Владимир Высоцкий - Нерв
Песни Марии
ПлачОтчего не бросилась, Марьюшка, в реку ты,Отчего ж не замолкла навсегда ты?Как забрали милого в рекруты, в рекруты.Как ушел твой суженый во солдаты.
Я слезами горькими горницу вымоюИ на годы долгие дверь закрою. Наклонюсь над озером ивою, ивою,Высмотрю, как в зеркале, — что с тобою.
Травушка-муравушка сочная, мятнаяБез тебя ломается, ветры дуют.Долюшка солдатская ратная, ратная,Что, как пули грудь твою не минуют?
Тропочку глубокую протопчу по полю,И венок свой свадебный впрок совью,Дивну косу девичью — до полу, до полуСберегу для милого с проседью.
Вот возьмут кольцо мое с белого блюдица,Хоровод завертится, — грустно в нем.Пусть мое гаданье сбудется, сбудется,Пусть вернется суженый вешним днем.
Пой как прежде весело, идучи к дому, ты,Тихим словом ласковым утешай.А житье невестино — омуты, омуты…Поджидает Марьюшка, поспешай.
ОжиданиеНе сдержать меня уговорами.Верю свято я не в него ли?Пусть над ним кружат черны вороны,Но он дорог мне и в неволе.
Верим веку испокон,Да прослышала сама я,Как в году невесть какомСтали вдруг одним цветкомДва цветка, Иван да Марья.
БедаЯ несла свою бедуПо весеннему по льду.Надломился лед, душа оборвалася.Камнем под воду пошла,А беда — хоть тяжела,А за острые края задержалася.
И беда с того вот дняИщет по свету меня,Слухи ходят вместе с ней, с кривотолками.А что я не умерла,Знала голая земляДа еще перепела с перепелками.
Кто из них сказал ему,Господину моему,Только выдали меня, проболталися.И, от страсти сам не свой,Он отправился за мной,А за ним беда с молвой привязалися.
Он настиг меня, догнал,Обнял, на руки поднял.Рядом с ним в седле беда ухмылялася.Но остаться он не мог,Был всего один денек,А беда на вечный срок задержалася.
Клич глашатаев[32]Если кровь у кого горяча,Саблей бей, пикой лихо коли.Царь дарует вам шубу с плечаИз естественной выхухоли.Сей указ без обману-коварства,За печатью по форме точь-в-точь:В бой за восемь шестнадцатых царстваИ за целую царскую дочь.Да, за целую царскую дочь!
Частушки[33]Подходи, народ, смелее,Слушай, переспрашивай.Мы споем про Евстигнея,Государя нашего.
Вы себе представьте сцену,Как папаша ЕвстигнейДочь-царевну АграфенуХочет сплавить поскорей.
Но не получается,Царевна не сплавляется.
Как-то ехал царь из леса,Весело, спокойненько,Вдруг услышал свист балбесаСоловья-разбойника.
С той поры царя корежит,Словно кость застряла в нем.Пальцы в рот себе заложит,Хочет свистнуть соловьем.
Надо с этим бой начать,А то начнет разбойничать.
Серенада соловья-Разбойника[34]Выходи, я тебе посвищу серенаду,Кто тебе серенаду еще посвистит?Сутки кряду могу, до упаду,Если муза меня посетит.
Я пока еще только шутю и шалю,Я пока на себя не похож,Я обиду стерплю, но когда я вспылю,Я дворец подпалю, подпилю, развалю,Если ты на балкон не придешь.
Ты отвечай мне прямо, откровенно,Разбойничую душу не трави.О, выйди, выйди, выйди, Аграфена,Послушай серенаду о любви.
Ей-ей-ей, трали-валиКабы красна девица жила в полуподвале,Я б тогда на корточкиПриседал у форточки,Мы бы до утра проворковали.
В лесных кладовых моих уйма товара,Два уютных дупла, три пенечка гнилых,Чем же я тебе, Груня, не пара,Чем я, Феня, тебе не жених?
Так тебя я люблю,Что ночами на сплю,Сохну с горя у всех на виду.Вот и голос сорвал, и хриплю, и сиплю.Ох, я дров нарублю, я себя погублю,Но тебя украду, увезу.
