Николай Клюев - Сочинения. В 2-х томах

(1926)

427

ПОГОРЕЛЫЦИНА

Наша деревня — Сиговый ЛобСтоит у лесных и озерных троп…Где губы морские, олень да остяк,На тысячу верст ягелевый желтяк.Сиговец же ярь и сосновая зель,Где слушают зори медвежью свирель,Как рыбья чешуйка свирель та легка,Баюкает сказку и сны рыбака.За неводом сон — лебединый затон,Там яйца в пуху и кувшинковый звон…Лосиная шерсть у совихи в дупле,Туда не плыву я на певчем весле!

Порато баско весной в Сиговце,По белым избам, на рыбьем солнце!А рыбье солнце — налимья майка,Его заманит в чулан хозяйка,Лишь дверью стукнет, — оно на прялкеИ с веретенцем играет в салки.Арина баба на пряжу дюжа,Соткет из солнца порты для мужа,По ткани свекор, чтоб песне длиться,Доской резною набьет копытца,Опосле репки, следцы гагарьи…Набойки хватит Олехе, Дарье,На новоселье и на поминки…У наших девок пестры ширинки,У Степаниды, веселой НастиВ коклюшках кони живых брыкастей,Золотогривы, огнекопытныПьют дым плетёный и зоблют ситный.У Прони скатерть синей Онега, —По зыби едет луны телега,Кит-рыба плещет и яро в немПророк Иона грозит крестом.

Резчик Олеха — лесное чудо,Глаза — два гуся, надгубье рудо,Повысек птицу с лицом девичьим,Уста закляты потайным кличем.Когда Олеха тесал долотцемСосцы у птицы, прошел СиговцемМедведь матерый, на шее гривна,В зубах же книга злата и дивна. —Заполовели у древа щеки,И голос хлябкий, как плеск осоки,Резчик учуял: «Я — Алконост,Из глаз гусиных напьюся слез!»Иконник Павел — насельник давнийИз Мстер великих, отец Дубравне,Так кличет радость язык рыбачий…У Павла ощупь и глаз нерпячий: —Как нерпе сельди во мгле соленой,Так духовидцу обряд иконный.Бакан и умбра, лазорь с синельюСорочьей лапкой цветут под елью,Червлец, зарянку, огонь купинныйПо косогорам прядут рябины.Доска от сердца сосны кондовой —Иконописцу, как сот медовый,Кадит фиалкой, и дух леснойВ сосновых жилах гудит пчелой.

Явленье Иконы — прилет журавля, —Едва прозвенит жаворонком земля,Смиренному Павлу в персты и в зрачкиСлетятся с павлинами радуг полки,Чтоб в роще ресниц, в лукоморьях ногтей,Повывесть птенцов — голубых лебедей, —Их плески и трубы с лазурным перомСлывут по Сиговцу «доличным письмом».«Виденье Лица» богомазы берутТо с хвойных потемок, где теплится трут,То с глуби озер, где ткачиха-лунаЗа кросном янтарным грустит у окна.Егорию с селезня пишется конь,Миколе — с крещатого клена фелонь,Успение — с перышек горлиц в дупле,Когда молотьба и покой на селе.Распятие — с редьки: как гвозди креста,Так редечный сок опаляет уста.Но краше и трепетней зографу зретьНа птичьих загонах гусиную сеть,Лукавые мёрды и петли ремнейДля тысячи белых кувшинковых шей.То Образ Суда, и метелица крыл —Тень мира сего от сосцов до могил.Студеная Кола, Поволжье и ДонТверды не железом, а воском икон.

