Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй

Я уже говорил об эстетическом наслаждении, которое испытывал при встрече с мантой. Новичка завораживает неторопливость, медлительность, этакая тропическая «леность» не только мант, но и многих других рыб. Однако новичок еще не знает, сколь обманчива эта флегматичность и какой начинена она взрывной силой!

Мне пришлось убедиться в том, какой моментальной реакцией обладают рыбы, когда мы впервые вышли в море вместе с азартным подводником и отличным фотографом Альберто.

Он обнаружил на дне илистой ложбины пару крупных скатов, зарывшихся в песок, и предложил мне попозировать. По его плану я должен был идти на скатов с ножом в руке.

Если манты и скаты-орляки свободно плавают, то скаты-хвостоколы, например, любят зарываться в ил и песок, так как питаются бентосом[26]. В придонных осадках они находят себе пищу — разных моллюсков, рачков, червей, иглокожих. Мостовидные зубы скатов приспособлены к размельчению твердых панцирей. Скаты разбрасывают плавниками грунт и ложатся на дно. Взбаламученная земля затем оседает и закрывает их. Возможно, в таком состоянии эти рыбы и отдыхают.

Так вот, впервые увидев скатов на дне морском и не имея об их нраве еще, собственно, ни малейшего представления, я не раздумывая отбросил ружье, вынул из кобуры нож. Контуры тела ската смутно улавливались под слоем песка, из-под которого отчетливо виднелись лишь конец хвоста и пара выпученных, как у жабы, глаз.

Чувствую, как неожиданно в душе начинает зарождаться опасение, но продолжаю двигаться. Полтора метра остается до ската, забываю о фотографе и борюсь с приближением страха, страха перед неизвестностью. Одолеть его помогает более сильное чувство — желание открыть для себя эту неизвестность. Метр, еще ближе…

Короткий, но сильный удар в лезвие ножа, или мне только это кажется. Ощущаю резкую боль в запястье и ничего не соображаю больше. Кругом густое, мутное облако. Рывком выпрямляю тело, поднимаюсь и только теперь вижу, как скат почти по самому дну плавно удаляется от меня.

Если бы хвостокол, — а это был именно морской скат с размахом плавников не менее метра — пожелал вторично атаковать меня, я не смог бы оказать ему решительно никакого сопротивления.

Смешанные чувства охватывают меня. Я жив и невредим. Проявил храбрость. Однако сколь мощной и молниеносной была атака хвостокола. Думаю о том, какой же снимок получится у Альберто, коль скоро и хвостокол и я в самый интересный момент оказались в сплошной мути. А где-то в глубине сознания предательски шевелится мысль: что, если бы удар шипа пришелся не в нож? Альберто, должно быть, знал, что хвостокол опасен…

Когда я уже вложил нож в ножны и подтянул со дна ружье, ко мне подплыл Альберто.

— Послушай, ты чего так близко? Я не успел тебя предупредить…

Отгоняя мысль о том, что Альберто, возможно, как раз и ждал такой острой встречи, чтобы получилось настоящее сенсационное фото, отвечаю вопросом:

— Ты сумел сфотографировать?

Альберто отрицательно покачал головой.

Мы забрались в лодку, и тут же к нам присоединился наш третий товарищ. С ним я познакомился в прошлое воскресенье. Он поразил меня тогда своей способностью вдвое дольше меня находиться под водой, непринужденностью и легкостью, с какими он чувствовал себя в море. Он садился и ложился на дно, как на ковер своей комнаты, забирался в любые гроты и расселины. За все хватался голыми руками. Он был совершенно лишен чувства страха.

У моего нового знакомого было длинное и сложное имя, и мы с Альберто прозвали его Бентосом.

Сперва Бентос было рассердился, подумав, что это слово означает какое-то ругательство на русском языке. Но когда мы объяснили ему, что это живые организмы, способные жить на дне морском, он успокоился.

Дело в том, что в день знакомства, когда мы возвращались в порт, Альберто рассказал мне, что его приятель отличный парень, но упорно не желает идти учиться, и спросил, что я думаю по этому поводу, я ответил: «Глупо! Когда на Кубе созданы все условия для того, чтобы любой мог получить образование, только глупый человек может продолжать наклеивать в мастерской резиновые заплаты на автомобильные камеры, имея при этом двухлетнее образование».

Бентос и впоследствии долго и упорно не желал учиться, а в остальном был прекрасным парнем: веселым, жизнерадостным, трудягой и в воде не знал себе равных. Он свободно нырял на глубину двадцать метров и там собирал самых крупных рыб. Никто никогда не мог сравниться с ним результатами охоты.

