Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения

98. Псалом IV

Я еще плетусь за светозарным небом,Но меня не выпускает ледяная тень.Надо одеваться и идти за хлебом,Мне сегодня что-то лень.

Я предлагаю кофе и открытки,Я предлагаюсь весь,Я сделался немой и кроткий,И я с покорностью глотаю грязь.

Кускам подобранного с четверенек хлебаДавно потерян счет.Я, очевидно, никогда и не былНи весел, ни умен, ни сыт.

Еще висят холсты, еще рисунки в папках…Но я теперь похож, —Произошла досадная ошибка, —На замерзающую вошь.

А впрочем, может, вши тебе дорожеЗаеденных людей?Если так, – выращивай их, Боже,А меня – убей.

Но если что-нибудь над нами светитИ ты на небесах еси,Я умоляю, хватит, хватит!Вмешайся и спаси.

24 мая 1942

Николаевская, 73

99. Застольный гимн лещу

Золотой, высокопробный лещ,Вознесенный над голодным миром,Это ювелирнейшая вещь,Налитая до краев бесценным жиром!

Чья прозрачней чешуяИ острей чеканка?– Твоя, твоя!Ты даже слишком тонкий.

Твой жир, впитавший хвойный дым,Как янтарь висит по порам.Мы хотим его, хотим,Чтоб согреться животворным жаром.

А чьи глаза, а чьи еще глазаС продернутым сквозь них шпагатомВисят, как пьяная росаНа бокале круглоротом!

Мы пьем беззвучные словаС благоговеньем жалобным и пылким,И у нас темнеет голова,Задранная к вожделенным полкам.

Возношу к тебе мольбы и лесть.Плавающий над погибшим миром,Научи меня, копченый лещ,Как мне стать счастливым вором.

29–30 мая 1942

Николаевская, 73

100. «Презреннейшие твари…»

Презреннейшие твариВ награбленных шелкахПо подвалам куховарятНа высоких каблуках.

Эти твари красят губыНад коровьим языком,Их невысохшие грудиНабухают молоком.

Сам огонь в их плитах служит,Усердствуя, как пес,Он их сковороды лижет,Сокровенные от нас.

Нас томит у их порогаСтрашный запах каши,Мы клянем себя и Бога,И просим, просим кушать.

Нет желания сильней,Чем сбыть им наши вещи,И мы следим за их спинойВ ожиданьи пищи.

24–26 июня 1942

Николаевская, 73

101. Дом на Большой Московской

Мы найдем себе жилплощадьБез потолка и пола,Мы развесим наши вещи,Чтоб не было так голо.Да германские снаряды<Изорвали> воздух…Отчего же мы не радыНочевать при звездах?!

26 июня 1942

Николаевская, 73

102. Псалом V

Может, это шутки надо мной!?Невыносимо!Или просто скиксовавший кий,И шар проехал мимо?

Или ты выдавливаешь мыслиИз меня, как молоко из сои?Так скоро, скоро я прокисну,Я предупреждаю.

И если это для художникаОткрытое окошко,То клянусь, клянусь, – хорошенькогоПонемножку.

26 июня 1942

Николаевская, 73

103. Псалом VI

Отчего я лаю на тебя, о Боже,Как исполосованный холоп?Оттого, что из вонючей сажиГолыми руками выскребаю хлеб.

А отчего земля внезапно повинуется ногеИ восторженный мороз пронизывает кожу?Оттого, что ты бросаешь кость строптивому слуге,О великодушный Боже!

Я предъявляю жалобы и ругань.– Безрадостный удел!Никто еще свирепейшего БогаПинками не будил.

Конечно, до сих пор мой собеседник – ты,За неимением другого.Я ем, я ем твои цветы!Дурацкая забава.

Куда бы сном ни уводили улицы,Чудеснее ты не видал изделий,И те, которые тебе умеют нравиться,Такими не ходили.

Выискивая под столами крохи,Обрызганный землей могил,Я предъявляю золотые рукиСо всем, что я любил.

10–15 июля 1942

Ленинград

104. «Нет, я ничего не понимаю…»

Нет, я ничего не понимаюВ своем голодном вое,Слишком долго я немею,В стиснувшем меня трамвае.Дома я бы каждою минутойОживлял твою сырую глину,Но ты меня томишь другой работой —Вот я терплю, терплю и плюну.

<1942?>

Ленинград?