Гончарное дело прехитро зело.Им славится Вятка, Опошня село; —Цветет Украина румяным горшком,А Вятка кунганом, ребячьим коньком,Сиговец же Андому знает реку,Там в крынках кукушка ку-ку да ку-ку,Журавль-рукомойник курлы да курлы,И по сту годов доможирят котлы…Сиговому Лбу похвала — Силиверст,Он вылепил Спаса на Лопский погост,Украсил сурьмой и в печище обжег, —Суров и прекрасен глазуревый Бог.На Лопский погост (лопари, а не чудь)Укажут куницы да рябчики путь: —Не ешь лососины и с бабой не спи,Берестяный пестер молитв накопи,Волвянок-Варвар, Богородиц-груздей,Пройдут в синих саванах девять ночей,Десятые звезды пойдут на-потух,И Лопский погост — многоглавый петухНа кедровом гребне воздынет кресты:Есть Спасову печень сподобишься ты.О, русская сладость — разбойника вопь —Идти к красоте через дебри и топь.И пестер болячек, заноз, волдырейСо стоном свалить у Христовых лаптей!О, мед нестерпимый — колодовый гроб,Где лебедя сон — изголовице сноп,Под крылышком грамота: «чадца мои,Не ешьте себя ни в нощи, ни во дни!»

Порато баско зимой в Сиговце!Снега, как шапка на устьсысольце,Леса — тулупы, предлесья — ноги,Где пар медвежий да лосьи логи.По шапке вьются пути-суземки,По ним лишь душу нести в котомкеОт мхов оленьих до кипарисов…Отец «Ответов» Андрей Денисов,И трость живая Иван ФилиповСуземок пили, как пчелы липы.Их черным медом пьяны доселеПо холмогорским лугам свирели,По сизой Выге, по ЕнисеюСедые кедры их дымом веют…Но вспять сказанье! Зимой в СиговцеПомор за сетью, ткея за донцем,Петух на жердке дозорит беса,И снежный ангел кадит у леса,То киноварный, то можжевельный,Лучась в потемках свечой радельной.И длится сказка… Часы иль годы.Могучей жизни цветисты всходы. —За бородищей незрим Васятка, —Сегодня в зыбке, а завтра — надь-ка! —Кудрявый парень, как пена зубы,Плечистым дядям племянник любый!Изба — криница без дна и высиСемью питает сосцами рыси:Поет ли бахарь, орда ли мчится,Звериным пойлом полна криница, —Извечно-мерно скрипит черпуга…Душа кукует, иль ноет вьюга,Но сладко, сладко к сосцам родимымПрипасть и плакать по долгим зимам!

«Не белы снеги да сугробыЗамели пути до зазнобы,Ни проехать, ни пройти по проселкуВо Настасьину хрустальную светелку!Как у Настеньки жениховБыло сорок сороков,У Романовны сарафановСколько у моря туманов!..

Виноградье мое со клиною,Выпускай из рукава стаю лебединую!

Уж как лебеди на Дунай-реке,А свет Настенька на белой доске,Не оструганной, не отесанной,Наготу свою застит косами!Виноградье мое, виноградьице,Где зазнобино цветно платьице?

Цветно платьице с аксамитамиКовылем шумит под ракитами!

На раките зозулит зозуля:«Как при батыре-есауле»…Ты зозуля, не щеми печенкиУ гнусавой каторжной девчонки!Я без чести, без креста, без мамы,В Звенигороде иль у КамыНапилась с поганого копытца.Мне во злат шатер не воротиться!Ни при батыре-есауле,Ни по осени, ни в июле,Ни на Мезени, ни в Коломне,А и где, с опитухи не помню,А звалася свет — Анастасией!»…

Вот так песня, словеса лихие,Кто пропел ее в голубый вечерНа дремотном веретенном вече!?

И сказал Олеха: это елиСтать смолистым срубом захотели,Или сосны у лесной часовниЗапряглися в ледяные дровни,Чтоб бежать от самоедской стужи,Заглядеться в водопой верблюжий!Нет, сказала кружевница Проня,Это кони в петельной погонеРасплескали бубенцы в коклюшках,Или в рукомойнике кукушкаНагадала свадьбу Дорофею!Знать, прогукал филин к снеговею,Молвил свекор, или гусь с набойкиПосулил леща глазастой сойке!Силиверст пробаял: то в гончарнойСтало рябому котлу угарно,Он и стонет, прасол нетверёзый!..Светлый Павел, утирая слезы,Обронил из уст словесный бисер:Чадца, теля не от нашей рыси; —Стала ялова праматерь на удои,Завывают избы волчьим воем,И с иконы ускакал Егорий, —На божнице змий да сине море!..

