Александр Полежаев - Стихотворения и поэмы

ПРИЛОЖЕНИЕ

131. Рассказ Кузьмы, или Вечер в «Кенигсберге»

(Истинная повесть в стихах)

«Черт возьми меня, не стануБез ума я больше пить;Зарекаюсь, перестануКолобродить и шалить!Что за глупое весельеНапиваться как свинья,Это скверное похмельеМучит дьявольски меня!» —Так на лавочке бульвараВечерком я рассуждалИ от пьяного угараСебя ветром освежал.Ясно-тихая погодаВсех манила погулять,И различного народаСтало пропасть набредать.Углубившись в размышленья,Я задумчиво сиделИ порой для развлеченьяНа шатавшихся смотрел.Званья всякого особыПроходили предо мной:Волокиты гузно…,И козлиных рой,И уклюжистые бары,И поджарые, как стень,И армяне, и бухары,И с супружницей олень,И с красоткою счастливец,И с лорнетом молодец,И изнеженный спесивец,И стыдливый, и наглец,И блондинка, и брюнетка,И горбатый, и косой,И купчиха, и кокетка,И разряженный портной,И …… старушка,И бонтонная мамзель.Тот верти́тся, как вертушка,Тот жужжит, как будто шмель,Тот красуется усами,Тот — малиновым плащом,Тот — с чешуйкою штанами,Тот — кургузым сюртуком,Та — парижским рединготом,Та — платочком на плечах,Та — каштановым капотом,Та — серьгами на ушах.Этот с видом пресыщенья,Эта нехотя глядит,Тот с улыбкой наслажденья,Та гримасой всех дарит,Там идет один печально,Здесь хохочет во всю мочь,Там глаза дерет нахально,Здесь другой воротит прочь.Я Лафатера не знаюИ не Галев ученик,Но в минуту отгадаюЧеловека напрямик.Как кто смотрит, как шагает,Можно лица различать,Мало ль, много ль кто смекает,На лице ума печать.Вот в пример возьмем мы немца,Всей Германии красу,Вся изнанка его сердцаНа большом его носу.Долговязый, тонконогой,Он идет еще с другим —Нам узнать его недолго —Лишь последуем за ним.Пусть он слова два-три скажет,И он — мой, хоть об заклад;Чем набит он — всё докажет,Вот они и говорят:«Ja, ich werde ihnen sagen!Dort ist Bier — das beste Bier!O, mein Gott! Wir werden fragenZwei Bouteilen. O, Bier, Bier!»[118]Чу, про пиво — и довольно:Чистый коренной немчин.И подумал я невольно:«Что я тут сижу один?Марш за ними вслед бульваром!»Средь Никитских вдруг воротПовернувши, немцы с жаром —В «кенигсбергский» славный вход.Вот на лестнице дерутся,Я скорей — они бегут,Оступаются, трясутсяДверь в одышке сильной прут.«Знать, давно друзья не пили»,—Сам с собой я рассуждал.Молодцы меж тем ввалили.«Hier ist Bier!»[119] — один сказал.В залу длинную, большуюЯ за ними полетелИ картину пресмешную,О друзья мои, узрел.Для чего, зачем нарочноНам в Германию скакать —Мы Германию заочноМожем в герберге узнать.Я ли в гербергах различныхИ трактирах не бывал,Но нигде таких отличныхЕще рожей не видал.Англичане, и французы,И швернуторов полки,Ножки тонкие и пузы,Карлы, спички, толстяки,И отвислые брылища,И гляделки на заказ,Полосатые носищаИ уроды напоказ,Хромоногие, косые,С костылями и в очках,Красно-рыжие, седые,И с плешьми, и в парикахТам и сям везде шатались;Биру клюкнув чересчур,Бормотали и слонялись,Как в курятнике тьма кур.Тот кричит охриплым басом:«Кусьма! Дай путилька пив!»,А другой сидит над квасом,Губы в слюнях распустив;Тот, как клюква раскрасневшись,«Lieber Augustin»[120] поет,Тот, салакушей объевшись,И рыгает, и блюет!Муж багряный, сановитыйПо прозванию Кузьма —Прездоровый, пресердитый,Но любимый там весьма,Руки на спину сложивши,Вдоль по комнате гулялИ порою забурлившихВниз по лестнице швырял.Никогда еще злодеяНе видали немцы злей.Все, руки его робея,Говорили: «Кузьма, пей!»Как столяр лихой щепами,Он немчинами шутилИ не двух уж вверх ногамиВ этом герберге спустил.Два иль три стакана пиваЯ Кузьме дал осушить,И Кузьма мне преучтивоСтал тихонько говорить:«Да-с, когда вам знать угодно,Я пять лет уж здесь служуИ пять лет, сударь, охотноНа швернуторов гляжу.