Я женихов твоих — через колено,Я папе твоему попорчу кровь.О, выйди, выйди, выйди, Аграфена,О, не губи разбойничью любовь.
Ей-ей-ей, трали-валиКабы красна девица жила в полуподвале,Я б тогда на корточкиПриседал у форточки,Мы бы до утра проворковали.
Свадебная[35]Ты, звонарь-Пономарь, не кемарь!Звонкий колокол раскочегаривай.Ты очнись, встрепенись, гармонист,Переливами щедро одаривай.
Мы беду навек спровадили,В грудь ей вбили кол осиновый.Перебор сегодня свадебный,Звон над городом малиновый.
Эй, гармошечка, дразни, дразни,Не спеши, подманивай.Главный колокол, звони, звони,Маленький подзванивай.
«В заповедных и дремучих…»В заповедных и дремучихСтрашных Муромских лесахВсяка нечисть бродит тучей,На проезжих сеет страх:Воют воем, что твои упокойники…Если есть там соловьи то разбойники.Страшно, аж жуть!
В заколдованных болотахТам кикиморы живут.Защекочут до икотыИ на дно уволокут.Будь ты конный, будь ты пеший — заграбастают,А уж по лесу — так лешие и шастают.Страшно, аж жуть!
И мужик — купец иль воин —Попадали в темный лес.Кто за чем: кто с перепою,А кто сдуру в чащу лез.По причине попадали, без причины ли,Только всех их и видали, словно сгинули.Страшно, аж жуть!
Из заморского из лесу,Где и вовсе сущий ад,Где такие злые бесы,Что друг друга не едят,Чтоб творить им совместное зло потом,Поделится приехали опытом.Страшно, аж жуть!
Соловей-разбойник главныйИм устроил буйный пир,А от них был змей трехглавыйИ слуга его — вампир.Пили зелье в черепах, ели бульники,Танцевали на гробах, богохульники.Страшно, аж жуть!
Змей-Горыныч взмыл на древо,Ну — раскачивать его:«Выводи, разбойник, девок,Пусть покажут кой-чего,Пусть нам лешие попляшут, попоют,А не то я, матерь вашу, всех сгною!»Страшно, аж жуть!
Соловей-разбойник тожеБыл не только лыком шит,Свистнул, гикнул, крикнул:«Рожа, Гад, заморский паразит,Убирайся отсюда, уматывай,И вампира с собою прихватывай!»Страшно, аж жуть!
Все взревели, как медведи:«Натерпелись столько лет!Ведьмы мы аль не ведьмы,Патриотки или нет?Налил бельма, ишь ты, клещ, отоварился,Да еще на наших женщин позарился!..»Страшно, аж жуть!
И теперь седые людиПомнят прежние дела:Билась нечисть грудью в грудиИ друг друга извела. Прекратилися навек безобразия.Ходит в лес человек безбоязненно.И не страшно ничуть!
КАЛЕЙДОСКОП
Дела семейные
В каменном векеА ну, отдай мой каменный топорИ шкур моих набедренных не тронь.Молчи, не вижу я тебя в упор.Или в пещеру, поддержи огонь.
Выгадывать не смей на мелочах,Не обостряй семейный наш уклад.Не убрана пещера и очаг,Разбаловалась ты в матриархат.
Придержи свое мнение,Я — глава, и мужчина — я.Соблюдай отношенияПервобытнообщинные.
Там мамонта убьют, поднимут вой,Начнут добычу поровну делить.Я не могу весь век сидеть с тобой,Мне надо хоть кого-нибудь убить.
Старейшины сейчас придут ко мне.Смотри еще не выйди голой к ним.Век каменный, а не достать камней.Мне стыдно перед племенем своим.
Пять бы жен мне — наверное,Разобрался бы с вами я!Но дела мои скверные,Потому — моногамия.
А все твоя проклятая родня…Мой дядя, что достался кабану,Когда был жив, предупреждал меня:Нельзя из людоедок брать жену.
Не ссорь меня с общиной — это ложь,Что будто к тебе кто-то пристает.Не клевещи на нашу молодежь,Она — надежда наша и оплот!