Неусыпающую в молитвах БогородицуКличьте, детушки, за застолицу!

«Обрадованное Небо —К Тебе озера с потребой,Сладкое Лобзание —До Тебя их рыдание!Неопалимая Купина —В чем народная вина?Утоли Моя Печали —Стань березкой на протале!Умягчение Злых Сердец —Сядь за теплый колобец!Споручница Грешных —Спаси от мук кромешных!»

Гляньте, детушки, за стол —Он стоит чумаз и гол;Нету БогородицыУ пустой застолицы!

Вы покличьте-ка, домочадцы,На Сиговец к студеному долуПарусов и рыбарей братца —Святителя теплого — Миколу!Он, кормилец, в ризе сермяжной,Ради песни, младеня в зыбке,Откушает некуражноЯнтарной ухи да рыбки!

«Парусов погонщик Миколае,Объявился змий в родимом крае,Вороти Егорья на икону —Избяного рая оборону!Красной ложкой похлебай ушицы,Мы тебе подарим рукавицы,И на ноженьки оленьи пимы…Свете Тихий, Свет Незаходимый!Русский сад — мужики да бабы,От Норвеги и до смуглой ЛабыПринесем тебе морошки, яблок…Ты воспой, наш сладковейный зяблик.

Правило веры и образ кротости,Не забудь соборной волости!В зимы у нас баско, —Деды бают сказки,Как потемок скрыниСарафаны сини,Шубы долгоклинны,Лестовицы чинны!По моленным нашимЧирин да Парамшин,И персты РублеваСловно цвет вербовый!По зеленым веснамПрилетает к соснамНа отцов могилыСирин песнокрылый.Он, что юный розан,По Сиговцу прозванБратцем виноградным,В горестях усладным!

Ти-ли, ти-ли —Плывут корабли —Голубые парусаНапрямки во небеса.У реки животнойБерег позолотный,Воды-маргаритыПраведным открыты.Кто во гробик ляжетБледной, лунной пряжей,Тот спрядется БогомРадости залогом!Гробик, ты мой гробик,Вековечный домик,А песок желтяный —Суженый желанный!»Гляньте, детушки, на стол —Змий хвостом ушицу смел!..Адский пламень по углам: —Не пришел Микола к нам!

Увы, увы, раю прекрасный!..Февраль рассыпал бисер рясный,Когда в Сиговец, златно-бел,Двуликий Сирин прилетел.Он сел на кедровой вершине,Она заплакана поныне,И долго, долго озиралЛесов дремучий перевал.Истаевая, сладко онВоспел: Кирие елейсон!Напружилось лесное недро,И как на блюде, вместе с кедром,В сапфир, черемуху и ленПевец чудесный вознесен.

В тот год уснул навеки Павел, —Он сердце в краски переплавил,И написал икону нам:Тысячестолпный дивный храм,И на престоле из смарагда,Как гроздь в точиле винограда,Усекновенная глава.Вдали же никлые березы,И журавлиные обозы,Ромашка и плакун-трава.

Еще не гукала сова,И тетерев по талой зорькеКлевал пестрец да ягель горький,Еще медведь на водопоеГляделся в зеркальце лесноеИ прихорашивался втай, —Стоял лопарский сизый май,Когда на рыбьем перегоне,В лучах озерных, легче соний,Как в чаше запоны опал,Олеха старцев увидал. —Их было двое светлых братий,Один Зосим, другой Савватий,В перстах златые копей…Стал огнен парус у ладьи,И невода многоочиты,Когда сиянием повиты.В нее вошли озер Отцы.«Мы покидаем Соловцы,О, человече Алексие!Вези нас в горнюю Россию,Где Богородица и СпасЧертог украсили для нас!»Не стало резчика Олехи…Едва забрезжили сполохи,Пошла гагара на утек,Заржал в коклюшках горбунок,Как будто годовалый волкПрокрался в лен и нежный шелк.Лампадка теплилась в светелке,И за мудреною иголкойПриснился Проне смертный сон:Сиговец змием полонен,И нет подойника, ушата,Где б не гнездилися змеята.На бабьих шеях, люто злы,Шипят змеиные узлы,Повсюду посвисты и жала,И на погосте кровью алойЗаплакал глиняный Христос…Отколе взялся Алконост,Что хитро вырезан Алешей, —«Я за тобою по пороше!Летим, сестрица, налегкеК льняной и шелковой реке!»Не стало кружевницы Прони…С коклюшек ускакали кони,Лишь златогривый горбунок,За печкой выискав клубок,Его брыкает в сутеменки…А в горенке по самогонкеТальянка гиблая орет —Хозяев новых обиход.

