Антология - Песни и романсы русских поэтов

М. Л. Михайлов

Михаил Ларионович Михайлов родился в 1829 году в Оренбурге, умер в 1865 году в Кадае Нерчинского округа. Будучи вольнослушателем Московского университета, Михайлов сдружился с Н. Г. Чернышевским. 14 сентября 1861 года он был арестован за революционную деятельность, а через три месяца сослан в Сибирь. Михайлов сотрудничал в «Литературной газете», «Сыне отечества», «Москвитянине», с 1852 года — в «Современнике» (вошел в редакцию в 1860 г.), в «Русском слове», в «Отечественных записках». Он писал романы («Перелетные птицы» и др.), повести, этнографические очерки, литературно-критические и публицистические статьи, но известность приобрел в качестве переводчика с английского и немецкого языков. Некоторые его стихотворения стали популярными в революционной среде песнями. На тексты Михайлова написано несколько романсов. Особенно охотно композиторы обращались к переводам Михайлова из Гейне: «Щекою к щеке ты моей приложись…» (В. Соколов, А. Вилламов, Н. Римский-Корсаков, П. Чесноков), «Объятый туманными снами…» (П. Макаров), «Снилась мне девушка…» (П. Макаров), «Как трепещет, отражаясь…» (П. Сокальский). На музыку положены также: «Новогреческая песня» (А. Рубинштейн), «Весною пред пышною розой», «Вижу, ты прекрасна», «Ты причаль, моя рыбачка…» (А. Варламов), перевод из Гете «Шелохнула занавеска…» (В. Соколов), перевод из Томаса Гуда «Всю ночь стерегли мы дыханье у ней…» (А. Размадзе). Кроме публикуемых текстов в песенниках встречаются «Жена каторжника» (из Барри Корнуэла) и «Ее он безмолвно, но страстно любил…».

Во Францию два гренадераИз русского плена брели,И оба душой приуныли,Дойдя до Немецкой земли.

Придется им — слышат — увидетьВ позоре родную страну…И храброе войско разбито,И сам император в плену!

Печальные слушая вести,Один из них вымолвил: «Брат!Болит мое скорбное сердце,И старые раны горят!»

Другой отвечает: «Товарищ!И мне умереть бы пора;Но дома жена, малолетки:У них ни кола ни двора.

Да что мне? просить христа-радиПущу и детей и жену…Иная на сердце забота:В плену император! в плену!

Исполни завет мой: коль здесь яОкончу солдатские дни,Возьми мое тело, товарищ,Во Францию! там схорони!

Ты орден на ленточке краснойПоложишь на сердце мое,И шпагой меня опояшешь,И в руки мне вложишь ружье.

И смирно и чутко я будуЛежать, как на страже, в гробу…Заслышу я конское ржанье,И пушечный гром, и трубу.

То Он над могилою едет!Знамена победно шумят…Тут выйдет к тебе, император,Из гроба твой верный солдат!»

Вечный враг всего живого,Тупоумен, дик и зол,Нашу жизнь за мысль и слово  Топчет произвол.

И чем жизнь честней и чище,Тем нещаднее судьба;Раздвигайся ты, кладбище,—  Принимай гроба!

Гроб вчера и гроб сегодня,Завтра гроб… А мы стоимСредь могил и… «власть господня»,  Как рабы, твердим.

Вот и твой смолк голос честный,И смежился честный взгляд,И уложен в гроб ты тесный,  Отстрадавший брат.

Жаждой правды изнывая,В темном царстве лжи и злаЖизнь зачахла молодая,  Гнета не снесла.

Ты умолк, но нам из гробаСкорбный лик твой говорит:«Что ж молчит в вас, братья, злоба?  Что любовь молчит?

Иль в любви у вас лишь слезыЕсть для ваших кровных бед?Или сил и для угрозы  В вашей злобе нет?

Братья, пусть любовь вас тесноСдвинет в дружный ратный строй,Пусть ведет вас злоба в честный  И открытый бой!»

Мы стоим, не слыша зова, —И ликуя, зверски зол,Тризну мысли, тризну слова  Правит произвол.

Крепко, дружно вас в объятьяВсех бы, братья, заключилИ надежды и проклятьяС вами, братья, разделил.

Но тупая сила злобыВон из братского кружкаГонит в снежные сугробы,В тьму и холод рудника.

Но и там, назло гоненью,Веру лучшую моюВ молодое поколеньеСвято в сердце сохраню.