Ну, что глядишь — тебя пока не бьют.Отдай топор, добром тебя прошу.И шкур не тронь, ведь люди засмеют.До трех считаю, после — задушу.
В библейские времена (рассказ плотника Иосифа)Возвращаюсь я с работы,Рашпиль ставлю и стены.Вдруг в окно порхает кто-тоИз постели от жены.
Я, понятно, вопрошаю: «Кто такой?»А она мне отвечает: «Дух святой».
Ох, я встречу того духа.Ох, отмечу его в ухо.Дух — он тоже духу рознь.Коль святой, так Машку брось.
Хоть и кровь ты голубая,Хоть и белая ты костьДо Христа дойду и знаю:Не пожалует Христос.
Машка — вредная натура,Так и лезет на скандал.Разобиделася, дура,Вроде, значит, помешал.
Я сперва, конечно, с лаской:То да се.А она к стене с опаской:«Нет, и все!»
Я тогда цежу сквозь зубы,Но уже, конечно, грубо:«Хоть он возрастом и древний,Хоть годов ему тыщ шесть,У него в любой деревнеДве-три бабы точно есть!»
… Я к Марии с предложеньем(Я на выдумку мастак):Мол, в другое воскресеньеТы, Мария, сделай так:
Я потопаю под утро, —Мол, пошел…А ты — прими его как будто,Хорошо?
Ты накрой его перинойИ запой — тут я с дубиной.Он крылом, а я — колом.Он псалом, а я — кайлом!
Тут, конечно, он сдается.Честь Марии спасена!Потому что мне сдается,Этот ангел — сатана.
Я влетаю с криком, с древом,Весь в надежде на испуг.Машка плачет. «Машка, где он?»«Улетел желанный дух!..»
«Как же это я не знаю?Как успел?»«А вот так вот, — отвечает, —Улетел.»
Он псалом мне прочитал,И крылом пощекотал…— Так шутить с живым-то мужем?Ах ты скверная жена!Я взмахнул своим оружьем:Смейся, смейся, сатана!
В древнем РимеКак-то вечером ПатрицииСобрались у КапитолияНовостями поделиться — иВыпить малость алкоголия.Не вести ж бесед тверезыми?Марк-Патриций не мытарился,Пил нектар большими дозамиИ ужасно нанектарился.
И под древней под колонноюОн изверг из уст проклятия:«Ох, с почтенною МатреноюРазойдусь я скоро, братия.Она спуталась с поэтами,Помешалась на театрах.Так и шастает с билетамиНа приезжих гладиаторов.
Я, кричит, от бескультурияСкоро стану истеричкою.В общем, злобствует, как фурия,Поощряема сестричкою.Только цикают и шикают…Ох, налейте мне двойных!Мне ж рабы в лицо хихикают.На войну б, да нет войны.
Я нарушу все традиции,Мне не справиться с обеими.Опускаюсь я, Патриции,Дую горькую с плебеями,Я ей дом оставлю в Персии,Пусть берет сестру-мегерочку…На отцовские сестрецииЗаведу себе гетерочку.
У гетер хотя все явственней,Но они не обезумели.У Гетеры пусть безнравственней,Зато родственники умерли.…Так сумею исцелиться я,Из запоя скоро выйду я…»
И пошли домой Патриции,Марку пьяному завидуя.
В средневековье (рыцарский турнир)Сто сарацин убил во славу ей,Прекрасной даме посвятил я сто смертей,Но наш король — лукавый сир,Затеял рыцарский турнир.Я ненавижу всех известных королей!
Вот мой соперник — рыцарь круглого стола.Чужую грудь мне под копье король послал.Но в сердце нежное ееМое направлено копье…Мне наплевать на королевские дела!
Герб на груди его — там плаха и петля.Но будет дырка там, как в днище корабля.Он — самый первый фаворит,К нему король благоволит.Но мне сегодня наплевать на короля!
Король сказал: «Он с вами справится шаля, —И пошутил: — пусть будет пухом вам земля».Я стану пищей для червей,Тогда он женится на ней…Простит мне бог, я презираю короля!
Вот подан знак. Друг друга взглядом пепеля,Коней мы гоним, задыхаясь и пыля.Забрало поднято — изволь!Ах, как волнуется король!..Но мне, ей-богу, наплевать на короля!