Степенный свекор с СиливерстомСрубили келью за погостом,Где храм о двадцати главах,В нем Спас в глазуревых лаптях.Который месяц точит глина,Как иней ягодный крушина,Из голубой поливы глазКровавый бисер и топаз.Чудно, болезно мужичьюЗа жизнь суровую свою,Как землянику в кузовок,Сбирать слезинки с Божьих щек!

Так жили братья. Всякий день,Едва раскинет сутеменьСвой чум у таежных полян,В лесную келью, сквозь туман,Сорока грамотку носила:Была она четверокрыла,И, полюбив налимье сало,У свекра в бороде искала.Уж не один полет воочьюСильверст за пазухой сорочьейХудые вести находил, —Писал их столпник, старец Нил:Он на прибрежии ОнегаПостроил столп из льда и снега,Покрыл его дерном, берестой,И тридцать лет стоит невестойПустынных чаек, облаковИ серых беличьих лесов; —Их немота роила были,Что белки столпника кормили.Он по мирскому стольный князь,Как чешуей озерный язь,Так ослеплял служилым златомЛюбимец царские палаты.Но сгибло всё: Нил на столпе —Свеча на таежной тропе,В свое дупло, как хризопраз,Его укрыл звериный Спас!

Однажды птица прилетелаПонурою, отяжелелой,И не клевала творожку.Сильверст желанную строкуУ ней под крылышком сыскал:«Готовьтесь к смерти», Нил писал.Ударили в било поспешно…И как опалый цвет черешни,На новоселье двух смертейСлетелись выводки гусей;Тетерева и куропатки,Свистя крылами, без оглядки,На звон завихрились из пущ…И молвил свекор: «Всемогущ,Кто плачет кровию за тварь!Отменно знатной будет гарь;Недаром лоси ломят роги,Медведи, кинувши берлоги,С котятами рябая рысь,Вкруг нашей церкви собрались…Простите, детушки, убогих!Мы в невозвратные дорогиОдели новое рядно…Глядят в небесное окноНа нас Аввакум, Феодосий…Мы вас, болезные, не бросим,С докукою пойдем ко Власу,Чтоб дал лебедушкам атласуА рыси выбойки рябой!..Живите ладно меж собой:Вы, лоси, не бодайтесь больно,Медведихе-княгине стольнойОт нас в особицу поклон —Ей на помин овса суслон,Стоит он миленький в сторонке…Тетеркам пестрым по иконке, —На них кровоточивый Спас, —Пускай помолятся за нас!»

«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко»Воспела в горести великойНа человечьем языкеВся тварь, вблизи и вдалеке.Когда же церковь-купинаЗаполыхала до вершины,Настала в дебрях тишина,И затаили плеск осины.Но вот разверзлись купола,И въявь из маковицы главной,На облак белизны купавнойЧестная двоица взошлаЗа нею трудница сорокаС хвостом лазоревым, в тороках…Все трое метятся писцомГорящей птицей и крестом.

Не стало деда с Силиверстом…С зарей над сгибнувшим погостомРыдая, солнышко взошло,И по надречью, по-над логом,Оленем сивым, хромоногимЗаковыляло на село.Несло валежником от суши,Глухою хмарой от болот,По горенкам и повалушамСлонялся человечий сброд.И на лугу перед моленной,Сияя славою нетленной,Икон горящая скирда: —В окне Мокробородый Спас,Успение, коровий Влас…Се предреченная звезда,Что в карих сумерках всегдаКукушкой окликала нас!

