Джордж Байрон - Дон-Жуан

Песнь первая

[28]

Ищу героя! Нынче что ни годЯвляются герои, как ни странно.Им пресса щедро славу воздает,Но эта лесть, увы, непостоянна:Сезон прошел — герой уже не тот.А посему я выбрал Дон-Жуана:Ведь он, наш старый друг, в расцвете силСо сцены прямо к черту угодил.

Хок, Фердинанд и Гренби — все герои,[29]И Кемберленд-мясник и Кеппел тут;Они потомством Банко предо мною,Как пред Макбетом, в сумраке встают[30],«Помет одной свиньи», они толпоюПо-прежнему за славою бегут,А слава — даже слава Бонапарта —Есть детище газетного азарта.

Варнав, Бриссо, Дантон, и Кондорсе,[31]Марат, и Петион, и Лафайет —Вот Франция во всей своей красе,(А все-таки забывчив праздный свет.)Жубер и Ош, Марсо, Моро, Дезэ —Смотрите-ка: им просто счету нет!Недавно их венчали лавры славы,Но не приемлют их мои октавы.

Наш Нельсон[32] — сей британский бог войны —Достоин славы гордого угара,Но вместе с ним давно погребеныИ лавры и легенды Трафальгара.Нам силы сухопутные нужны,И моряки встревожены недаром:Великих адмиралов именаЗабыл король, забыла вся страна!

И до и после славного АхиллаЦвели мужи, не худшие, чем он,Но песнь поэта нам не сохранилаНи славы их, ни доблестных имен.И потому мне очень трудно былоВ тумане новых и былых временНайти героя вовсе без изъяна —И предпочел я все же Дон-Жуана!

Гораций говорил, что «medias res»[33]Для эпоса — широкая дорога.Что было раньше, волею небесПоэт потом покажет понемногу,Влюбленных приведя под сень древес,В пещеру или к пышному чертогу,За ужином, в саду или в раю —Где он посадит парочку свою.

Таков обычный метод, но не мой:Мой метод — начинать всегда с начала,Мой замысел и точный и прямой,В нем отступлений будет очень мало.Начну я просто первою главой(Каких бы мне трудов она ни стала).Я вам хочу подробно описатьОтца и мать героя, так сказать.

В Севилье он родился. Город, славныйГранатами и женщинами. ТотБедняк, кто не был в нем, — бедняк подавно.Севилья лучшим городом слывет.Родители Жуана благонравноИ неизменно жили круглый годНад речкою, воспетой целым миромИ называемой Гвадалкивиром.

Его отец — Хосе, понятно, «дон»,Идальго[34] чистокровный, без следаЕврейско-маврской крови, — был рожденОт грандов, не робевших никогда.Не всякий граф, маркиз или баронБыл на коне так ловок, господа,Как дон Хосе, зачавший Дон-Жуана,Зачавшего (об этом, впрочем, рано)…

[35]

Его мамаша столь была умна,Такими отличалась дарованьями,Что повсеместно славилась онаИ всех ученых затмевала знаньями.Их честь была весьма уязвлена,И затаенной зависти стенаньямиОтметили они наперебойИнесы превосходство над собой.

 Творенья Лопе вдоль и поперекИ Кальдерона[36] знала эта дама:Когда актер припомнить роль не мог,Она ему подсказывала прямо.Добро бы ей Финэгл[37] в том помог:Но сам Финэгл, позабыв рекламуИ лавочку прикрыв, глядел, дивясь,Как у Инесы память развилась.

Она имела ум математический,Держалась величаво до жеманности,Шутила редко, но всегда аттически[38],Была высокопарна до туманности,Чудила и морально и физическиИ даже одевалась не без странности:Весною в шелк, а летом в канифас —Все это бредни, уверяю вас!

