Дилан Томас - Собрание стихотворений 1934-1953

От шипенья потертой фальши,

Звучавшей страшней и страшней,

Когда заваливались мои вечера

За холмы, в глубины морей.

Как мечтал я подальше смыться

От приветствий, прилипших давно к ушам,

От призраков, которые в воздухе кишат,

От призрачных теней на страницах,

От звонков, от записок, от хождения по гостям...

Я мечтал удрать, но боюсь того,

Что какая-то свежая, весенняя жизнь

Может вылупиться, словно из лопнувших почек,

Из шипенья старой потертой лжи -

И в небо искры взовьются с треском,

А я останусь - полуслепой,

И со мной будет тот же страх ночной,

Да поджатые губы над телефонной трубкой.

Да приподнятая шляпа, что над волосами дрожит,

Нет, уж лучше бы смерть, пролетая,

Случайно задела меня крылом.

Только так я был бы уверен в том,

Что умру не от полуусловностей, полулжи.

40. СГРЫЗИ ЖЕ ПОСЛЕДНЕЕ МЯСО С КОСТЕЙ

«Сгрызи же последнее мясо с костей,

Пей из двух молочных холмов

Суть жизни! Помои – и те не пролей,

Пока груди жизни не стали дряблей

Тряпок, а ноги –  сучков кривей,

И не тревожь гробов,

Ну а если и женщина стала как лед –

Пусть бумажная роза на тряпках цветет!

Взбунтуйся, мой сын, против дружбы луны,

(Парламент небес – долой!),

Против греховной власти морей,

Тирании дней, диктатуры ночей,

И солнце скинь с вышины!  

Против смертности плоти и камня костей,

Против коварства крови твоей,   

Против блажи любовной и злой!»

 – Но ведь жажды нет, да и голода нет,

А сердце я снова разбил:

Я в зеркале вижу подвялый цвет 

Лица: поцелуй мне губы сгубил.

Пусть я хил, пусть я слаб, но девчонка меня

Сочла вполне мужиком:

Я ее повалил и поговорил

С ее веселым грехом!

Настоящая роза в постели ее,

Блажь, которую не убить,

Человек, которого  не повесить,

Как солнце не погасить, –

Восстаньте вы все против истин отца,

Чтоб из хлева кровавых свиней

Не выскочил демон в облике пса,

Пожиратель радостных дней!

Нет, я не буду таким дураком,

Чтоб убить и солнечный свет,

И весну, и подружку, и красоту! 

Тысячекратное «НЕТ»!

Есть радость – проснуться веселым днем

И другом назвать рассвет!

Пусть небо диктует законы земле 

Бессчетные множества лет!

Ни свет, ни тьма мне не враги,

Но единая благодать!

А ты и синице, и пауку

Решил войну объявлять?

Для тебя и солнце, и судьбы людей,

И весь мир – воплощенье зла?

Так возьми обратно свои слова,

Пока тебя смерть не взяла!

41. А ГОРЕ - ВОР ВРЕМЕН

А горе – вор времён. Оно ползком уйдет, 

А годы плаваний? – Их жизнь-луна крадет,

И веру боль-воришка тоже стянет,

А веру ту, которая сильна, 

Полуутопит море, ибо на

Колени  мощь времён она сдувала дико.

Старик забудет привкус крика, 

В часы ветров, в часы худеющих времён

Изгоев незабывших позовем,

Седлавших лунный свет на тонущей тропе:

Так старики и забывают горе.

А кашель их сухой, парящий альбатрос,

Обратно принесет их молодости кость

Лишь добреди с солеными глазами 

До той кровати где лежит она,

Бросавшая как кости времена

В приливы исторических вершин, 

Не зная времени, но просто влюблена 

В того, кто время крал ночами (да и днями!).

И вот опять отцы его впускают в дом,

И входит с жульническим он лицом,

Смерть вспыхивает в рукаве, и временами

С добычей, с запыленною мошной,

Наполненной пустыми семенами

Опять подкрадывается она

К могиле скакуна.

Она следит за тем, кто явно  вне закона, 

Глядит на  горе перемётное при нем –

Она не гонится с серебряным свистком,

Вдоль по ведущим к смерти пикам дней, 

Кусающих смертельно пузырей,

Но никакой сексообразный третий глаз 

Из центра радуги и не взглянул на вас, 

А радуга соединила вновь людские 

Две половинки... Все останется как есть:

По прежнему залив зовет к смертям,

Но форму жизни воры-времена 

Вернут отцам... 

