Анна Ахматова - Все обещало мне его

Венеция

Золотая голубятня у воды,Ласковой и млеюще зеленой;Заметает ветерок соленыйЧерных лодок узкие следы.

Столько нежных, странных лиц в толпе.В каждой лавке яркие игрушки:С книгой лев на вышитой подушке,С книгой лев на мраморном столбе.

Как на древнем, выцветшем холсте,Стынет небо тускло-голубое,Но не тесно в этой тесноте,И не душно в сырости и зное.

Протертый коврик под иконой,В прохладной комнате темно,И густо плющ темно-зеленыйЗавил широкое окно.

От роз струится запах сладкий,Трещит лампадка, чуть горя.Пестро расписаны укладкиРукой любовной кустаря.

И у окна белеют пяльцы…Твой профиль тонок и жесток.Ты зацелованные пальцыБрезгливо прячешь под платок.

А сердцу стало страшно биться,Такая в нем теперь тоска…И в косах спутанных таитсяЧуть слышный запах табака.

Гость

Все, как раньше. В окна столовойБьется мелкий метельный снег.И сама я не стала новой,А ко мне приходил человек.

Я спросила: «Чего ты хочешь?»Он сказал: «Быть с тобой в аду».Я смеялась: «Ах, напророчишьНам обоим, пожалуй, беду».

Но, поднявши руку сухую,Он слегка потрогал цветы:«Расскажи, как тебя целуют,Расскажи, как целуешь ты».

И глаза, глядящие тускло,Не сводил с моего кольца.Ни один не двинулся мускулПросветленно-злого лица.

О, я знаю: его отрада —Напряженно и страстно знать,Что ему ничего не надо,Что мне не в чем ему отказать.

Я пришла к поэту в гости.Ровно полдень. Воскресенье.Тихо в комнате просторной,А за окнами мороз.

Там малиновое солнцеНад лохматым сизым дымом…Как хозяин молчаливыйЯсно смотрит на меня.

У него глаза такие,Что запомнить каждый должен,Мне же лучше, осторожной,В них и вовсе не глядеть.

Но запомнится беседа,Дымный полдень, воскресенье,В доме сером и высокомУ морских ворот Невы.

Отрывок из поэмы

В то время я гостила на земле.Мне дали имя при крещеньи – Анна,Сладчайшее для губ людских и слуха,Так дивно знала я земную радостьИ праздников считала не двенадцать,А столько, сколько было дней в году.Я, тайному велению покорна,Товарища свободного избрав,Любила только солнце и деревья.И осенью, однажды, иностранкуЯ встретила в лукавый час зари,И вместе мы купались в теплом море.Ее одежда странной мне казалась,Еще страннее – губы. А слова,Как звезды, падали сентябрьской ночью.И стройная меня учила плавать,Одной рукой поддерживая телоНеопытное на тугих волнах.И часто, стоя в голубой воде,Она со мной неспешно говорила,И мне казалось, что вершины лесаСлегка шумят, или хрустит песок,Иль голосом серебряным волынкаВдали поет о вечере разлук.Но слов ее я помнить не моглаИ часто ночью с болью просыпалась.Мне чудился полуоткрытый рот,Ее глаза и гладкая прическа.Как вестника небесного, молилаЯ девушку печальную тогда:«Скажи, скажи, зачем угасла память,И, так томительно лаская слух,Ты отняла блаженство повторенья…»И только раз, когда я виноградВ плетеную корзинку собирала,А смуглая сидела на траве,Глаза закрыв и распустивши косы,И томною была и утомленнойОт запаха тяжелых синих ягодИ пряного дыханья дикой мяты,Она слова чудесные вложилаВ сокровищницу памяти моей.И, полную корзинку уронив,Припала я к земле сухой и душной,Как к милому, когда поет любовь.

Примечание составителя

Последний раздел «Четок» составляли стихи из книги «Вечер». В состав этого раздела не вошли следующие стихи: «Хочешь знать…» («Хочешь знать, как все это было…»); «Мне больше ног моих не надо…»; «Сердце к сердцу…» («Сердце к сердцу не приковано…»); «Ты поверь…» («Ты поверь, не змеиное жало…»); «Алиса»; «Маскарад в парке»; «Он любил…» («Он любил три вещи на свете…»); «Сегодня мне письма не принесли…»; «Надпись на неоконченном портрете»; «Сладок запах…» («Сладок запах синих виноградин…»); «Подражание И. Ф. Анненскому»; «Кукушка»; «Сад»; «Три раза…» («Три раза пытать приходила…»).