Она латынь (весь «Pater noster»[39]) зналаИ греческие буквы превзошла,Французские романчики читала,Но одолеть прононса не могла.Родным испанским занималась мало;В ее речах царила полумгла,Ее сужденья на любые темыЯвляли теоремы и проблемы…

Еврейский и английский языкиИнеса без труда постигла тоже:Она считала, что они «близки»И в некоторых случаях похожи.Читая песнопенья и стихи,Она вопрос обдумывала все же —Не одного ли корня, что Эдем,Известное британское «god damn»? [40]

Она была живое поученье,Мораль и притча с головы до ног,И походила в этом отношеньеНа Ромили[41]: он был ужасно строг,Когда судил чужие прегрешенья,А сам себе советом не помог:Самоубийцей став сентиментальным,Провозглашен был просто ненормальным.

Как миссис Триммер[42] книжки поучительные,Как Эджуорт[43] ожившие романы,Как Целебса[44] супруга умилительная,Она была моральна и жеманна.Едва ли в ней черту предосудительнуюНашла бы даже зависть. Как ни странно,Она была вот тем-то и страшна,Что всех пороков женских лишена.

Она настолько нравственной былаИ к слову искушенья непреклонной,Что ангела-хранителя моглаОсвободить от службы гарнизонной.Точнее были все ее делаХронометров завода Гаррисона[45].Я б мог сравнить ее высокий дарС твоим лишь маслом, дивный Макассар![46]

Она была бесспорно совершенна, —Но к совершенству свет и глух и нем.Недаром прародители вселеннойХранительный покинули Эдем:Они в раю (скажу вам откровенно)И целоваться не могли совсем!А дон Хосе, прямой потомок Евы,Любил срывать плоды с любого древа.

Хосе, беспечный смертный, не любилРечей мудреных и людей ученых,Куда хотел и с кем хотел ходил,Не замечая взоров возмущенных;Но за его поступками следилСинклит ходжей, клеймить пороки склонных,И двух его любовниц называл,Хотя одна — и то уже скандал!

Инеса, несомненно, знала ценуСвоим высоким и моральным качествам,Но и святая не снесет изменыИ даже может отказаться начистоБороться с чёртом; кротости на сменуТогда приходят разные чудачества,А коль святая станет ревновать,То тут супругу уж несдобровать.

Совсем нетрудно справиться с мужчиной,Коль он неосторожен и не прав:Он хочет ускользнуть с невинной миной,Но тут его хватают за рукав.Он следует за гневной «половиной»,Она ж, во утвержденье дамских прав,Хватает веер, а в руке прелестнойОн хуже всякой плетки, как известно[47].

Мне очень, очень жаль, что за повесВыходят замуж умные девицы.Но что же делать, если бедный бесУченым разговором тяготится?(Я ближних соблюдаю интерес,Со мной такой ошибки не случится;Но вы, увы, супруги дам таких,Признайтесь: все под башмачком у них!)

Хосе нередко ссорился с женою.Дознаться, «почему» и «отчего»,Пытались все друзья любой ценою,Хоть это не касалось никого.Злословия порок всему виною!Но я вполне свободен от него:Супругов я улаживаю ссоры,Но сам-то я женюсь весьма не скоро.

Я пробовал вмешаться. Я имелОтличные намеренья, признаться,Но как-то я ни разу не сумелДо них ни днем, ни ночью достучаться:Дом словно вымер, словно онемел.Один лишь раз (прошу вас не смеяться!)Жуан случайно среди бела дняВедро помоев вылил на меня.

Он был похож на юркую мартышку —Хорошенький, кудрявый, озорной.Родители любили шалунишку,И только в этой прихоти однойОни сходились. Надо бы мальчишкуУчить и жучить, но они со мнойСоветоваться вовсе не хотелиИ портили сынишку как умели.

Итак — я не могу не пожалеть —Супруги жили плохо и уныло,Мечтая каждый рано овдоветь.Со стороны, однако, трудно былоИх внутреннюю распрю разглядеть:Они держались вежливо и мило,Но вот огонь прорвался, запылал —И явно обнаружился скандал.

[48]