В тот памятный день встречи с хвостоколом Бентос, сидя на корме, «официально» признал за собой данное ему нами новое имя.

— Бентос — это я, — сказал он и улыбнулся. — А ты больше никогда не лезь к скатам так близко…

Однако подводный мир столь сказочно красив и загадочен и так увлекателен, что, оказавшись в нем, невольно быстро забываешь не только данные тебе советы, но и порою все, что оставил на берегу.

Я уже хорошо знал, что хвостоколы и орляки вооружены ядовитыми шипами, которые вырастают иной раз по два у основания хвоста с его спинной стороны. Острый шип имеет по обе стороны мелкие зубчики и бороздки, которые заполнены мягкой губчатой тканью, вырабатывающей яд. Раны от этих шипов не бывают глубокими, чаще рваные, чем колотые, но они приносят страдания и очень долго не заживают.

Яд скатов опасен и для человека, ибо активно действует на центральную нервную систему, вызывает расстройство дыхания, кровообращения и главным образом расстройство функции сердечной мышцы.

И все же страсть познания и какое-то подсознательное желание самоутверждения не давали мне покоя до тех пор, пока я не подстрелил пару скатов. Мясо ската съедобно, но довольно жесткое, волокнистое и не особенно вкусное. От небольшого пятнистого орляка был мною оставлен хвост — пастуший кнут длиной около полутора метров и впечатляющий шип. Но я неправильно засушил хвост, и, когда пришло время укладывать чемоданы, этот кнут, ставший удилищем, никуда не лез и был подарен кубинским школьникам.

На Кубе среди электрических скатов особенно распространены «торпедо» и «тембладера». Название последнего произошло от испанского глагола, который означает «дрожать, трястись, трепетать». Так вот, этот скат и живет все время в трепете. Очевидно, именно во время трепета у него вырабатывается электрический ток органами, которые расположены в передней части диска по обе стороны головы. «Динамо-машина» ската представляет собой столбики, похожие на призмы, стоящие так близко друг к другу, что сверху, если снять кожу со спины рыбы, они напоминают пчелиные соты.

«Тембладера» оставляет по себе потомство — всякий раз от восьми и до пятнадцати живых «электромашин». «Тембладерята», только что появившиеся на свет, уже могут спокойно «стрелять» током.

Мне было хорошо известно, что отдельные виды скатов вырабатывают в себе ток до 220 вольт напряжения и больше. Правда, сила этого прямого тока весьма небольшая, всего до трех четвертей ампера, и все-таки…

И все-таки, когда я однажды сознательно, чтобы попробовать, коснулся концом стрелы электрического ската «Торпедо», в ответ получил такой силы разряд, что выпустил из рук ружье и навечно зарекся проводить подобные эксперименты, поведав об этом друзьям. К счастью, среди них не оказалось ни одного любителя получать удовольствие от засовывания пальцев в электрические розетки.

4. РОЖДЕНИЕ СКАТА

Животные располагают прирожденными умениями: одни быстро бегают, другие высоко летают, третьи плавают в воде; человек ничего не умеет, пока с трудом не выучится, — ни говорить, ни ходить, ни добывать себе пищу.

Мой новый друг Бентос по складу характера оказался упрямым человеком. Он твердил, что лучше его в Гаване никто не умеет ставить заплатки на автомобильные камеры и поэтому-де, мол, ему нечего «учиться на инженера». Вместе с тем в быту, в повседневной жизни и особенно в море Бентос постоянно проявлял врожденную любознательность, и многие из его поступков красноречиво говорили о том, что ему не чуждо стремление познавать новое, ибо он все время «подглядывал» у жизни то, что ему было еще неизвестно. К тому же он был изрядный шутник.

Однажды, когда мы уже достаточно хорошо знали друг друга, я пригласил Бентоса в компании знакомого художника и его приятелей выйти с нами на моторном катере к рифам Арройо-Бермехо. Видимость в воде в то утро оказалась на редкость плохой, и охота, естественно, была мало удачной. Большинство охотников и хозяин катера, художник, собирались прежде времени возвратиться в Гавану.

Но вдруг оказалось, что пропал ключ от мотора катера. Все принялись искать ключ, и только Бентос ушел в воду. Поскольку после тщательного осмотра восемь пар глаз ключа на катере не обнаружили, было решено, что он в воде и унес его туда не кто иной, как Бентос. За ним поплыли сразу двое, и, когда мой друг поднялся на борт, его обыскали, точнее, проверили кармашек его плавок и заставили широко разинуть рот. Ключа и там не оказалось, но это не сняло с него подозрений, ибо все видели, как ему было не по душе «спозаранку» возвращаться домой, да еще со скудными трофеями, фактически с пустыми руками.