Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы

1939

* * *

О, не так величава – широкою поймой цветущеюТо к холмам, то к дубравам ласкающаяся река,Но темны её омуты под лозняковыми кущами                   И душа глубока.

Ей приносят дары – из святилищ – Нерусса           цветочная,Шаловливая Навля, ключами звенящая Знобь;С ней сплелись воедино затоны озёр непорочные                   И лукавая топь.

Сказок Брянского леса, певучей и вольной          тоски егоЭти струи исполнены, плавным несясь серебромК лону чёрных морей мимо первопрестольного          Киева                   Вместе с братом Днепром.

И люблю я смотреть, как прибрежьями, зноем           сожжёнными,Загорелые бабы спускаются к праздной воде,И она, переливами, мягко-плескучими, сонными,                   Льнёт к весёлой бадье.

Это было всегда. Это будет в грядущем, как          в древности,Для неправых и правых – в бесчисленные           времена,Ибо кровь мирозданья не знает ни страсти,          ни ревности,                   Всем живущим – одна.

1950

Весной с холма

С тысячелетних круч, где даль желтела нивамиДа тёмною парчой душмяной конопли,Проходят облака над скифскими разливами —Задумчивая рать моей седой земли.

Их белые хребты с округлыми отрогамиЧуть зыблются, дрожа в студёных зеркалах,Сквозят – скользят – плывут подводными                                                           дорогами,И подо мной – лазурь, вся в белых куполах.

И видно, как сходя в светящемся мерцанииНа медленную ширь, текущую по мху,Всемирной тишины благое волхвование,Понятное душе, свершается вверху.

Широко распластав воздушные воскрылия,Над духами стихий блистая как заря,Сам демиург страны в таинственном усилииТруждается везде, прах нив плодотворя.

Кто мыслью обоймёт безбрежный замысл Гения?Грядущее прочтёт по диким пустырям?А в памяти звенит, как стих из песнопения:Разливы рек её, подобные морям…

Всё пусто. И лишь там, сквозь клёны                                                          монастырские,Безмолвно освещён весь белый исполин…О, избранной страны просторы богатырские!О, высота высот! О, глубина глубин!

1950

Плотогон

Долго речь водил топорС соснами дремучими:Вырублен мачтовый борНад лесными кручами.Круглые пускать стволыВниз к воде по вереску.Гнать смолистые плотыК Новгороду-Северску

Эх,май,вольный май,свистом-ветром обнимай.

Кружит голову весна,Рукава засучены, —Ты, река моя, Десна,Жёлтые излучины!Скрылись маковки-крестыСаввы да Евтихия,Только небо да плоты,Побережья тихие…

Ширь,тишь,благодать, —Петь, плыть да гадать!

Вон в лугах ветрун зацвёл,Стонут гулом оводы,Сходят девушки из сёлС коромыслом по воду:Загородятся рукой,Поманят улыбкою,Да какой ещё, какой!Ласковой… зыбкою…

Эх,лес,дуб-сосна!Развесёлая весна!

Скоро вечер подойдет —Вон, шесты уж отняли,Пришвартуем каждый плотУ песчаной отмели.Рдеет мой костер во тьму,Светится, кудрявится,Выходи гулять к немуДо зари, красавица.

Атам —и прости:Только чуть погрусти.

Завтра песню запоюПро лозинку зыбкую,Про сады в родном краю —В Брянске, в Новозыбкове.Жизнь вольготна, жизнь красна,Рукава засучены, —Ты, река моя, Десна,Жёлтые излучины.

1936

* * *

Над Неруссой ходят грозы,В Чухраях грохочет гром, —Бор, стога, ракиты, лозы —Всё украсив серебром.

Весь в широких, вольных взмахах,По траве, сырой от рос,Бродит в вышитых рубахахБуйной поймой сенокос.

Только ты, мой холм безлесный,Как раздел грозовых туч,В синеве блестишь небеснойМеловым изгибом круч.

Плещут весла перевозаУ прибрежья: там, внизу,Ярко-красные стрекозыПлавно никнут на лозу.

А поднимешься на гребень —Сушь, бурьяны, знойный день,Белых срывов жгучий щебень,Пятна дальних деревень…

Льнут к нему леса и пашни,Как дружина к королю…Я люблю его как башню:Высь дозорную люблю.

1934

Памяти друга

Был часом нашей встречи истиннойТот миг на перевозе дальнем,Когда пожаром беспечальнымЗажглась закатная Десна,А он ответил мне, что мистикойМы правду внутреннюю чуем,Молитвой Солнцу дух врачуемИ пробуждаемся от сна.