Итак, все кончено. Пусть отдохнут поля.И льется кровь его на стебли ковыля.Король от бешенства дрожит,Но мне она принадлежит.И мне сегодня наплевать на короля!
Но в замке счастливо не пожили мы с ней.Король в поход послал на сотню долгих дней.Не ждет меня мой идеал,Ведь он — король, а я — вассал,И рано, видимо, плевать на королей.
«На стол колоду, господа…»На стол колоду, господа!Крапленая колода.Он подменил ее, когда,Барон, вы пили воду.Валет наколот, так и есть.Барон, Ваш долг погашен.Вы проходимец, ваша честь!Вы проходимец, ваша честь,И я к услугам вашим.
Но я не слышу ваш апарт[36].О нет, так не годится…А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.
Закончить не смогли вы кон,Верните бриллианты.И вы, барон, и вы, Виконт,Пожалте в секунданты.Ответьте, если я неправ,Но наперед все лживо!Итак, оружье ваше, граф?Прошу назвать оружье, граф,За вами выбор, живо.
Вы не получите инфаркт,Вам не попасть в больницу…А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.
Да полно, предлагаю сам:На шпагах, пистолетах…Хотя сподручней было б вамНа дамских амулетах.Кинжалом, если б вы смогли…Я дрался им в походах.Но вы б, конечно, предпочли,Но вы б, конечно, предпочлиНа шулерских колодах.
Вам скоро будет не до карт,Вам предстоит сразиться…А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.
Не подымайте, ничего,Я встану сам, сумею.Я снова вызову его,Пусть даже протрезвею.Барон, молчать!Виконт, не хнычь!Плевать, что тьма народу!Пусть он ответит, старый хрыч,Пусть он ответит, старый хрычЧем он крапил колоду.
Когда откроет тайну карт,Дуэль не состоится…А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.
А коль откажется сказать,Клянусь своей главою,Графиню можете считатьСегодня же вдовою.И хоть я шуток не терплю,Но я могу взбеситься,Тогда я графу прострелю,Тогда я графу прострелю,Экскьюз ми[37], ягодицу.
Вы не получите инфаркт,Вам предстоит сразиться…А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.
А вы, Виконт, хоть и не трус,А все-таки скотина.Я с вами завтра же дерусь,Вот слово дворянина.А вы, барон, извольте здесьНе падать, как же можно?Ну, а за сим имею честь,Ну, а за сим имею честь,Я спать хочу безбожно.
Стоял весенний месяц март,Летели с юга птицы.А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.
Ах, граф, прошу меня простить,Я вел себя бестактно.Я в долг хотел у вас просить,Но не решался как-то.Хотел просить наедине,Мне на людях неловко.И вот пришлось устроить мне,И вот пришлось устроить мнеДебош и потасовку.
Стоял февраль, а может, март.Летели с юга птицы.А в это время Бонапарт,А в это время БонапартПереходил границу.
Я весь в долгах, пусть я не прав,Имейте снисхожденье.Примите уверенья, граф,А с ними извиненья.О да, я выпил целый штофИ сразу вышел червой…Дурак?! Вот как?Что ж, я готов!Итак, ваш выстрел первый.
«Оплавляются свечи…»Оплавляются свечиНа старинный паркет.Дождь кидает на плечиСеребром с эполет.Как в агонии бродитЗолотое вино.Пусть былое уходит,Что придет — все равно.
И, в предсмертном томленьеОзираясь назад,Убегают олени,Нарываясь на залп.Кто-то дуло наводитНа невинную грудь.Пусть былое уходит,Пусть придет что-нибудь.
Кто-то злой и умелый,Веселясь, наугадМечет острые стрелыВ воспаленный закат.Слышно в буре мелодийПовторение нот.Все былое уходит.Что придет, то пройдет.
Песня о петровской Руси[38]Как засмотрится мне нынче, как задышется!Воздух крут перед грозой. Крут да вязок.Что споется мне сегодня? Что услышится?Птицы вещие поют. Да все из сказок!
Птица Сирин мне радостно скалится,Веселит, зазывает из гнезд,А напротив — тоскует, печалится,Травит душу чудной Алконост.
