Гарик Сукачёв - Моя бабушка курит трубку

Пушистенькие, толстенькие, модные, красивые

Коты за кошкой ходят гурьбой.

И по двое, и по трое, и целым коллективом

Поют ей серенады под луной.

Черная кошка ЗО-УО-АА!

Черная кошка 3О-УА!

Но кошка воздыхателям не внемлет безответственно.

Ее пленил красавец Сибиряк.

И вечером встречается на крыше с ним, естественно.

Вдали от хулиганов и собак.

Черная кошка ЗО-УО-АА!

Черная кошка ЗО-УА!

Но время счастья минуло, она кота покинула,

Сиамца-иностранца предпочтя.

И Сибиряк уволенный ушел в Сибирь расстроенный,

Кляня всех кошек в мире и себя.

Красивая и смелая дорогу перешла,

Черешней скороспелою любовь ее была…

Черная кошка ЗО-УО-АА!

Черная кошка ЗО-УА!

Мечтатель

В 21-м квартале живет мой друг.

Он такой же, как все. Он один из всех.

И когда на Востоке включают день,

Он садится в метро, чтобы ехать вверх.

Сущность будней ему не дано постичь.

Покупая ворох свежих газет,

Он в них ищет кроссворды,

А может быть, он слагает стихи,

Но не знает верный ответ…

Он толкает землю своим башмаком

И не знает значения слова Земля,

Уходящее в глубь иудейских войн,

Уходящее в глубь одинокого

Я. Разгребатель истин спешит помочь:

«Кто ты есть? Расскажи, не могу понять!»

В двадцать первом квартале включают ночь,

В двадцать первом квартале ложится спать Мечтатель.

Куда?

Куда летят листы?

В ветреные будни?

Куда летят стихи?

В ветреные судьбы?

Куда летят мечта и свет?

Туда, быть может, где рассвет?

Быть может, где огонь любви,

А может, нет…

Куда летят года?

В будущее завтра.

И мчатся поезда,

Быть может, не напрасно

Туда, где есть мечта и свет,

Туда, быть может, где рассвет.

Где все горит огонь любви…

А может, нет?

Ловелас

У попа была собака, он ее любил.

Она съела кусок мяса, он ее убил.

«Люблю тебя, любимый мой», —

Сказала мне любимая.

А я сказал: «Любимая,

Я тоже вас люблю».

«По сути и по званию,

Да и по содержанию

Мы в общем-то единые», —

Я снова говорю.

«Я в общности позиций наших

Полностью уверена

И говорю уверенно о том,

Что влюблена.

И если преждевременно

Я стану вдруг беременна,

То буду, я уверена,

До гроба вам верна».

«Любимая! Послушайте,

Ах, не травите душу мне,

Зачем меня третировать

Какими-то детьми?

Я думаю, беременность —

Не показатель верности.

Я не какой-то там, вообще,

Я, знаете, могу…»

«Ага!» – сказала милая, —

«Вы так заговорили, да?

Мне после обвинения

Вас видеть нету сил!»

И мы расстались полностью.

И я замучен совестью,

Пристыженный, рассерженный,

Другую полюбил.

Мы встретились на лавочке,

Вокруг порхали бабочки.

Облобызал я новую любимую свою.

«Люблю тебя, любимый мой», —

Сказала мне любимая.

А я сказал: «Любимая,

Я тоже вас люблю…» и т. д., и т. п.

Василий Петрович

Друг Левы, Василий Петрович,

не хочет быть модным.

Он носит костюм из кримплена

и галстук в цветочек.

Он любит питаться в столовых

второго разряда,

На ужин беря неизменно зернистой икры.

Василий Петрович

живет в коммунальной квартире,

Его уважают соседи по многим причинам.

Во-первых, Василий Петрович

всем чинит розетки,

к тому же он может разбитую лампу сменить.

Друг Левы, Василий Петрович,

не имеет машины.

Он ходит всегда на работу

пешком до завода,

И там неизменно он план

выполняет досрочно,

На три унитаза за смену

дав больше стране.

Друг Левы, Василий Петрович,

способен на подвиг.

Он часто детей и животных

спасает в пожаре.

Он через дорогу несет

пожилую гражданку,

При этом читая ей лирику

Лю-шао-Цзы.

Друг Левы, Василий Петрович,

галантный мужчина.

Он дворников и постовых

угощает «Пелл-Меллом».

Он дарит уборщицам

лестничных клеток алоэ.

И кормит отборным зерном

пролетающих птиц.

Друг Левы, Василий Петрович,

идет по панели.

Ему улыбаются встречные хмурые дяди:

и он попадает под ехавший мимо

троллейбус.

И Лев неутешно

над другом усопшим скорбит.

Василий Петрович (часть II)

Друг Левы, Василий Петрович,

Не погиб в катастрофе.

И этим по праву гордятся советские люди,

И женщины дарят герою букеты фиалок,

А дети Богемы ему дифирамбы поют.

