Константин Случевский - Песни из «Уголка»
«Ты часто так на снег глядела…»
Ты часто так на снег глядела,Дитя архангельских снегов,Что мысль в очах обледенелаИ взгляд твой холодно суров,
Беги! Направься к странам знойным,К морям, не смевшим замерзать:Они дыханием спокойнымПринудят взгляд твой запылать.
Тогда из новых сочетаний,Где юг и север в связь войдут,Возникнет мир очарованийИ в нем — кому-нибудь приют…
«И вот сижу в саду моем тенистом…»
И вот сижу в саду моем тенистомИ пред собой могу воспроизвесть,Как это будет в час, когда умру я,Как дрогнет всё, что пред глазами есть.
Как полетят повсюду извещенья,Как потеряет голову семья,Как соберутся, вступят в разговоры,И как при них безмолвен буду я.
Живые связи разлетятся прахом,Возникнут сразу всякие права,Начнется давность, народятся сроки,Среди сирот появится вдова,
В тепло семьи дохнет мороз закона,—Быть может, сам я вызвал тот закон;Не должен он, не может ошибаться,Но и любить — никак не может он.
И мне никто, никто не поручится,—Я видел сам, и не один пример:Как между близких, самых близких кровных,Вдруг проступал созревший лицемер…
И это все, что здесь с такой любовью,С таким трудом успел я насадить,Ему спокойной, смелою рукою,Призвав закон, удастся сокрушить…
«Шестидесятый раз снег прело мною тает…»
Шестидесятый раз снег прело мною тает,И тихо льет тепло с лазурной вышины,И, если память мне вконец не изменяет,Я в детстве раза три не замечал весны,—
Не замечал того, как мне дышалось чудно,Как мчались журавли и как цвела сиреньДесятки лет прошли; их сосчитать нетрудно,Когда бы сосчитать не возбраняла лень!
Не велико число! Но собранный годамиСкарб жизни так велик, так много груза в нем,Что, если бы грузить — пришлось бы кораблямиВодою отправлять, а не иным путем…
Противоречия красот и безобразий,Громадный хлам скорбей, сомнений и обид,Воспоминания о прелестях Аспазий,Труды Сизифовы и муки Данаид,
Мученья Тантала, обманы сына, брата,Порывы глупостей, подряд или вразброд;Б одних я шествовал на подвиг Герострата,В других примером мне являлся Дон-Кихот…
Шестидесятый раз снег предо мною тает…Лазурна высь небес, в полях ручьи журчат…Как много жизнь людей всего, всего вмещает,И что же за число в две цифры — шестьдесят!..
«Вот она, великая трясина…»
Вот она, великая трясина!Ходу нет ни в лодке, ни пешком.Обмотала наши весла тина,—Зацепиться не за что багром…
В тростнике и мглисто, и туманно.Солнца лик и светел, и высок,—Отражен трясиною обманно,Будто он на дно трясины лег.
Нет в ней дна. Лежат в листах нимфеи,Островки, луга болотных трав;Вот по ним пройтись бы! Только феиХодят здесь, травинок не помяв…
Всюду утки, дупеля, бекасы!Бьешь по утке… взял… нельзя достать;Мир лягушек громко точит лясы,Словно дразнит: «Для чего ж стрелять?»
Вы, кликуши, вещие лягушки,Подождите: вот придет пора, —По болотам мы начнем осушки,Проберем трясину до нутра.
И тогда… Ой, братцы, осторожней!Не качайтесь… Лодку кувырнем!И лягушки раньше нас потопят,Чем мы их подсушивать начнем…
«Если б всё, что упадает…»
Если б всё, что упадаетСеребра с луны,Всё, что золота роняетСолнце с вышины —
Ей снести… Она б сказала:«Милый мой пиит,Ты того мне дай металла,Что в земле лежит!»
«Из моих печалей скромных…»
Из моих печалей скромных,Не пышны, не высоки,Вы, непрошены, растете,Песен пестрые цветки.
Ты в спокойную минутуНа любой взгляни цветок…Посмотри — в нем много правды!Он без слез взрасти не мог.