105. Детские игры

Старый дом несносен.На сухую кашкуМы наплещем песенИ растопчем кружку.

Посбиваем крышкиИ выбросим во дворСтарые игрушкиИ прочий сор.

А затем над грядкамиС молокомМы зальемся сладкимиНезнаком.

И обеспокоенныеОстрой болью,Заметем посеянноеБелой пылью.

Вот умервщлено на стебле, —Ах, зачем это нужно, —Молодые, острые как сабли,Всё, что было нежно.

Что же, мы очень рады,Нам не жалкоВывалить салатыНа тарелки.

Веселитесь, детки,День ваш краток.Скоро втопчут веткиВ комки грядок.

27 июля 1942

Ленинград

106. «Налетели страшные рожи…»

Налетели страшные рожиНа счастливый дом.Скатерти пятнает сажа,Окна затекают льдом.

Переломанные полкиУстилают щепками пол.Опустевшие тарелкиНаполняет черная пыль.

Мы туда вернемсяВсе втроемИ окликнем сидящих молчаЗа пустым столом.

Их узнает темной ночьюНаша выросшая дочь.Мы устелем скатерть пищей.Будь благословенна, ночь.

Сентябрь – октябрь 1942

Алма-Ата

107. «Нет, не знаю я Иова…»

Нет, не знаю я ИoваИ других.Я и сам живу,Я и сам Иoв.Я не воскресал, как Лазарь,И Бог мне не отец.Я, как он, из гроба не вылазил,И до сих пор мертвец.

17 октября 1942

Пешком из «Горного гиганта» в Алма-Ату

108. Девушки на базаре

Дайте мне эту грушу,Дайте мне варенец.Я проедаю душу —Чего еще, наконец!Что вы смеетесь, говнюшки?Может, смешон мой фрак?Ладно, давайте ложки,Я вам отдам и так.

17 октября 1942

Вечером, пешком из «Горного гиганта» в Алма-Ату

109. Картошка ночью

Нас несут пустые вагоныДо морозного леска,Рассекаются прогоныТусклым светом тесака.

Нас уводят косогорыВ земляную темноту,Там смеются балагуры,Раздвигая тесноту.

Мы сварили бы на ветках,Разгребая черный снег,Мы за ней на мерзлых грядкахПосбивались ночью с ног.

Но нам всем сейчас приснилось,Что у нас болят штыки,И мы слишком утомились,Чтоб варили котелки.

21 ноября 1942

Алма-Ата. <Общежитие ЦОКС,> коридор

110. Стихи для Лоточки

Посиневшие тихие деткиПо углам доедали объедки.Догорали последние свечки,Остывали железные печки.

Прибегали голодные волки,Разгрызали посудные полки.А потом, как замерзшие галки,С неба падали белые булки.

18–20 декабря 1942

Алма-Ата

111. Случай на дороге

Бабушка без ножкиПовстречалась мне,Я нес мешок картошкиНа радостной спине.

Расскажи мне, бабка,Как у тебя дела?И зачем тебя с культяпкойМама родила?!

И что ты, бабка, без ногиКатишься с базара,И что купила – сапоги?И на хрен тебе пара?

И сколько, бабка, ты умялаМяса на дорогу,И почему не променялаВаренца на ногу?

А, не так уж плохо житьБабушке без ножки,Вы не обязаны носитьРваные галошки.

Мы немножко посидели,Расправляя спины,И нас обоих обсмерделиДлинные машины.

27 декабря 1942

Пешком, дорога из «Горного гиганта» в Алма-Ату

112. Фашистская собака

Ненасытные собакиОбнаглели после драки,Мы детей пугаемИх собачьим лаем.

Вот одна из них лежит,Поводя ногами.Камень выбитый залитСобачьими мозгами.

Хорошо. Лежи, говно,Которое кусалось.Мы идем. Нам всё равно,Что от тебя осталось.

8 января 1943

Дорога из «Горного гиганта» в Алма-Ату

113. Я иду с базара

Открытые особняки,Спустились тучи низко.Ах, почему нам не с рукиНаполненная миска!

Уводят двери в вестибюль,Живет пустое платье.Меня охватывает боль,Слабея, как объятья.

Я слышу, дождь коротит мигВсем, что во мне осталось.Я оглянулся и постигЖивую жалость.

С каким бы счастьем я унесВ своих корзинахХоть горсточку весенних слёзО переменах.

14 января 1943