Да молчит всякая плоть человеча:Уснул, аки лев,Великий Сиг!Икон же души, с поля сечи,Как белый гречневый посев,И видимы на долгий миг,Вздымались в горнюю Софию…Нерукотворную РоссиюЯ — песнописец Николай,Свидетельствую, братья, вам.В сороковой полесный май,Когда линяет пестрый дятел,И лось рога на скид отпятил,Я шел по Унженским горам.Плескали лососи в потоках,И меткой лапою с наскокаЛовила выдра лососят.Был яр, одушевлен закат,Когда безвестный перевалПередо мной китом взыграл.Прибоем пихт и пеной кедровКипели плоскогорий недра,И ветер, как крыло орла,Студил мне грудь и жар чела.Оледенелыми губами,Над россомашьими тропами,Я бормотал: «Святая Русь,Тебе и каторжной молюсь!..Ау, мой ангел пестрядинный,Явися хоть на миг единый!»И чудо! Прыснули глазаС козиц моих, как бирюза,Потом, как горные медведи,Сошлись у врат из тяжкой меди.И постучался левый глаз,Как носом в лужицу бекас, —Стена осталась безответной.И око правое — медведьСломало челюсти о медь,Но не откликнулась верея, —Лишь страж, кольчугой пламенея,Сиял на башне самоцветной.Сластолюбивый мой язык,Покинув рта глухие пади,Веприцей ринулся к ограде,Но у столпов, рыча, поник.С нашеста ребер, в свой черед,Вспорхнуло сердце — голубь рябый,Чтобы с воздушного ухабаРазбиться о сапфирный свод.Как прыснуть векше, — голубокВ крови у медного порога!..И растворились на востокВрата запретного чертога.Из мрака всплыли острова,В девичьих бусах заозерья,С морозным Устюгом Москва,Валдай — ямщик в павлиньих перьях,Звенигород, где на стенахКлюют пшено струфокамилы,И Вологда, вся в кружевах,С Переяславлем белокрылым.За ними Новгород и Псков —Зятья в кафтанах атлабасных,Два лебедя на водах ясных —С седою Ладогой Ростов.Изба резная — Кострома,И Киев — тур золоторогийНа цареградские дорогиГлядит с Перунова холма!Упав лицом в кремни и гальки,Заплакал я, как плачут чайкиПеред отплытьем корабля: —«Моя родимая земля,Не сетуй горько о невере,Я затворюсь в глухой пещере,Отрощу бороду до рук, —Узнает изумленный внук,Что дед недаром клад копил,И короб песенный зарыл,Когда дуванили дуван!..Но прошлое, как синь туман:Не мыслит вешний жаворонокКак мертвен снег и ветер звонок.

Се предреченная звезда,Что темным бором иногдаСовою окликала нас!..Грызет лесной иконостасОктябрь — поджарая волчица,Тоскуют печи по ковригамИ шарит оторопь по ригамЩепоть кормилицы-мучицы.Ушли из озера налимы,Поедены гужи и пимы,Кора и кожа с хомутов,Не насыщая животов.Покойной Прони в руку сон:Сиговец змием полонен,И синеглазого ВасяткуНапредки посолили в кадку.Ах, синеперый селезень!..Чирикал воробьями день,Когда, как по грибной дозор,Малютку кликнули на двор.За кус говядины с печенкойСосед освежевал мальчонка,И серой солью посолилВдоль птичьих ребрышек и жил.Старуха же с бревна под балкойЗамыла кровушку мочалкой.Опосле, — как лиса в капкане,Излилась лаем на чулане.И страшен был старуший лай,Похожий то на баю-бай,То на сорочье стрекотанье.Ополночь бабкино страданьеВзошло над бедною избойВасяткиною головой.Стеклися мужики и бабы:«Да, те ж вихры и носик рябый!»И вдруг за гиблую винуГромада взвыла на луну.Завыл Парфен, худой Егорка,Им на обглоданных задворкахОткликнулся матерый волк…И народился темный толк:Старух и баб сорокалетокЗахоронить живьем в подклеток,С обрядой, с жалкой плачеейИ с теплою мирской свечей;Над ними избу запалить,Чтоб не достались волку в сыть!