Словно семь заветных струнЗазвенели в свой чередЭто птица ГамаюнНадежду подает!
В синем небе, колокольнями проколотом,Медный колокол, медный колоколТо ль возрадовался, то ли осерчал.Купола в России кроют чистым золотом,Чтобы чаще господь замечал…
Я стою, как перед вечною загадкою,Пред великою да сказочной страною.Перед солоно да горько-кисло-сладкою,Голубою, родниковою, ржаною.
Глиной чавкая, жирной да ржавою,Вязнут лошади по стремена,Но влекут меня сонной державою,Что раскисла, опухла от сна.
Словно семь богатых лунНа пути моем встаетТо мне птица ГамаюнНадежду подает!
Душу, сбитую утратами да тратами,Душу, стертую перекатами,Если до крови лоскут истончал,Залатаю золотыми я заплатами,Чтобы чаще господь замечал…
«Как по Волге-матушке…»Как по Волге-матушке, по реке-кормилицеВсе суда с товарами, струги да ладьи,И не надорвалася, и не притомилася,Ноша не тяжелая, корабли свои.
Вниз по Волге плавая, прохожу пороги яИ гляжу на правые берега пологие.Там камыш шевелится, поперек ломается,Справа берег стелется, слева поднимается.
Волга песни слышала хлеще, чем «Дубинушка»,В ней вода исхлёстана пулями врагов.И плыла по матушке наша кровь-кровинушка,Стыла бурой пеною возле берегов.
Долго в воды пресные лились слезы строгие.Берега отвесные, берега пологиеПлакали, измызганы острыми подковами,Но теперь зализаны эти раны волнами.
Что-то с вами сделалось, берега старинные,Там, где стены древние, на холмах кремли,Словно пробудилися молодцы былинныеИ, числом несметные, встали из земли.
Лапами грабастая, корабли стараются,Тянут баржи с Каспия, тянут-надрываются,Тянут, не оглянутся, и на версты многиеЗа крутыми тянутся берега пологие.
ПожарыПожары над странойВсе выше, жарче, веселей.Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,Но вот судьба и времяПересели на коней,А там в галоп, под пули в лоб.И мир ударило в ознобОт этого галопа.Шальные пули злы,Глупы и бестолковы,А мы летели вскачь,Они за нами в лет.Расковывались кони,И горячие подковыЛетели в пыль на счастье тем,Кто их потом найдет.Увертливы поводья, словно угри,И спутаны и волосы и мысли на бегу,А ветер дул и расправлял нам кудриИ распрямлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня,Ни страх погони — ни при чем,А время подскакало, и Фортуна улыбалась.И сабли седоковСкрестились с солнечным лучом.Седок — поэт,А конь — Пегас,Пожар померк, потом погас,А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра!Копыта били дробь.Трезвонила капель.Помешанная на крови, слепая пуля-дураПрозрела,Поумнела вдругИ чаще била в цель.
И кто кого — азартней перепляса,И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет,А ветер дул, с костей сдувая мясоИ радуя прохладою скелет.
Удача впередиИ исцеление больнымВпервые скачет время напрямую, не по кругу.Обещанное — завтраБудет горьким и хмельным…
Светло скакатьВрага видать,И друга тоже… благодать!Судьба летит по кругу!
Доверчивую смерть вкруг пальца обернули.Замешкалась она, забыв махнуть косой.Уже не догоняли нас и отставали пули.Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?
Пел ветер все печальнее и глуше,Навылет время ранено,Досталось и судьбе.Ветра и кониИ тела и душиУбитых выносили на себе.
Все относительно[39]О вкусах не спорят, есть тысяча мнений,Я этот закон на себе испытал.Ведь даже Эйнштейн, физический гений,Весьма относительно все понимал.
Оделся по моде, как требует век,Вы скажете сами:«Да это же просто другой человек!»А я — тот же самый.Вот уж действительноВсе относительно,Все-все, все.
Набедренный пояс из шкуры пантеры.О да, неприлично! Согласен, ей-ей,Но так одевались все до нашей эры,А до нашей эры им было видней.