42. И БЕЗВЛАСТНА СМЕРТЬ ОСТАЕТСЯ

И безвластна смерть остается,

И все мертвецы нагие

Воссоединятся с живыми, 

И в закате луны под ветром

Растворятся белые кости,

Загорятся во тьме предрассветной

На локтях и коленях звезды,

И всплывет все, что сожрано морем,

И в безумие разум прорвётся,

Сгинуть могут любовники, но не Любовь,

И безвластна смерть остается.

И безвластна смерть остается.

Не умрут без сопротивления

Эти, волнами унесенные,

Эти, вздернутые на дыбу

И привязанные к колесу,

Пусть разорваны сухожилья –

И расколота надвое вера,

И зло, что исходит от Зверя,

Стрелой сквозь них пронесется,  

Но в осколки их не разбить нипочем,

И безвластна смерть остается.

И безвластна смерть остается.

Пусть не слышно им крика чаек,

И прибой к берегам не рвется,

И цветок не поднимет венчика

Навстречу стуку дождей,

Пусть безумны, мертвы как гвозди –

Расцветет их букет железный,

Сквозь ковер маргариток пробьется,

И пока существует солнце –

Безвластна смерть остается.  

43. ТОГДА БЫЛ НОВОЯВЛЕН ОН

Тогда был новоявлен он

Весь белый и в крови: новорожден,   

Молился, на коленях стоя 

Под колоколом каменным, о чаше 

Во всех 12 апостольских морях

Согбенно, заводил часы прибоя, 

Молил о спутанных ночах и днях,

Зелёных и двойных, как суть гермафродита

Он завтра – человек. Пока –  улитка.

Из пламенного корабля

Щенок, обкусывая палубу вылазит,

Уже он понимает все желанья,

Которые тот, взрослый познает,

Взбираясь ввысь

По женскому, по жидкому пути 

От каменного колокола – прочь,  

Он их зеленым камнем света назовет

И взрослой жизнью.

Он в лабиринтах, в  кривизне прибоя,

В чешуйчатых путях,

Он в раковине, выдутой луною

(В той, где рождение Венеры),

Избегнет городов, свернувших паруса,

Но все же ветром в ад сметенных:

Не попадут в Его зеленый миф 

Ни куча фотографий тех, соленых,

Ни горя и любви пейзажи. 

В его тяжёлой живописи маслом,

Где все от человека до кита,

Как фотки будущего. Новенький ребенок

Следит пути к Граалю,

Туда, меж плавников, сквозь кольца змей,

Через огонь и сквозь вуали, 

Фотографируя мою тщету, он там

Снимает радугу в ветрах прожекторов,

Светящих с борта Ноева ковчега, 

Снимает и хожденье по водaм 

(Пока детишки те из детских парков

 Ещё на пальцах говорят между собой).

А мальчик (пусть еще без мысли он, но в маске)

Заводит все, что движется по часовой. 

Экран, забрызганный прибоем детства

Показывал любовь, и вот 

У драматического моря сердце

Разбилось...

 – Кто мою историю убьет???

Вот ряд кремней кривой,

И время награждает хромотой, 

И зубья из воды, и серп его тупой,

Оно создатель и оно убийца

Истории…

                            – А кто бы мог

Оракулом заместо аппарата

Печать бесформенную закрепить

Той тени, что из завтрашнего дня…

– Но Время, может быть, убьет меня?

 – Нет, –говорит он, – нет, нельзя убить:

Ничто зеленое никто еще не ранил!

Ну кто такое сердце искромсает

Об эту зелень? Все, что не убито…

– Я видел сам, как время убивает

Меня…

44. НА ПОЛПУТИ В ТОТ ДОМ

1.

На полпути в тот дом, где в знаках зодиака

Меж сумерек алтарь совою затенен,

Она лежит и смотрит в сторону могилы,

Ребро Адамово, раскинувшись как вилы,

Из коих порожден пес адский, Абадон.

Обжора Геркулес, жеватель новостей,

Кусатель мандрагоры завтрашних событий,

Он, затерявшийся в толпе прозрачных фей.

На веках медяки, глаза его закрыты.

Петух – отец и сын небесного яйца –

Он кости  всем ветрам вселенной подставляет,

Флюгарка на одной ноге, он, Слово-Бог,              

Всю эту ночь времён я под его защитой,