В безотрадной мгле изгнаньяТвердо буду света ждатьИ души одно желанье,Как молитву, повторять:

Будь борьба успешней ваша,Встреть в бою победа вас,И минуй вас эта чаша,Отравляющая нас.

Смело, друзья! Не теряйтеБодрость в неравном бою,Родину-мать защищайте,Честь и свободу свою!Пусть нас по тюрьмам сажают,Пусть нас пытают огнем,Пусть в рудники посылают,Пусть мы все казни пройдем!Если погибнуть придетсяВ тюрьмах и шахтах сырых, —Дело, друзья, отзоветсяНа поколеньях живых.

Стонет и тяжко вздыхаетБедный забитый народ;Руки он к нам простирает,Нас он на помощь зовет.Час обновленья настанет —Воли добьется народ,Добрым нас словом помянет,К нам на могилу придет.Если погибнуть придетсяВ тюрьмах и шахтах сырых, —Дело, друзья, отзоветсяНа поколеньях живых.

Н. А. Некрасов

Около 60 стихотворений Николая Алексеевича Некрасова (1821–1877) было положено на музыку русскими композиторами, создавшими более 150 вокальных произведений. Среди большого количества имен (свыше 100) выделяются М. Мусоргский («Калистрат», «Колыбельная Еремушке»), Ц. Кюи (цикл из 21 романса), С. Танеев («Бьется сердце беспокойное…»), С. Рахманинов (кантата «Весна» на стихи «Идет-гудет зеленый шум…»), П. Булахов («Тихо вечер догорает…»), А. Дюбюк («Ты всегда хороша несравненно…»), А. Спендиаров («Несжатая полоса»), Н. Черепнин («Прости! не помни дней паденья…»). Характерно, что композиторы, за исключением Мусоргского, Кюи и Спендиарова, использовали в основном любовную лирику Некрасова (наибольшее количество романсов на стихи «Прости! не помни дней паденья…», «Ты всегда хороша несравненно…», «Давно отвергнутый тобою…»). Иную картину дают песни на стихи Некрасова анонимных авторов, распространявшиеся устно и печатавшиеся в песенниках. Среди двадцати с лишним стихотворений, ставших песнями, подавляющее большинство — тексты с социально острой тематикой. Кроме публикуемых известны были: «Современная ода», «Плач детей», «Эй, Иван…», «Извозчик», «Школьник», «Здравствуй, родная…» (отрывок из стихотворения «В деревне»).

Не гулял с кистенем я в дремучем лесу,Не лежал я во рву в непроглядную ночь, —— Я свой век загубил за девицу-красу,За девицу-красу, за дворянскую дочь.

Я в немецком саду работа́л по весне,Вот однажды сгребаю сучки да пою,Глядь, хозяйская дочка стоит в стороне,Смотрит в оба да слушает песню мою.

По торговым селам, по большим городамЯ недаром живал, огородник лихой,Раскрасавиц девиц насмотрелся я там,А такой не видал, да и нету другой.

Черноброва, статна, словно сахар бела!..Стало жутко, я песни своей не допел.А она — ничего, постояла, прошла,Оглянулась: за ней как шальной я глядел.

Я слыхал на селе от своих молодиц,Что и сам я пригож, не уродом рожден,—Словно сокол гляжу, круглолиц, белолиц,У меня ль, молодца, кудри — чесаный лен…

Разыгралась душа на часок, на другой…Да как глянул я вдруг на хоромы ее —Посвистал и махнул молодецкой рукой,Да скорей за мужицкое дело свое!

А частенько она приходила с тех порПогулять, посмотреть на работу мою,И смеялась со мной, и вела разговор:Отчего приуныл? что давно не пою?

Я кудрями тряхну, ничего не скажу,Только буйную голову свешу на грудь…«Дай-ка яблоньку я за тебя посажу,Ты устал, чай пора уж тебе отдохнуть».

— «Ну, пожалуй, изволь, госпожа, поучись,Пособи мужику, поработай часок».Да как заступ брала у меня, смеючись,Увидала па правой руке перстенек:

Очи стали темней непогоднего дня,На губах, на щеках разыгралася кровь.«Что с тобой, госпожа? Отчего на меняНеприветно глядишь, хмуришь черную бровь?»

— «От кого у тебя перстенек золотой?»— «Скоро старость придет, коли будешь всё знать».— «Дай-ка я погляжу, несговорный какой!»И за палец меня белой рученькой хвать!