Так погибал Великий Сиг.Заставкою из древних книг,Где Стратилатом на конеДуша России, вся в огне,Летит ко граду, чьи вратаПод знаком чаши и креста!Иная видится заставка: —В светлице девушка-чернавкаЗмею под створчатым окномСвоим питает молоком:Горыныч с запада ползетПо горбылям железных вод!И третья восстает малюнка:Меж колок золотая струнка,В лазури солнце и лунаВнимают как поет струна.Меж ними костромской мужикДивится на звериный лик,Им, как усладой, манит бесМитяя в непролазный лес!

Так погибал Великий Сиг,Сдирая чешую и плавни!..Год девятнадцатый, недавний,Но горше каторжных вериг!Ах, пусть полголовы обрито,Прикован к тачке рыбогон,Лишь только бы шелками шитыДремали сосны у окон,Да родина нас овевалаЧеремуховым крылом,Дымился ужин рыбьим салом,И ночь пушистым глухаремСлетала с крашеных палатейНа осьмерых кудрявых братий,На становитых зятевей,Золовок, внуков-голубей,На плешь берестяную дедаИ на мурлыку-тайноведа:Он знает, что в тяжелой скрыне,Сладимым родником в пустыне,Бьют матери тепло и ласки…Родная, не твои ль салазки,В крови, изгрызены пургой,Лежат под Чертовой Горой?!

Загибла тройка удалая,С уздой татарская шлея,И бубенцы — дары Валдая,Дуга моздокская лихая, —Утеха светлая твоя!

«Твоя краса меня сгубила» —Певал касимовский ямщик,«Пусть одинокая могилаВ степи ненастной и унылойСокроет ненаглядный лик!

Калужской старою дорогой,В глухих олонецких лесах,Сложилось тайн и песен многоОт Сахалинского острогаДо звезд в глубоких небесах».

Но не было напева крашеТвоих метельных бубенцов!..Пахнуло молодостью нашей,Крещенским вечером с Парашей,От ярославских милых слов!

Ах, неспроста душа в ознобе,Матерой стаи чуя вой! —Не ты ли, Пашенька, в сугробе,Как в неотпетом белом гробе,Лежишь под Чертовой Горой?!

Разбиты писаные сани,Издох ретивый коренник,И только ворон на-заране,Ширяя клювом в мертвой ране,Гнусавый испускает крик!

Лишь бубенцы — дары ВалдаяНе устают в пурговом снеРыдать о солнце, птичьей стае,И о черемуховом маеВ родной далекой стороне!

Кто вы — лопарские пимыНа асфальтовой мостовой?«Мы сосновые херувимы,Слетели в камень и дымыОт синих озер и хвои.Поведайте, добрые люди,Жалея лесной народ, —Здесь ли с главой на блюде,Хлебая железный студень,Иродова дщерь живет?До нее мы в кошеле рысьемМирской гостинец несем:Спаса рублевских писем,Ему молился АнисимСорок лет в затворе лесном!Чай, перед Светлым СпасомБлудница не устоит,Пожалует нас атласом,Архангельским тарантасом,Пузатым, как рыба кит!Да еще мы ладили гостинец: —Птицу-песню пером в зарю,Чтобы русских высоких крылец,Как околиц да позатылиц,Не минуть и богатырю!Чай, на песню ИродиадаСклонит милостиво сосцы,Поднесет нам с перлами ладан,А из вымени виноградаДаст удой вина в погребцы!»

Выла улица каменным воем,Глотая двуногие пальто. —«Оставьте нас, пожалста, в покое!»…«Такого треста здесь не знает никто!..Граждане херувимы, прикажете авто?!».«Позвольте, я актив из КИМ"а!»…«Это экспонаты из губздрава!»…«Мильционер, поймали херувима!»…«Реклама на теплые джимы?»…«А!.. Да!.. Вот… Так, право!!»… —А из вымени виноградаДаст удой вина в погребцы!!..