Одни были забракованы как слишком личные («Он любил…», «Сегодня мне письма не принесли…», «Надпись на неоконченном портрете»), остальные, видимо, потому, что казались теперь недостаточно ясными или слишком манерными. В результате цикл был представлен в следующем составе:

Любовь;

В Царском Селе:

1. «По аллее проводят лошадок…»,

2. «А там мой мраморный двойник…»,

3. «Смуглый отрок бродил по аллеям…»;

«И мальчик, что играет на волынке…»;

«Любовь покоряет обманно…»;

«Сжала руки под темной вуалью…»;

«Память о солнце в сердце слабеет…»;

«Высоко в небе облачко серело…»;

«Дверь полуоткрыта…»;

Песня последней встречи;

«Как соломинкой, пьешь мою душу…»;

«Я сошла с ума, о мальчик странный…»;

Похороны;

Обман:

1. «Весенним солнцем это утро пьяно…»,

2. «Жарко веет ветер душный…»,

3. «Синий вечер. Ветры кротко стихли…»,

4. «Я написала слова…»;

«Мне с тобою, пьяным, весело…»;

«Муж хлестал меня узорчатым…»;

Песенка;

«Я пришла сюда, бездельница…»;

Белой ночью;

«Под навесом темной риги жарко…»;

«Хорони, хорони меня, ветер…»;

Музе;

Вечерняя комната;

Сероглазый король;

Рыбак;

«Туманом легким парк наполнился…».

Любовь

Белая стая

I

Думали: нищие мы, нету у нас ничего,А как стали одно за другим терять,Так что сделался каждый деньПоминальным днем, —Начали песни слагатьО великой щедрости БожьейДа о нашем бывшем богатстве.

Твой белый дом и тихий сад оставлю.Да будет жизнь пустынна и светла.Тебя, тебя в моих стихах прославлю,Как женщина прославить не могла.И ты подругу помнишь дорогуюВ тобою созданном для глаз ее раю,А я товаром редкостным торгую —Твою любовь и нежность продаю.

Уединение

Так много камней брошено в меня,Что ни один из них уже не страшен,И стройной башней стала западня,Высокою среди высоких башен.Строителей ее благодарю,Пусть их забота и печаль минует.Отсюда раньше вижу я зарю,Здесь солнца луч последний торжествует.И часто в окна комнаты моейВлетают ветры северных морей,И голубь ест из рук моих пшеницу…А не дописанную мной страницу —Божественно спокойна и легка —Допишет Музы смуглая рука.

Песня о песне

Она сначала обожжет,Как ветерок студеный,А после в сердце упадетОдной слезой соленой.

И злому сердцу станет жальЧего-то. Грустно будет.Но эту легкую печальОно не позабудет.

Я только сею. СобиратьПридут другие. Что же!И жниц ликующую ратьБлагослови, о Боже!

А чтоб Тебя благодаритьЯ смела совершенней,Позволь мне миру подаритьТо, что любви нетленней.

Слаб голос мой, но воля не слабеет,Мне даже легче стало без любви.Высоко небо, горный ветер веет,И непорочны помыслы мои.

Ушла к другим бессонница-сиделка,Я не томлюсь над серою золой,И башенных часов кривая стрелкаСмертельной мне не кажется иглой.

Как прошлое над сердцем власть теряет!Освобожденье близко, все прощу,Следя, как луч взбегает и сбегаетПо влажному весеннему плющу.

Был он ревнивым, тревожным и нежным,Как Божие солнце, меня любил,А чтобы она не запела о прежнем,Он белую птицу мою убил.

Промолвил, войдя на закате в светлицу:«Люби меня, смейся, пиши стихи!»И я закопала веселую птицуЗа круглым колодцем у старой ольхи.

Ему обещала, что плакать не буду,Но каменным сделалось сердце мое,И кажется мне, что всегда и повсюдуУслышу я сладостный голос ее.

Тяжела ты, любовная память!Мне в дыму твоем петь и гореть,А другим – это только пламя,Чтоб остывшую душу греть.

Чтобы греть пресыщенное тело,Им надобны слезы мои…Для того ль я, Господи, пела,Для того ль причастилась любви!

Дай мне выпить такой отравы,Чтобы сделалась я немой,И мою бесславную славуОсиянным забвением смой.

