Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй
Однако досталось же осьминогу от великого писателя! Известно, что к пятидесяти годам Виктор Гюго оставил любимый им пышный Париж, поселился на Нормандских островах в проливе Ла-Манша и со временем характер его заметно изменился. «Труженики моря» создаются в преклонном возрасте, когда писатель больше слушает, чем чувствует и переживает. Внешний вид осьминога на берегу, на борту судна, в рыбачьих сетях, возможно, помог воображению, и… родилась столь ужасная картина, нарисованная пером Гюго.
Но проходит почти век, и его соотечественнику Жаку-Иву Кусто удается первому более или менее серьезно познакомиться с осьминогами в их собственном доме. Этим чудовищам морских пучин устраивается школа… модных западных танцев. При этом подводные восьминогие «вампиры» принимают приглашение потанцевать, лишь понатерпевшись страху от «четвероногих» незнакомцев и не видя иного выхода. Все это фотографируется на цветную кинопленку и демонстрируется с экранов миллионам зрителей. Легенда развеивается.
Но сто лет это вовсе не так уж мало для человечества. За это время проникшие в глубины водолазы — живые свидетели, а с ними и псевдоученые, как утверждает тот же Кусто, поведали миру столько страшного о встречах в море с головоногими, что теперь нелегко сразу представить себе обратное. С другой стороны, просто трудно как-то поверить в то, что диковинные рассказы об этих морских животных всего-навсего сплошная выдумка.
Древняя легенда, веками бытовавшая среди атлантических рыбаков о чудище «кракен — плавающем острове» со множеством рук, которое, «когда хотело, играло с рыбачьими шхунами, как с игрушкой, и утаскивало рыбаков с суденышек в бездну»; старинное поверье рыбаков Ла-Манша о том, что «кальмар самое маленькое и самое большое животное моря», и многое другое может и быть плодом фантазии. Но что мы скажем о находках, особенно часто встречающихся на берегах Австралии и Южной Африки, выброшенных морем осьминогах до трех тонн весом; о щупальцах кальмаров до десяти метров в длину, которые в наши дни обнаруживают рыбаки в желудках кашалотов, и, наконец, об утверждениях Тура Хейердала, ученого, в честности которого никто не решится сомневаться, видевшего «огромные бесформенные тела, бо́льшие по размеру, чем Кон-Тики» (90 квадратных метров!), которые плавали по ночам вокруг суденышка ученого в Атлантике? Как относиться ко всему этому?
Ведь нынче уже существует, твердо обосновываясь и перебираясь из одной книги в другую, мнение, что осьминоги безобидные, просто трусливые морские животные. Мне представляется подобная оценка этого животного противоположной крайностью прежней. Согласен, что прежнее мнение было сильно преувеличено, пусть даже во многом ошибочно, но развенчивать его надо, при всем уважении к нашему английскому другу Джеймсу Олдриджу, отталкиваясь все же от более близкого знакомства с этими «приматами моря», как их называет советский ученый И. Акимушкин. Вот Павел Курилов, который описывает в своей книге «Спускаясь в подводный мир» встречи с осьминогами в бухтах Дальнего Востока; он в разумной степени осторожен в суждении и выводах.
Мне доводилось охотиться на осьминогов, случайно встречаться с ними в подводных гротах, вступать в настоящие сражения с ружьем, просто с ножом, нырять за ними, на удивление друзьям, с голыми руками. Я, подводный охотник, а значит, пловец без акваланга, отношусь к осьминогам с опаской.
В детстве, «исследуя» подземные проходы кяризов в окрестностях Ашхабада, я бесстрашно по самые плечи засовывал руки в узкие норы земляных крабов. Было ясно: одна клешня может оказаться сильнее другой и тогда на месте щипка покажутся капельки крови. Но ты не уступил в смелости, отваге и выносливости никому из твоих друзей.
Но когда много лет спустя я на дне Мексиканского залива впервые увидел живого осьминога совсем рядом, долго потом не мог перебороть в себе чувство неприязни. И не столько общий внешний вид осьминога, его желеобразное туловище, как будто зашитое в целлофановый мешок, из которого в разные стороны тянутся находящиеся постоянно в движении щупальца-ноги, щупальца-руки со множеством слегка пульсирующих присосков, служил тому причиной. Его глаза! Выпуклые, огромные, вопросительные, иногда печальные и злые, но всегда выразительные глаза вызывали опасение и страх.