Потемнело в глазах, душу кинуло в дрожь,Я давал — не давал золотой перстенек…Я вдруг вспомнил опять, что и сам я пригож,Да не знаю уж как — в щеку девицу чмок!..

Много с ней скоротал невозвратных ночейОгородник лихой… В ясны очи глядел,Расплетал, заплетал русу косыньку ей,Целовал-миловал, песни волжские пел.

Мигом лето прошло, ночи стали свежей,А под утро мороз под ногами хрустит.Вот однажды, как крался я в горенку к ней,Кто-то цап за плечо: «Держи вора!» — кричит.

Со стыдом молодца на допрос привели,Я стоял да молчал, говорить не хотел…И красу с головы острой бритвой снесли,И железный убор на ногах зазвенел.

Постегали плетьми и уводят дружкаОт родной стороны и от лапушки прочьНа печаль и страду!.. Знать, любить не рукаМужику-вахлаку да дворянскую дочь!

Что ты жадно глядишь на дорогуВ стороне от веселых подруг?Знать, забило сердечко тревогу —Всё лицо твое вспыхнуло вдруг.

И зачем ты бежишь торопливоЗа промчавшейся тройкой вослед?..На тебя, подбоченясь красиво,Загляделся проезжий корнет.

На тебя заглядеться не диво,Полюбить тебя всякий не прочь:Вьется алая лента игривоВ волосах твоих, черных как ночь;

Сквозь румянец щеки твоей смуглойПробивается легкий пушок,Из-под брови твоей полукруглойСмотрит бойко лукавый глазок.

Взгляд один чернобровой дикарки,Полный чар, зажигающих кровь,Старика разорит на подарки,В сердце юноши кинет любовь.

Поживешь и попразднуешь вволю,Будет жизнь и полна, и легка…Да не то тебе пало на долю:За неряху пойдешь мужика.

Завязавши под мышки передник,Перетянешь уродливо грудь,Будет бить тебя муж-привередникИ свекровь в три погибели гнуть.

От работы и черной и труднойОтцветешь, не успевши расцвесть,Погрузишься ты в сон непробудной,Будешь нянчить, работать и есть.

И в лице твоем, полном движенья,Полном жизни, — появится вдругВыраженье тупого терпеньяИ бессмысленный, вечный испуг.

И схоронят в сырую могилу,Как пройдешь ты тяжелый свой путь,Бесполезно угасшую силуИ ничем не согретую грудь.

Не гляди же с тоской на дорогуИ за тройкой вослед не спеши,И тоскливую в сердце тревогуПоскорей навсегда заглуши!

Не нагнать тебе бешеной тройки:Кони крепки, и сыты, и бойки,—И ямщик под хмельком, и к другойМчится вихрем корнет молодой…

Еду ли ночью по улице темной,Бури заслушаюсь в пасмурный день —Друг беззащитный, больной и бездомный,Вдруг предо мной промелькнет твоя тень!Сердце сожмется мучительной думой.С детства судьба невзлюбила тебя:Беден и зол был отец твой угрюмой,Замуж пошла ты — другого любя.Муж тебе выпал недобрый на долю:С бешеным правом, с тяжелой рукой;Не покорилась — ушла ты на волю,Да не на радость сошлась и со мной…

Помнишь ли день, как больной и голоднойЯ унывал, выбивался из сил?В комнате нашей, пустой и холодной,Пар от дыханья волнами ходил.Помнишь ли труб заунывные звуки,Брызги дождя, полусвет, полутьму?Плакал твой сын, и холодные рукиТы согревала дыханьем ему.Он не смолкал — и пронзительно звонокБыл его крик… Становилось темней;Вдоволь поплакал и умер ребенок…Бедная! слез безрассудных не лей!С горя да с голоду завтра мы обаТакже глубоко и сладко заснем;Купит хозяин, с проклятьем, три гроба —Вместе свезут и положат рядком…

В разных углах мы сидели угрюмо.Помню, была ты бледна и слаба,Зрела в тебе сокровенная дума,В сердце твоем совершалась борьба.Я задремал. Ты ушла молчаливо,Принарядившись, как будто к венцу,И через час принесла торопливоГробик ребенку и ужин отцу.Голод мучительный мы утолили,В комнате темной зажгли огонек,Сына одели и в гроб положили…Случай нас выручил? Бог ли помог?Ты не спешила печальным признаньем,  Я ничего не спросил,Только мы оба глядели с рыданьем,Только угрюм и озлоблен я был…

Где ты теперь? С нищетой горемычнойЗлая тебя сокрушила борьба?Или пошла ты дорогой обычной,И роковая свершится судьба?Кто ж защитит тебя? Все без изъятьяИменем страшным тебя назовут,Только во мне шевельнутся проклятья —  И бесполезно замрут!..