Друг Левы, Василий Петрович, – борец с алкоголем.

Он зорко следит за упадком кривой потребленья.

Он с гневом срывает с бутылок вина этикетки

И клеит на них этикетки от соков и вод.

Друг Левы, Василий Петрович, не чтит разгильдяйства.

Он ярый сторонник и скромный знаток дисциплины,

Он раньше 5 никогда не уходит с работы

И раньше 8 никогда не приходит домой.

Друг Левы, Василий Петрович, – дальновидный политик.

Он шлет и в ООН и в ЮНЕСКО свои предложения.

Его предложеньям все сразу внимают с восторгом

И вводят эмбарго и вето на вывоз и ввоз.

Друг Левы, Василий Петрович, стоит на трибуне,

Ему улыбаются хмурые дяди в партере,

И он попадает под пулю агента АНТАНТЫ,

И Лев неутешно над другом усопшим скорбит.

«Не гонитесь за внешним эффектом…»

Не гонитесь за внешним эффектом,

Не давайте мне денег на лапу.

Я не стану салонным поэтом,

Я не чту всемогущего ПАПУ.

Я не верю брюхатым гомерам,

Я слагаю неверные строчки,

И где мне указуют примером.

Я не ставлю положенной точки…

Я глотал свою «Приму» и пиво,

Я хотел себя кончить в шестнадцать.

Заблудившись в плакатах и чтиве,

Мне хотелось во всем разобраться.

И лилейные речи летели,

А мажорные марши играли.

И сливались в черту параллели,

Открывая могучие дали.

Время сказок склонилось к закату,

Когда я перестал удивляться.

Я не чту всемогущего ПАПУ.

Научите во всем разобраться!

Весеннее впечатление

«Прелестно, прелестно!» – кричали

Московские белые чайки,

А три пионера на Пресне

В чижа в подворотне играли,

А древняя дама с авоськой

Гуляла Тверским до молочной,

Гудели заводы. НИИ не стояли,

И чайки прелестно кричали,

И в буднях, грохочущих в небе,

Рождалось чего-то такое.

И очень хотелось, ну очень

Кому-то пожать его руку.

Хотя, откровенно, чего-то

Конечно же и не хватало,

Но пели на стройках малярки.

И вторил им хор штукатуров.

И вдруг ситуация как-то

Сама, вроде, стала яснее,

И взгляды сердитых смягчились,

Веселые стали смеяться.

И поняли люди, что скоро

Наступит так жданное лето,

Что зелень не зря на деревьях!

И птицы не зря прилетели!

Что снег весь растаял, и кошки

Орут под окном неспроста!

И город кипит ощущеньем.

Сознанием и ликованьем.

И вечером город не хочет ложиться

В постели, ему не до сна.

И все постовые побрились

И теплые сняли шинели.

Торжественно жезлы подняли

И провозгласили: «Весна!»

«Зубастые рыбы…»

Зубастые рыбы

В прозрачной воде

Пожирают лещей,

Белых как сталь.

Желтые листья

Осенних берез

Лежат на столе

Лесного пруда.

Тело летит

По незримой дуге,

Врезается в воду

И падает внутрь.

Брызги воды,

Возвращаясь домой,

У солнца воруют

Блеск и тепло.

Зубастые рыбы

Бросаются прочь,

Оставив добычу.

И части лещей

Падают к дну,

Как большие монеты,

На дне поднимая

Пылистый ил.

Белый король

Превратившись в сумрак,

Дремлет Тишина.

А Луна – безумна

И обречена на век…

Жмутся к полкам книги,

В них рассказано о всем.

Звезды, как вериги,

Заковали небосклон…

… Но за чертой Зубастых гор,

Но за грядой, за грядой озер

Белый Король и Конь

Скачут туда, где нет заката.

Белый Король и Конь

Скачут туда – куда, туда – куда:

Где в золотых лугах

Воздух пьянят соцветья мяты.

Белый Король и Конь

Держат свой путь туда.

И мелькают долы,

Отметая прочь

И печаль, и горе…

Высекая искры в Ночь,

Летят гордый Конь и Всадник

В ведомый лишь им

Или Рай, иль Праздник.

Только приглядись, и ты увидишь,

Что за чертой Зубастых гор,

Что за грядой, там за грядой озер

Белый Король и Конь

Правят свой путь сквозь дым столетий.

Белый Король и Конь

Скачут туда…

Где в Золотых лесах счастливо все,

Что есть на свете.

Белый Король и Конь

Держат свой путь туда.

Отцы и дети (монолог гражданина в автобусе)

Ты не слышишь слова.

Ты не слышишь совета,

Ты плюешь на заветы

И дело отцов.

Ты не веришь в судьбу,

Ты не веришь в приметы

И приличных не видишь,

К тому же, ты снов.

Ты считаешь, что ты —

Пуп Земли, а мы – лохи!

Всем теперь хорошо,

А тебе – ни черта!

ТЫ огромный, как слон.