В одиночку поначалу я пытался охотиться на осьминогов с ружьем. Но у меня, должен признаться, в отличие от Олдриджа, из этого ничего не получалось. Сколько я ни стрелял в них, сидящих в своих гнездах, результат всегда был один и тот же. Лишь острие гарпуна притуплялось с каждым ударом о камни и скалы. Стрела пробивала животное, но оно так крепко сидело в своем жилье, присосавшись к стенкам, что лопасти гарпуна всякий раз разрывали его тело, и я оставался ни с чем. Пытаться нанести осьминогу издали пикой возможно большее количество смертельных ран и затем выковыривать его из гнезда трезубцем — до этого я не доходил. Подобное занятие мне казалось неспортивным.
Бывало, я ухитрялся перехватывать осьминога в движении — он плавает рывками, используя при этом специальный орган, действующий как водомет. В двух случаях выстрелы были удачными. Но оба раза, прежде чем я успевал подтащить к себе стрелу и забросить ее в лодку, животное умудрялось ухватиться за скалу или оплести щупальцами ветви кораллов. В результате оказывалось, что я напрасно «жег порох». Как бы легонько ни тянул я за стрелу, в конечном счете тело осьминога разрывалось, и стрела без добычи возвращалась в ружье, а раненый спрут уползал в первое попавшееся укрытие.
Очень скоро я забросил это занятие, так как всякий раз в подобных случаях у меня портилось настроение. Приходило то же самое ощущение, что и во время боя быков, когда новичок тореро трусил, неумело работал с быком, причиняя животному лишь одни страдания. На охоте вообще никогда не следует оставлять подранков.
Очень скоро я убедился, что опытные ныряльщики не пытаются убивать осьминогов, они не стреляют в них, а вылавливают голыми руками! Но сколько ни обучали меня кубинские друзья, терпеливо и настойчиво, сколько ни смотрел я на то, как они ловко, уверенно и всегда успешно действовали, хватая осьминогов за колпачок, который прикрывает хрящевый череп, легко поддающийся разрыву, сколько ни стыдили они меня, ничего не помогало. Чувство неприязни и страха не покидало меня, и я не мог себя пересилить.
И вот однажды, то ли потому, что просто пришло время, или оттого, что в тот день из-за моего мимолетного испуга пострадал оказавшийся безоружным товарищ по охоте, я неожиданно для самого себя попросил Бентоса пойти со мной на осьминога.
Охотились мы как раз в осьминожьем месте. Я забросил ружье в лодку, а Бентоса никогда ни о чем вторично не надо было просить. На глубине метров восьми в первое же погружение мы обнаружили «живой мешок». Он замер. Немигающие, но зорко видящие глаза следили за нами. По мнению Бентоса, этот для первого раза был слишком крупным. Однако второй, имевший своим домиком нагромождение камней на небольшой подводной терраске, показался мне ничуть не меньше. И все же Бентос подал знак действовать.
Насытив легкие кислородом, мы нырнули. Меня лихорадило, но я решительно сунул руку в дыру, стараясь ухватить осьминога за колпачок, бугорок, расположенный сразу же за глазами. Животное тут же оплело руку — мне показалось, сотнею щупалец сразу — и плотно приникло к голой коже присосками. В тот день я охотился в майке с короткими рукавами.
Слыша громкий стук собственного сердца, испытывая неожиданно откуда-то появившуюся тупую боль в желудке, я ощутил, что конец одного щупальца пляшет у меня на левом плече — не может присосаться к трикотажу майки. Выждав положенные пять секунд — конечно же показавшиеся мне вечностью, но я исправно считал в уме, — я потянул руку на себя. Но не тут-то было! Щупальца натянулись, как упругие резиновые тяжи, и тело осьминога не поддавалось ни на сантиметр. Моя рука на что-то давила, мяла пальцами что-то мягкое, но осьминог и не думал двигаться с места. По неопытности я не мог точно определить местонахождение уязвимого у осьминога колпачка.
Я потянулся рукой к кобуре с ножом, но Бентос тронул меня за плечо и быстро запустил свою руку в дыру.
Навстречу руке, словно хобот слона, из расщелины чуть выше входа в жилье осьминога вывалилась самая огромная из щупалец нашей жертвы и проворно обвила руку Бентоса по локоть. Но мой друг знал свое дело. В следующий миг я ощутил, что осьминога будто ударило током. Он вздрогнул. Сила его присосок явно ослабела, но не настолько, чтобы я мог высвободить руку. Я был благодарен бедняге за это! Бентос, может быть, и не стал бы никому и ни о чем рассказывать, но я, выдернув руку, помчался бы прочь, а потом измучил бы себя угрызениями совести. Рука друга между тем где-то совсем рядом в студенистом мешке уверенно сдавливала жизненно важные нервные центры осьминога.