Оделся по моде, как в каменный век!Вы скажете сами:«Да это же просто другой человек!»А я — тот же самый.Вот уж действительноВсе относительно,Все-все, все.
Оденусь как рыцарь я после турнира,Знакомые вряд ли узнают меня.И крикну как Ричард я в драме Шекспира:«Коня мне! Полцарства даю за коня!»
Но вот усмехнется и скажет сквозь смехЦенитель упрямый:«Да это же просто другой человек!»А я — тот же самый.Вот уж действительноВсе относительно,Все-все, все.
Вот трость, канотье, я из НЭПа, похоже?Не надо оваций, к чему лишний шум?Ах, в этом костюме узнали, ну что же,Тогда я надену последний костюм.
Долой канотье, вместо тросточки — стек,И шепчутся дамы:«Да это же просто другой человек!»А я — тот же самый.Вот уж действительноВсе относительно,Все-все, все.
Москва — ОдессаВ который раз лечу Москва — Одесса,Опять не выпускают самолет.А вот прошла вся в синем стюардесса, как принцесса,Надежная, как весь гражданский флот.
Над Мурманском ни туч, ни облаков,И хоть сейчас лети до Ашхабада.Открыты Киев, Харьков, Кишинёв,И Львов открыт, но мне туда не надо.
Сказали мне: «Сегодня не надейся,Не стоит уповать на небеса».И вот опять дают задержку рейса на Одессу,Теперь обледенела полоса.
А в Ленинграде с крыши потекло,И что мне не лететь до Ленинграда?В Тбилиси — там все ясно, там тепло,Там чай растет, но мне туда не надо.
Я слышу, ростовчане вылетают,А мне в Одессу надо позарез,Но надо мне туда, куда меня не принимают.И потому откладывают рейс.
Мне надо, где сугробы намело,Где завтра ожидают снегопада,А где-нибудь все ясно и светло,Там хорошо, но мне туда не надо.
Отсюда не пускают, а туда не принимают,Несправедливо, грустно мне, но вотНас на посадку скучно стюардесса приглашает,Похожая на весь гражданский флот.
Открыли самый дальний закуток,В который не заманят и награды,Открыт закрытый порт Владивосток,Париж открыт, но мне туда не надо.
Взлетим мы, распогодится.Теперь запреты снимут.Напрягся лайнер, слышен визг турбин.Но я уже не верю ни во что, меня не примут,У них найдется множество причин.
Мне надо, где метели и туман,Где завтра ожидают снегопада,Открыты Лондон, Дели, Магадан,Открыто все, но мне туда не надо.
Я прав, хоть плачь, хоть смейся,Но опять задержка рейса,И нас обратно к прошлому ведетВся стройная, как «Ту», та стюардесса мисс Одесса,Доступная, как весь гражданский флот.
Опять дают задержку до восьми,И граждане покорно засыпают.Мне это надоело, черт возьми,И я лечу туда, где принимают!
«Я все вопросы освещу сполна…»Я все вопросы освещу сполна,Дам любопытству удовлетворенье.Да! у меня француженка жена,Но русского она происхожденья.Нет! у меня сейчас любовниц нет.А будут ли? Пока что не намерен.Не пью примерно около двух лет.Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.
Да нет! живу не возле «Сокола»,В Париж пока что не проник…Да что вы все вокруг да около?Да спрашивайте напрямик!
Я все вопросы освещу сполна,Как на духу попу в исповедальне.В блокноты ваши капает слюна.Вопросы будут, видимо, о спальне?Да, так и есть! Вот густо покраснелИнтервьюер: — Вы изменяли женам?Как будто за портьеру посмотрелИль под кровать залег с магнитофоном.
Да нет! живу не возле «Сокола»,В Париж пока что не проник…Да что вы все вокруг да около?Да спрашивайте напрямик!
Теперь я к основному перейду:Один, стоявший скромно в уголочке,Спросил: — А что имели вы в видуВ такой-то песне и такой-то строчке?Ответ: — Во мне Эзоп не воскресал.В кармане фиги нет, не суетитись!А что имел в виду — то написал:Вот, вывернул карманы — убедитесь!
Да нет! живу не возле «Сокола»,В Париж пока что не проник…Да что вы все вокруг да около?Да спрашивайте напрямик!