Он был так тих – безвестный, седенький,В бесцветной куртке рыболова,Так мудро прост, что это словоПребудет в сердце навсегда.Он рядом жил. Сады соседили.И стала бедная калиткаДороже золотого слиткаМне в эти скудные года.

На спаде зноя, если душнаяИстома нежила природу,Беззвучно я по огородуМеж рыхлых грядок проходил,Чтоб под развесистыми грушамиМечтать в причудливых беседахО Лермонтове, сагах, ведах,О языке ночных светил.

В удушливой степной пыли мояДуша в те дни изнемогала.Но снова правда жизни сталаПрозрачней, чище и святей,И над судьбой неумолимоюПовеял странною отрадойУют его простого садаИ голоса его детей.

Порой во взоре их задумчивом,Лучистом, смелом и открытом,Я видел грусть: над бедным бытомОна, как птица, вдаль рвалась.Но мне – ритмичностью заученнойСтал мил их труд, их быт, их город.Я слышал в нём – с полями, с бором,С рекой незыблемую связь.

Я всё любил: и скрипки нежные,Что мастерил он в час досуга,И ветви гибкие, упругоНас трогавшие на ходу,И чай, и ульи белоснежные,И в книге беглую отметкуО Васнецове, и беседкуПод старой яблоней в саду.

Я полюбил в вечерних сумеркахДиванчик крошечной гостиной,Когда мелодией стариннойЗвенел таинственный рояль,И милый сонм живых и умершихВставал из памяти замглённой,Даря покой за путь пройдённыйИ просветлённую печаль.

Но всех бесед невыразимееТекли душевные встречаньяВ полу-стихах, полу-молчаньиУ нелюдимого костра —О нашей вере, нашем Имени,О неизвестной людям музе,О нашем солнечном союзеНеумирающего Ра.

Да: тёмные, простые русичи,Мы знали, что златою нитьюМерцают, тянутся наитьяСюда из глубей вековых,И наша светлая Неруссочка,Дитя лесов и мирной воли,Быть может, не любила болеТак никого, как нас двоих.

Журчи же, ясная, далекая,Прозрачная, как реки рая,В туманах летних вспоминаяО друге ласковом твоём,О том, чью душу светлоокуюВ её надеждах и печали,В её заветных думах, знали,Быть может, ты и я – вдвоём.

* * *

Чуть колышется в зное,Еле внятно шурша,Тихошумная хвоя,Стран дремучих душа.

На ленивой опушке,В землянике, у пней,Вещий голос кукушкиЗнает счёт моих дней.

Там, у отмелей дальних —Белых лилий ковши,Там, у рек беспечальных,Жизнь и смерть хороши.

Скоро дни свои брошуВ эту мягкую глубь…Облегчи мою ношу.Приласкай, приголубь.

1939

Из дневника

На день восьмой открылся путь чугунный,Лазурных рельсов блещущий накал:Они стремились на восток, как струны,И синий воздух млел и утекал.

Зной свирепел, как бык пред стягом алым:Базарный день всех поднял ото сна,И площадь добела раскаленаБыла перед оранжевым вокзалом.

То морс, то чай в трактире под окномЯ пил, а там, по светло-серой пыли,Сновал народ и женщины спешилиЗа ягодами и за молоком.

Мужчины, женщины – все были смуглы,И, точно абиссинское шоссе,Следами пальцев, маленьких и круглых,В глаза пестрили мостовые все.

По рынку ли, у чайных, у застав лиЯ проходил – народ кишел везде,Был выходной, и множество из НавлиБрело на пляж: к воде! к воде! к воде!

Плоть жаловалась жаждою и потом.Когда же звёзды блёклые взошли,Я услыхал глухую дрожь земли,Свисток и гул за ближним поворотом.

Восторг мальчишеской свободы естьВ гремящей тьме ночного перегона:Не заходя в дремотный чад вагона,На мчащейся его подножке сесть,

Сощурившись от острых искр и пыли,Сжав поручень, пить быстроту, как хмель,Чтоб ветром злым в лицо хлестали крыльяНочных пространств – небес, озер, земель.

Как весело, когда поют колеса,Здесь, под рукой, грохочут буфера!Едва заметишь – мост, огни, откосы,Блеск лунных рек, как плиты серебра,

А из лесов – протяжный, дикий, вкусныйРосистый дух с лужаек в глубине……Ход замедляется: навстречу мнеДушмяным мраком дышит пост «Неруссный».

Кто знает, чем волнует нашу кровьТакой полет в двоящемся пространстве,И что за демон безрассудных странствийИз края в край нас гонит вновь и вновь.

Но хорошо таёжное скитаньеХолодным лязгом стали пересечь,Всех токов жизни дрожь и трепетаньеПить залпом, залпом и в стихе сберечь.

1936