Ах! Довольно с шеи сплыло,Не с большим десятков с пять,Можно б в это время былоМне народу поузнать.Я всю жизнь в трактирах маюсь,Посмотрел того-сего,Но все герберги, признаюсь,Перед этим — ничего.Один черт смешнее немца,—Уморительный народ!Смех от искреннего сердцаТут невольно заберет.Например: зайдите в место,Где все русские сидят,—Как из воску или теста,Словно куколки торчат,А особенно купчищи,Вот отродие козлов!Только гладят бородищи,И не выбьешь пары слов;Так всё скучно, однобразно,Попивают да глядят.А коль сброд сидит приказный,Тут о кляузах твердят.А уж в ерниках-студентахНикогда и не был толк:Тот в латинских документах,Этот — в греческих знаток;Черт их знает, — ходят, бродят,Ни на каплю нет пути,Вздор, трембрень такой городят.Дрянь всё, — господи прости!Ну, а здесь-το то ли дело,—Здесь небось — уж не заснешь.И ручаюсь, сударь, смело:Здесь, что хочешь, то найдешь,Что душа ни пожелает —Всех сословий здесь народ.Кто колбасников не знает —Рубль не даром здесь швырнет:Ведь Москва куда безмерна,А со всех ее концовКаждый вечер непременноТьма напрет к нам этих псов».— «Ну, скажи же мне, мой милый,—Я Кузьму перехватил,—Кто сей немец есть унылый?Что он, мало пива пил?»Он на немца искосилсяИ с усмешкой отвечал:«Он бы в пояс поклонился,Кто бы квасу ему дал».— «Полно врать, — да ведь ты пиво,А не квас им подаешь?»— «Точно так! Вам это диво,А поверьте, что не ложь!Коль судить нам по доходу,Не по множеству персон,То две части сего сбродуХоть гони по шее вон».— «Как?» — вскричал я в изумленье.«Так, больша́я часть гостей,Если молвить с позволенья,—Без порток и без грошей,Без алтына за душою,Как собаки без двора,Только-только не с сумоюНабегут они сюда;Нет ни места, нет ни крова,Нет ни выпить, ни пожрать —В „Кенигсберге“ же готовоТо и се им, и поспать!»— «Спать и пить и есть без денег,Что ты врешь, нельзя никак!»— «Эх, сударь! Народ умненек.Коль не эдак, так вот так.Например, сударь, заметитОн, что пиво у вас есть,—Так и бьет, сударь, и метит,Чтоб знакомство с вами свесть.Ну, вы с ним заговорите,А он ближе сядет к вам!А потом опорожнитеИ бутылку пополам.Разумеется, не стоитПятачок вам ничего,Да немчин-то, сударь, строитВам все куры для того.Выпив пива, ваша милостьПожелает закусить,А закуску с ним учтивостьНе велит ли разделить?Нет, сударь, Кузьма ИсаичЗнает всех наперечет:Это вот Иван Иваныч,Что вприхлебку пиво пьет,Он таковского разряду,Про который я сказал:Может, денег два дни срядуНа бутылку собирал;Он не промах: что как нищийХриста ради наберет,То не тратит он для пищи,А к нам в герберг и несет.Видите, сударь, направоОт него сидит старик,Брюзглый, длинный, худощавый,Он такой же вот голик;Осип Осипыч прозваньеПо-российски ему есть;Препустяшное созданье —Ходит редьку сюда есть.Черт их знает, как народыЭти чудные живут:В слякоть, вьюгу, непогоды —Ведь как дома — тут как тут!Уж куда мне не по сердцу,Не отвадишь дряни прочь:Спросит лучку, квасу, перцуДа и спит тут день и ночьВ незаплаченном ночлеге.От утра часов с пятиСего немца в „Кенигсберге“Можно за полночь найти.Как покойник Карл ИванычИ придет меня просить:„Как бы, брат Кузьма Исаич,С хренком хлебца закусить?“А какой тот на прокудыИ на лясы был мастак,Как шишимора все видыПринимал и так, и сяк!»— «Ну, а это что за штука?» —Я Исаичу сказалИ из жира и из тукаНа тюленя показал.«А, пузан коротконогой,Это — Гофман», — он шепнул.(Тут студент один немногоЕго в рыло не махнул.)«Он преважную фигуруПредставляет из себя,А не видит того сдуру,Что он — пошлая свинья.Он ужасного баронаРоль желает разыграть,А уж доброго трезвонаМолодцу не миновать!Вот Арман, француз почтенный;Должно правду говорить:Каждый вечер непременноХодит пиво сюда пить.