Потускнел на небе синий лак,И слышнее песня окарины.Это только дудочка из глины,Не на что ей жаловаться так.Кто ей рассказал мои грехи,И зачем она меня прощает?Или этот голос повторяетМне твои последние стихи?..

Вместо мудрости – опытность, пресноеНеутоляющее питье.А юность была как молитва воскресная…Мне ли забыть ее?

Столько дорог пустынных исхоженоС тем, кто мне не был мил,Столько поклонов в церквах положеноЗа того, кто меня любил…

Стала забывчивей всех забывчивых,Тихо плывут года.Губ нецелованных, глаз неулыбчивыхМне не вернуть никогда.

А! это снова ты. Не отроком влюбленным,Но мужем дерзостным, суровым, непреклоннымТы в этот дом вошел и на меня глядишь.Страшна моей душе предгрозовая тишь.Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,Врученным мне навек любовью и судьбою.Я предала тебя. И это повторять —О, если бы ты мог когда-нибудь устать!Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,Так Ангел смерти ждет у рокового ложа.Прости меня теперь. Учил прощать Господь.В недуге горестном моя томится плоть,А вольный дух уже почиет безмятежно.Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,И крики журавлей, и черные поля…О, как была с тобой мне сладостна земля!

Муза ушла по дороге,Осенней, узкой, крутой,И были смуглые ногиОбрызганы крупной росой.

Я долго ее просилаЗимы со мной подождать,Но сказала: «Ведь здесь могила,Как ты можешь еще дышать?»

Я голубку ей дать хотела,Ту, что всех в голубятне белей,Но птица сама полетелаЗа стройной гостьей моей.

Я, глядя ей вслед, молчала,Я любила ее одну,А в небе заря стояла,Как ворота в ее страну.

Я улыбаться перестала,Морозный ветер губы студит,Одной надеждой меньше стало,Одною песней больше будет.

И эту песню я невольноОтдам на смех и поруганье,Затем что нестерпимо больноДуше любовное молчанье.

Они летят, они еще в дороге,Слова освобожденья и любви,А я уже в предпесенной тревоге,И холоднее льда уста мои.

Но скоро там, где дикие березы,Прильнувши к окнам, сухо шелестят, —Венцом червонным заплетутся розыИ голоса незримых прозвучат.

А дальше – свет невыносимо щедрый,Как красное горячее вино…Уже душистым раскаленным ветромСознание мое опалено.

О, это был прохладный деньВ чудесном городе Петровом.Лежал закат костром багровым,И медленно густела тень.

Ты только тронул грудь мою,Как лиру трогали поэты,Чтоб слышать кроткие ответыНа требовательное «люблю!».

Тебе не надо глаз моих,Пророческих и неизменных,Но за стихом ты ловишь стих,Молитвы губ моих надменных.

Я так молилась: «УтолиГлухую жажду песнопенья!»Но нет земному от землиИ не было освобожденья.

Как дым от жертвы, что не могВзлететь к престолу Сил и Славы,А только стелется у ног,Молитвенно целуя травы, —

Так я, Господь, простерта ниц:Коснется ли огонь небесныйМоих сомкнувшихся ресницИ немоты моей чудесной?

Есть в близости людей заветная черта,Ее не перейти влюбленности и страсти, —Пусть в жуткой тишине сливаются уста,И сердце рвется от любви на части.

И дружба здесь бессильна, и годаВысокого и огненного счастья,Когда душа свободна и чуждаМедлительной истоме сладострастья.

Стремящиеся к ней безумны, а ееДостигшие поражены тоскою…Теперь ты понял, отчего моеНе бьется сердце под твоей рукою.

Всё отнято: и сила, и любовь.В немилый город брошенное телоНе радо солнцу. Чувствую, что кровьВо мне уже совсем похолодела.

Веселой Музы нрав не узнаю:Она глядит и слова не проронит,А голову в веночке темном клонит,Изнеможенная, на грудь мою.

И только совесть с каждым днем страшнейБеснуется: великой хочет дани.Закрыв лицо, я отвечала ей…Но больше нет ни слез, ни оправданий.

Нам свежесть слов и чувства простотуТерять не то ль, что живописцу – зреньеИли актеру – голос и движенье,А женщине прекрасной – красоту?

Но не пытайся для себя хранитьТебе дарованное небесами:Осуждены – и это знаем сами —Мы расточать, а не копить.

Иди один и исцеляй слепых,Чтобы узнать в тяжелый час сомненьяУчеников злорадное глумленьеИ безразличие толпы.

Ответ