Белый день занялся над столицей,Сладко спит молодая жена,Только труженик муж бледнолицыйНе ложится — ему не до сна!

Завтра Маше подруга покажетДорогой и красивый наряд…Ничего ему Маша не скажет,Только взглянет… убийственный взгляд!

В ней одной его жизни отрада,Так пускай в нем не видит врага:Два таких он ей купит наряда,А столичная жизнь дорога!

Есть, конечно, отличное средство:Под рукою казенный сундук;Да испорчен он был с малолетстваИзученьем опасных наук.

Человек он был новой породы:Исключительно честь понимал,И безгрешные даже доходыНазывал воровством, либерал!

Лучше жить бы хотел он попроще,Не франтить, не тянуться бы в свет,—Да обидно покажется теще,Да осудит богатый сосед!

Всё бы вздор… только с Машей не сладишь,Не втолкуешь — глупа, молода!Скажет: «Так за любовь мою платишь!»Нет! упреки тошнее труда!

И кипит-поспевает работа;И болит-надрывается грудь…Наконец наступила суббота:Вот и праздник — пора отдохнуть!

Он лелеет красавицу Машу,Выпив полную чашу труда,Наслаждения полную чашуЖадно пьет… и он счастлив тогда!

Если дни его полны печали,То минуты порой хороши,Но и самая радость едва лиНе вредна для усталой души.

Скоро в гроб его Маша уложит,Проклянет свой сиротский удел,И, бедняжка, ума не приложит,Отчего он так скоро сгорел?

Долго не сдавалась Любушка-соседка,Наконец шепнула: «Есть в саду беседка,

Как темнее станет — понимаешь ты?..»Ждал я, исстрадался, ночки-темноты!

Кровь-то молодая: закипит — не шутка!Да взглянул на небо — и поверить жутко!

Небо обложилось тучами кругом…Полил дождь ручьями — прокатился гром!

Брови я нахмурил и пошел угрюмой:«Свидеться сегодня лучше и не думай!

Люба белоручка, Любушка пуглива,В бурю за ворота выбежать ей в диво;

Правда, не была бы буря ей страшна,Если б… да настолько любит ли она?..»

Без надежды, скучен прихожу в беседку,Прихожу и вижу — Любушку-соседку!

Промочила ножки и хоть выжми шубку…Было мне заботы обсушить голубку!

Да зато с той ночи я бровей не хмурю,Только усмехаюсь, как заслышу бурю…

Поздняя осень. Грачи улетели,Лес обнажился, поля опустели,

Только не сжата полоска одна…Грустную думу наводит она.

Кажется, шепчут колосья друг другу:«Скучно нам слушать осеннюю вьюгу,

Скучно склоняться до самой земли,Тучные зерна купая в пыли!

Нас, что ни ночь, разоряют станицыВсякой пролетной прожорливой птицы,

Заяц нас топчет и буря нас бьет…Где же наш пахарь? чего еще ждет?

Или мы хуже других уродились?Или не дружно цвели-колосились?

Нет! мы не хуже других — и давноВ нас налилось и созрело зерно.

Не для того же пахал он и сеял,Чтобы нас ветер осенний развеял?»

Ветер несет им печальный ответ:«Вашему пахарю моченьки нет.

Знал, для чего и пахал он и сеял,Да не по силам работу затеял.

Плохо бедняге — не ест и не пьет,Червь ему сердце больное сосет,

Руки, что вывели борозды эти,Высохли в щепку, повисли как плети,

Очи потускли, и голос пропал,Что заунывную песню певал,

Как, на соху налегая рукою,Пахарь задумчиво шел полосою».