Толстопузый же детина,Что с ним рядом, — его друг,Тоже добрый мужичина —Их всегда увидишь двух.А вот этот красноносыйСтаричишка в фризяке,Весь седой, длинноволосый,Что прижался в уголке,Да его, сударь, все чертиОдного не перепьют.Мудрено, как он до смертиНе запьется, сидя тут.Имени его не знаетВ нашем герберге никто,Только пива осушаетКаждый вечер он — ведро.Ну, поди же вот, по видуЧеловека угадай,Сам ведь с вошь, проклятый, с гниду;Пить же — только подавай.Посмотрите вот, как гордоЭтот ходит и глядит.Тьфу ты пропасть, что за морда,Как он важно говорит;Как философ ведь по взглядуИль какой натуралист,Поглядишь на шельму сзаду —Ан там сажа — трубочист.Оно правда, задираетВон и Миллер красный нос,Тоже на алтын смекает,Да с крестишком скверный пес.Если б немцам дать отвагуИ ни в чем им не мешать,Эту пьяную ватагуНевозможно б и унять.Вот Дюпьеня для примераНашей речи мы возьмем,Да, другого изувера,Верно, хуже не найдем.Он такая забияка,Что и боже упаси!Как пойдет у черта драка,Так святых вон выноси!Так отпотчует прекрасно,Что забудешь и своих,А крикун какой ужасный,Как сердит, буянлив, лих!О!.. Бывало загуляетС молодцом Бланшардом он,Да вот этот к ним пристанет,Честный парубок Клоссон,Так, поверите ль, ей-богу,Настоящий ведь содом:Заведут возню, тревогу,Герберг вверх поставят дном.Шум, ругаются, дерутся —Так бутылки и летят;Разнаряжутся, напьются,Срам, сударь, такой разврат!Ну, уж в немцах и французахНи в едином нет пути,В этих скверных голопузахМного толку не найти —В них всегда одно и то же!Но и в русских капли нет,Ни на что уж не похоже!К нам ходил один студент —Ныне видно его редко,—Слышно, в деньгах недочет.А куда с грошами меткоЭтот парень козырнет,—Так беда, сударь, и только,Прегорчайший запивох!А уж шуму-то с ним сколько,Сколько браней, суматох!Был бы малый он изрядный,Да вот пьет-то без ума,А уж с пьяным с ним накладно,Признаюсь, сударь, весьма!Вот как дьявол заберетсяЕму пьяному в башку,Забуянит, задерется,И пошла потеха — ну!Ведь имел бы хотя силу,Так ни слова бы о том,А то так-таки вот к рылуИ дерется кулаком.Так и смотрит, так и ищет,Как бы драку с кем начать,Так и шнырит, так и рыщет,Чтоб кого-то обругать.Ведь не всякого ж по носуБез отплаты щелканет,Даст иной такого чесу,Что и в портыЯ, сказать вам правду-матку,Хоть какого так уйму,Наизлейшую я схваткуВ две минуты разойму.А ведь он, сударь, с задоруИ меня хватил не раз,Ну ударь в лихую пору —Я б ушиб его как раз.Все одной студенты масти,Все буяны, наглецы,По большей всё, сударь, частиЗюзи, плуты, сорванцы.С ним ходил еще Коврайский,—То-то, сударь, голова!Уж прямой цветочек майский,Всё злодею трынь-трава,Как нарежется, расправитНа затылке он хохол,Всех бежать домой заставит —Так отчаян он и зол.Уж небось не попадайсяНа глаза ему никто:Без оглядки убирайся,Изувечит ни за что.Также Пузин был детина,—Ныне нет таких у нас,То-то бодрый мужичина,То-то стелька напоказ:Облюется ………,Навоняет, ……..Ходит, ходит, повали́тся,Да под стулом и храпит.Ну вот эдакой, так смелоМожет драться напролом,Малый взрачный да дебелый,Как одернет кулаком,Так невольно понагнешьсяДа коровой заревешь,А под грех и не свернешься —И аминь — что раз умрешь.Нет, сударь, избави боже,Черт гостей таких возьми;Ни на что ведь не похоже,Что тут делали они.Уж на что задорней немца,А вот эдакий народПод хмельком да с злого сердцаВсех их в нужники забьет.Немец как ни горячится,А как шельму постращал,Мигом, скверный, усмирится,—Как ни в чем и не бывал.А студенты-забулдыги —Хоть теши на них ты клин,Пресердитые ерыги —Толку нет ни на алтын.Кулаки, скоты, засучатДа и бродят по углам;Тормошить кого — замучат,Пьяницы — беда да срам!Много и теперь народуНаползает к нам чуть свет,Но отчаянного сбродуЧто-то нет уж<е>, как нет.