Тау-КитаВ далеком созвездии Тау-КитаВсе стало для нас непонятно.Сигнал посылаем: «Вы что это там?»А нас посылают обратно.На Тау-КитеЖивут в красоте,Живут, между прочим, по-разномуТоварищи наша по разуму.
Вот, двигаясь по световому лучуБез помощи, но при посредстве,Я к Тау-Ките этой самой лечу,Чтоб с ней разобраться на месте.На Тау-КитаЧего-то не так,Там тау-китайская братияСвихнулась, по нашим понятиям.
Покуда я в анабиозе лежу,Те Тау-Китяне буянят.Все реже я с ними на связь выхожу,Уж очень они хулиганят.У Тау-КитовВ алфавите словНемного, и строй буржуазный,И юмор у них безобразный.
Корабль посадил я, как собственный зад,Слегка покривив отражатель,Я крикнул по таукитянски: «Виват!»,Что значит по-нашему «Здрасьте».У Тау-КитянВся внешность — обман,Тут с ними нельзя состязаться:То явятся, то растворятся.
Мне Тау-Китянин — как вам Папуас,Мне вкратце про них намекнули.Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!»В ответ они чем-то мигнули.На Тау-Ките Условья не те:Тут нет атмосферы, тут душно,Но тау-китяне радушны.
В запале я крикнул им: «Мать вашу, мол!»Но кибернетический гид мойНастолько дословно меня перевел,Что мне за себя стало стыдно.Но Тау-КитыТакие скоты,Наверно, успели набраться:То явятся, то растворятся.
«Эй, братья по полу, — кричу, — мужики!»Но что-то мой голос сорвался.Я тау-китянку схватил за грудки:«А ну, — говорю, — признавайся!»Она мне: «уйди,Мол, мы впереди,Не хочем с мужчинами знаться,А будем теперь почковаться».
Не помню, как поднял я свой звездолет.Лечу в настроенье питейном.Земля ведь ушла лет на триста впередПо гнусной теорьи Эйнштейна.Что, если и там,Как на Тау-Кита,Ужасно повысилось знанье,Что, если и там почкованье?…
«Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Исуса…»Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Исуса,Кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем.Хорошую религию придумали Индусы,Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
Стремилась ввысь душа твоя —Родишься вновь с мечтою.Но если жил ты, как свинья,Останешься свиньею.
Пусть косо смотрят на тебя — привыкни к укоризне.Досадно — что ж, родишься вновь, на колкости горазд.И если видел смерть врага еще при этой жизни,В другой тебе дарован будет верный зоркий глаз.
Живи себе нормальненько,Есть повод веселиться,Ведь, может быть, в начальникаДуша твоя вселится.
Пускай живешь ты дворником, родишься вновь прорабом,А после из прораба до министра дорастешь.Но если туп, как дерево, — родишься баобабомИ будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.
Досадно попугаем жить,Гадюкой с длинным веком.Не лучше ли при жизни бытьПриличным человеком.
Так кто есть кто, так кто был кем, мы никогда не знаем.С ума сошли генетики от ген и хромосом.Быть может, тот облезлый кот был раньше негодяем,А этот милый человек был раньше добрым псом.
Я от восторга прыгаю,Я обхожу искусы.Удобную религиюПридумали Индусы.
«Один музыкант объяснил мне пространно…»Один музыкант объяснил мне пространно,Что будто гитара свой век отжила.Заменят гитару — электрогораны,Электророяль и электропила.
Но гитара опятьНе хочет молчать,Поет ночами лунными,Как в юность мою,Своими семьюСеребряными струнами.
Я слышал, вчера кто-то пел на бульваре.И голос уверен, и голос красив.Но мне показалось, устала гитараЗвенеть под его залихватский мотив.
И все же опятьНе хочет молчать,Поет ночами лунными,Как в юность мою,Своими семьюСеребряными струнами.
Электророяль мне, конечно, не пара,Другие появятся с песней другой.Но кажется мне, не уйдем мы с гитаройНа заслуженный, но нежеланный покой.
Гитара опятьНе хочет молчать,Поет ночами лунными,Как в юность мою,Своими семьюСеребряными струнами.
СПОРТ-СПОРТ