Это последняя Лада,Купава из русского сада,Замирающих строк бубенцы!Это последняя липаС песенным сладким дуплом;Знаю, что слышатся хрипы,Дрожь и тяжелые всхлипыПод милым когда-то пером!Знаю, что вечной весноюВеет березы душа,Но борода с сединою,Молодость с песней иною,Слезного стоят гроша!Вы же, кого я обиделКрепкой кириллицей слов,Как на моей панихиде,Слушайте повесть о Лидде,Городе белых цветов! —

Как на славном Индийском помории,При ласковом князе Онории,Воды были тихие, стерляжие,Расстилались шелковою пряжею.Берега — все ониксы с лалами,Кутались бухарскими шалями,Еще пухом чаиц с гагарятами,Тафтяными легкими закатами.Кедры-ливаны семерым в обойм,Мудро вышиты паруса у сойм,Гнали паруса гуси махами,Селезни с чирятами кряками,Солнышко в снастях бородой трясло,Месяц кормовое прямил весло,Серебряным салом смазывал —Поморянам пути указывал.Срубил князь Онорий Лидду-град,На синих лугах меж белых стад.Стена у города кипарисова,Врата же из скатного бисера.Избы во Лидде — яхонты,Не знают мужики туги-пахоты.Любовал Онорий высь нагорнуюПовыстроить церковь соборную. —Тесали каменья брусьями,Узорили налепами да бусами,Лемехом свинчатым крыли кровлища,Закомары, лазы, переходища,Маковки, кресты басменили,Арабской синелью синелили,На вратах чеканили Митрия,На столпе писали Одигитрию.Чаицы, гагары встрепыхалися,На морское дно опускалися,Доставали жемчугу с искрицей —На высокий кокошник Владычице.

А и всем пригоже у Онория,На славном Индийском помории,Только нету в лугах мала цветика,Колокольчика, курослепика,По лядинам ушка медвежьего,Кашки, ландыша белоснежного.Во садах не алело розана,Цветником только книга прозвана.Закручинилась Лидда стольная:«Сиротинка я подневольная!Не гулять сироте по цветикам,По лазоревым курослепикам,На Купалу мне не завить венка,Средь пустых лугов протекут века…Ой, верба, где ты сросла? —Твои листыньки вода снесла!»…Откуль взялась орда на выгоне, —Обложили град сарацыняне.Приужахнулся Онорий с горожанами,С тихими стадами да полянами:«Ты, Владычица Одигитрия,На помогу нам вышли Митрия,На нем ратная сбруна чеканена, —Одолеет он половчанина!»Прослезилася Богородица:«К Моему столпу мчится конница!..Заградили Меня целой сотнею,Раздирают хламиду золотную,И высокий кокошник со искрицей…Рубят саблями лик Владычице!!»Сорок дней и ночей сарацынянеСтолп рубили, пылили на выгоне,Краски, киноварь с БогородицыПрахом веяли у околицы.Только лик пригож и под саблями,Горемычными слезками бабьими,Бровью волжскою синеватою,Да улыбкою скорбно сжатою.А где сеяли сита разбойныеЖивописные вапы иконные,До колен и по оси тележныеВыростали цветы белоснежные.Стала Лидда, как чайка, белешенька,Сарацынами мглится дороженька,Их могилы цветы приукрасилиНа Онорья святых да Протасия!

Лидда с храмом белым,Страстотерпным теломНе войти в тебя!С кровью на ланитах,Сгибнувших, убитых,Не исчесть любя.

Только нежный розан,Из слезинок создан,На твоей груди.Бровью синеватой,Да улыбкой сжатойГибель упреди!

Радонеж, Самара,Пьяная гитара,Свилися в одно…Мы на четвереньках,Нам мычать да тренькатьВ мутное окно!

За окном рябина,Словно мать без сынаТянет рук сучье.И скулит трезоромМглица под забором —Темное зверье.

Где ты, город-розан, —Волжская береза,Лебединый крик,И ордой иссеченОсиянно веченМатеринский Лик?!

Цветик мой дитячий,Над тобой поплачетТемень да трезор.Может им под тыномИ пахнёт жасминомОт Саронских гор!

(Словарик, составленный и переданный автором профессору Этторе Ло-Гатто, Рим)