Как, бывало, англичанеНабегали чудаки,То-то, сударь, басурмане,То-то некресть на пинки!Как бормочут ведь забавно,Всё с присвистом, да шипят,А щелкаются как славно,Если в пьянстве забурлят!Нам, служителям, потеха —Помирай лишь да смотри,А у них так не до смеха,Так и скачут фонари.Кто под бок кого тилиснет,Кто подъедет под брыле,Кто в затылок сзади свистнет,Кто бутылкой по скуле!Крик, возня, содом, бывало,Хоть пали, так не слыхать!А теперь другое стало,Только немцам и ворчать…»— «Ну, а там что за собранье?» —Я рассказчика прервал.«Там бильярдошно игранье,—Он с почтеньем мне сказал.—Если будет вам угодно,Я туда вас провожу!»— «Хорошо, мой друг, охотно,Что там есть, я погляжу».Быстрым любопытным взглядомВкруг себя я посмотрелИ три комнаты там рядомС биллиардами узрел.Изогнившие диваныВ них стояли по стенам,И различные болваныЗаседали там и сям.С холуем, мертвецки пьяный,Драл в тамбовскую дьячок;Кии, мазики, стаканыВсе стучали: чок и чок!«Это пьяница презлая,—Проводник мне говорит.—Он и службу отправляяНа ногах едва стоит.Дьякон, поп сего прихода —Все канальи без пути;Хуже этого народаНевозможно и найти.Бог прости мне согрешенье —Я мохнатых не люблюИ кутейно порожденьеНенавижу, не терплю:Плут на плуте, шельмы, воры;Только деньги любят брать,А уж этому без ссорыОт бильярда не отстать.Презавидное созданье,Преехидный человек!Он хорошего деяньяОдного не сделал в век».— «Ну, а это что за хари?» —О сидящих я спросил.«О, прежалостные твари,Дурачье, — он возразил.—Черт их знает, что за сладостьНа играющих глядеть,Как не скучно, что за радостьСычугами здесь сидеть?Смотрят фили да мигают,Как шальные столбняки,Дремлют, щурятся, моргают,Рохли, сударь, дураки,Полоумные тетери!»— «О, Кузьма, да ты сердит!Ну, а это что за двери?Кто там в комнате шумит?»— «Прошумят, сударь, до завтра.Это хлещутся в гусек;Пьяный фершал из театра —Самый лучший тут игрок!»— «Пива, пива дай, Тимошка!» —Хриплый голос закричал;Я взглянул туда немножкоИ Никандра увидал.В сальных роздранных фрачишках,В епанчах из фризяка,В перетертых сюртучишкахВкруг бутылок и гуська,Жался, мялся и толпилсяЦвет шишимор площадны́х;Гул в каморке разносилсяКриков радости лихих.Длинной черною шинельюНемец скутанный до пятЛишь один сему веселью,Я заметил, не был рад.Хладнокровно и суровоОн на публику смотрел:Не промолвил ни полслова,С думой мрачною сидел.А Кузьма бесперестанно,Как лукавый, мне шептал:«Это, сударь, самый странныйИ смешной оригинал.Он всегда такой угрюмый,Как вы видите сейчас,И безмолвной своей думыНе кидал еще не раз;Полагать, наверно, должно,Что не любит он людей,А не то подумать можно,Что он злобный чародей!Вы смеетесь — как хотите,Только как он ни придет,Вот вы сами поглядите,Вечно книжку принесет,Сядет в угол и читает,И никто не подходи,А об чем — никто не знает,Как тут хочешь и суди!Десять лет проклятый носитПлатье с головы до ног!Десять лет, сударь, не сброситГоленищей от сапог».Тут из этой половиныСнова в залу я пошел,Но какие там картиныПрезабавные нашел!Те два немца, что со мноюВ «Кенигсберг» с бульвара шли,Нализавшись, меж собоюСтрашный бой произвели;Потасовка чубукамиШла в ужаснейшем пылу,И с разбитыми брылямиБыл один уж на полу.«Ах, поганые собаки! —Мой Исаич закричал.—Ни минуты нет без драки,То и дело шум и свал!»Я довольно веселился,Как он начал их тузить,Отдал деньги, распростилсяИ пошел опять бродить.«Ныне, сударь, день субботний,—Мне кричал Исаич вслед,—В воскресенье так до сотниНаберется их чуть свет.Милости прошу, зайдитеВ шесть часов к нам вечерком,Вы не скучно просидите,—Я ручаюсь, сударь, в том».В «кенигсбергские» окошкиКинув взор, пошел я прочь,И, что видел там, до крошкиМне приснилось в эту ночь.

132. Гений