне непонятна их речь.
Живут в небесах мои бабкии ангелов кормят с руки.На райское пение падки,на доброе слово легки.
Не слышно им плача и грома,и это уже на века.И нет у них отчего дома,а только одни облака.
Они в кринолины одеты.И льется божественный светот бабушки Елизаветык прабабушке Элисабет.
«Сколько сделано руками удивительных красот!..»
Сколько сделано руками удивительных красот!Но рукам пока далече до пронзительных высот,до божественной, и вечной, и нетленной красоты,что соблазном к нам стекает с недоступной высоты.
«Строка из старого стиха слывет ненастоящей…»
Строка из старого стиха слывет ненастоящей:она растрачена уже, да и к мольбам глуха.Мне строчка новая нужна какая-нибудь послаще,чтоб начиналось из нее течение стиха.
Текут стихи на белый свет из темени кромешной,из всяких горестных сует, из праздников души.Не извратить бы вещий смысл иной строкойпоспешной.Все остальное при тебе – мужайся и пиши.
Нисходит с неба благодать на кущи и на рощи,струится дым из очага… И колея в снегу…Мне строчка новая нужна какая-нибудь попроще,а уж потом я сам ее украшу, как смогу.
Текут стихи на белый свет, и нету им замены,и нет конца у той реки, пока есть белый свет.Не о победе я молю: победы все надменны,а об удаче я молю, с которой спроса нет.
Пугает тайною своей ночное бездорожье,но избежать той черной мглы, наверно, не дано…Мне строчка новая нужна какая-нибудь построже,чтоб с ней предстать перед Тобой мне не было бгрешно.
Текут стихи на белый свет рекою голубоюсквозь золотые берега в серебряную даль.За каждый крик, за каждый вздох заплаченолюбовью —ее все меньше с каждым днем, и этого не жаль.
«Старики умирать не боятся…»
Старики умирать не боятся.Им геройски погибнуть не труд.Только нечего зря распаляться:все равно их на фронт не берут.
Умирают в боях молодые,хоть не хочется им умирать, —лишь надежды свои золотыеоставляют меж нами витать.
И бесшумная их эскадрильянаводняет и полдень и мрак…Тени черные, белые крылья,и от глаз не укрыться никак.
«Над площадью базарною…»
Над площадью базарноювечерний дым разлит.Мелодией азартноювесь город с толку сбит.
Еврей скрипит на скрипочкео собственной судьбе,а я тянусь на цыпочкии плачу о себе.
Снует смычок по площади,подкрадываясь к нам,все музыканты прочиеукрылись по домам.
Все прочие мотивчикине стоят ни гроша,покуда здесь счастливчикитолпятся чуть дыша.
Какое милосердиеявляет каждый звук,а каково усердиелица, души и рук,
как плавно, по-хорошемуиз тьмы исходит свет,да вот беда, от прошлогоникак спасенья нет.
Краткая автобиография
Не укрыть, не утаить, а, напротив, пусть несмело,тайну сердца, тайну жизни вам доверить я хотел,откровенный свой рассказ прерывая то и дело,ночь пока не отгорела, дождь пока не отшумел.
Но за этот подвиг мой без притворства и коварстваи за это вдохновенье без расчета и враньяслишком горькая на вкус, как напрасное лекарство,эта поздняя надежда отказалась от меня.
И осталось, как всегда, непрочитанное что-тов белой книге ожиданий, в черной книгепраздных дел…Тонких листьев октября позолота. Жить охота,жизнь пока не облетела, свет пока не отгорел.
«Осудите сначала себя самого…»
Осудите сначала себя самого,научитесь искусству такому,а уж после судите врага своегои соседа по шару земному.
Научитесь сначала себе самомуне прощать ни единой промашки,а уж после кричите врагу своему,что он враг и грехи его тяжки.
Не в другом, а в себе побеждайте врага,а когда преуспеете в этом,не придется уж больше валять дурака —вот и станете вы человеком.
Песенка («Совесть, благородство и достоинство…»)
Совесть, благородство и достоинство —вот оно, святое наше воинство.Протяни ему свою ладонь,за него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.Посвяти ему свой краткий век.Может, и не станешь победителем,но зато умрешь как человек.
«Ах, что-то мне не верится, что я, брат, воевал…»
Ах, что-то мне не верится, что я, брат, воевал.А может, это школьник меня нарисовал:я ручками размахиваю, я ножками сучу,и уцелеть рассчитываю, и победить хочу.
Ах, что-то мне не верится, что я, брат, убивал.А может, просто вечером в кино я побывал?И не хватал оружия, чужую жизнь круша,и руки мои чистые, и праведна душа.
Ах, что-то мне не верится, что я не пал в бою.А может быть, подстреленный, давно живу в раю,и кущи там, и рощи там, и кудри по плечам…А эта жизнь прекрасная лишь снится по ночам.
«Восемнадцатый век из античности…»
Восемнадцатый век из античностив назиданье нам, грешным, извлеккульт любви, обаяние личности,наслаждения сладкий урок.
И различные высокопарности,щегольства безупречный парад…Не ослабнуть бы от благодарностиперед ликом скуластых наяд!
Но куда-то все кануло, сгинулопод шершавой ладонью раба…Несчастливую карточку вынулонаше время и наша судьба.
И в лицо – что-то жесткое, резкое,как по мягкому горлу ребром,проклиная, досадуя, брезгуятем уже бесполезным добром.
Палаши, извлеченные наголо,и без устали – свой своего…А глаза милосердного ангела?..А напрасные крики его?..
«Из Вашингтона в назначенный срок…»