Назови мне такую обитель,Я такого угла не видал,Где бы сеятель твой и хранитель,Где бы русский мужик не стонал?Стонет он по полям, по дорогам,Стонет он по тюрьмам, по острогам,В рудниках на железной цепи;Стонет он под овином, под стогом,Под телегой ночуя в степи;Стонет в собственном бедном домишке,Свету божьего солнца не рад;Стонет в каждом глухом городишке,У подъезда судов и палат.Выдь на Волгу: чей стон раздаетсяНад великою русской рекой?Этот стон у нас песней зовется —То бурла́ки идут бечевой!..Волга! Волга! Весной многоводнойТы не так заливаешь поля,Как великою скорбью народнойПереполнилась наша земля.

«Стой, ямщик! жара несносная,Дальше ехать не могу!»Вишь, пора-то сенокосная —Вся деревня на лугу.

У двора у постоялогоТолько нянюшка сидит,Закачав ребенка малого,И сама почти что спит;

Через силу тянет песенкуДа, зевая, крестит рот.Сел я рядом с ней на лесенку;Няня дремлет и поет:

«Ниже тоненькой былиночкиНадо голову клонить,Чтоб на свете сиротиночкеБеспечально век прожить.

Сила ломит и соломушку —Поклонись пониже ей,Чтобы старшие ЕремушкуВ люди вывели скорей.

В люди выдешь, всё с вельможамиБудешь дружество водить,С молодицами пригожимиШутки вольные шутить.

И привольная, и празднаяЖизнь покатится шутя…»Эка песня безобразная!«Няня! дай-ка мне дитя!»

— «На́, родной! да ты откудова?»— «Я проезжий, городской».— «Покачай; а я покудоваПодремлю… да песню спой!»

— «Как не спеть! спою, родимая,Только, знаешь, не твою.У меня своя, любимая…Баю-баюшки-баю!

В пошлой лени усыпляющийПошлых жизни мудрецов,Будь он проклят, растлевающийПошлый опыт — ум глупцов!

В нас под кровлею отеческойНе запало ни одноЖизни чистой, человеческойПлодотворное зерно.

Будь счастливей! Силу новуюБлагородных юных днейВ форму старую, готовуюНеобдуманно не лей!

Жизни вольным впечатлениямДушу вольную отдай,Человеческим стремлениямВ ней проснуться не мешай.

С ними ты рожден природою —Возлелей их, сохрани!Братством, Равенством, СвободоюНазываются они.

Возлюби их! на служениеИм отдайся до конца!Нет прекрасней назначения,Лучезарней нет венца.

Будешь редкое явление,Чудо родины своей;Не холопское терпениеПринесешь ты в жертву ей:

Необузданную, дикуюК угнетателям враждуИ доверенность великуюК бескорыстному труду.

С этой ненавистью правою,С этой верою святойНад неправдою лукавоюГрянешь божьею грозой…

И тогда-то…» Вдруг проснулосяИ заплакало дитя.Няня быстро встрепенуласяИ взяла его, крестя.

«Покормись, родимый, грудкою!Сыт?.. Ну, баюшки-баю!»И запела над малюткоюСнова песенку свою…

Меж высоких хлебов затерялосяНебогатое наше село.Горе горькое по свету шлялосяИ на нас невзначай набрело.

Ой, беда приключилася страшная!Мы такой не знавали вовек:Как у нас — голова бесшабашная —Застрелился чужой человек!

Суд приехал… допросы… — тошнехонько!Догадались деньжонок собрать:Осмотрел его лекарь скорехонькоИ велел где-нибудь закопать.

И пришлось нам нежданно-негаданноХоронить молодого стрелка,Без церковного пенья, без ладана,Без всего, чем могила крепка…

Без попов!.. Только солнышко знойное,Вместо ярого воску свечи,На лицо непробудно-спокойное,Не скупясь, наводило лучи;

Да высокая рожь колыхалася,Да пестрели в долине цветы;Птичка божья на гроб опускаласяИ, чирикнув, летела в кусты.

«Ой, полна, полна коробушка,Есть и ситцы и парча.Пожалей, моя зазнобушка,Молодецкого плеча!Выди, выди в рожь высокую!Там до ночки погожу,А завижу черноокую —Все товары разложу.Цены сам платил немалые,Не торгуйся, не скупись:Подставляй-ка губы алые,Ближе к милому садись!»Вот уж пала ночь туманная,Ждет удалый молодец.Чу, идет! — пришла желанная,Продает товар купец.Катя бережно торгуется,Всё боится передать.Парень с девицей целуется,Просит цену набавлять.Знает только ночь глубокая,Как поладили они.Расступись ты, рожь высокая,Тайну свято сохрани!

     ______