В этой песне — час страданий,В этой — долгой ночи страх,В этих — месяцы и годы…Все откликнулось в стихах!
Горе сердца — дар небесный,И цветы его пышнейИ куда, куда душистейВсех цветов оранжерей.
«Воды немного, несколько солей…»
Воды немного, несколько солей,Снабженных слабою, животной теплотою,Зовется издавна и попросту слезою…Но разве в том определенье ей?
А тихий вздох людской? То — грудисодроганье,Освобожденье углекислоты?!.Определения, мутящие сознаньеИ полные обидной пустоты!
«Я помню, помню прошлый год…»
Я помню, помню прошлый год!Чуть вечер спустится, бывало,Свирель чудесная звучала,Закат пылавший провожала,Встречала розовый восход.
Короткой ночи текст любовныйЕй вдохновением служил;Он так ласкал, он так пленил,Он так мне близок, близок был —Совсем простой, немногословный.
Свирель замолкшая, где ты?Где ты, певец мой безымянный,Быть может, неба гость желанный,Печальный здесь, а там избранныйЖилец небесной высоты?
Тебе не надобно свирели!И что тебе, счастливец, в ней,Когда, вне зорь и вне ночей,Ты понял смысл иных речейИ мировые слышишь трели…
«Во сне мучительном я долго так бродил…»
Во сне мучительном я долго так бродил,Кого-то я искал, чего-то добивался;Я переплыл моря, пустыни посетил,В скалах карабкался, на торжищах скитался…
И стал пред дверью я открытою… За нейКакой-то мягкий свет струился издалека;От створов падали столбы больших теней;Ступени вверх вели, и, кажется, высоко!
Но что за дверью там, вперед как ни смотри —Не видишь… А за мной — земного мира тени…Мне голос слышался… Он говорил: «Умри!И можешь ты тогда подняться на ступени!..»
И смело я пошел… И начал замирать…Ослепли, чуть вошел я в полный свет, зеницы,Я иначе прозрел… Как? Рад бы передать,Но нет пригодных струн и нет такой цевницы!..
«Кому же хочется в потомство перейти…»
Кому же хочется в потомство перейтиВ обличьи старика! Следами разрушенийПомечены в лице особые путиИзлишеств и нужды, довольства и лишений.Я стар, я некрасив… Да, да! Но, боже мой,Ведь это же не я!.. Нет, в облике особом,Не сокрушаемом ни временем, ни гробом,Который некогда я признавал за свой,Хотелось бы мне жить на памяти людской!И кто ж бы не хотел? Особыми чертамиМы обрисуемся на множество ладов —В рассказах тех детей, что будут стариками,В записках, в очерках, за длинный ряд годов.
И ты, красавица, не названная мною,—Я много, много раз писал твои черты,—Когда последний час ударит над землею,С умерших сдвинутся и плиты, и кресты, —Ты, как и я, проявишься нежданно,Но не старухою, а на заре годов…Нелепым было бы и бесконечно странно —Селить в загробный мир старух и стариков.
«Как в рубинах ярких — вкруг кусты малины…»
Как в рубинах ярких — вкруг кусты малины;Лист смородин черных весь благоухает;В теплом блеске солнца с бархатной низиныМолодежи говор звучно долетает.
Почему-то — право, я совсем не знаю —Сцену вдруг из Гете вижу пред глазами!Праздник, по веселью в людях, замечаю!Молодежь гуляет… в парочках… толпами…
В юности счастливой смех причин не ищет…Кончена обедня, церкви дверь закрыта,—Вижу, ясного вижу: черный пудель рыщет…Это — Мефистофель? Где же Маргарита?
Юность золотая, если бы ты знала,Что невозвратимо волшебство минуты,Что в твоем грядущем радостей так мало,Что вконец осилят долгой жизни путы,—
Ты была б спокойней… Можно ль так смеяться,Возбуждая зависть старших поколений!Берегла б ты силы, — очень пригодятся,Чуть настанут годы правды и сравнений…
«Ты любишь его всей душою…»
