Вера Лурье - Стихотворения
«Сырой песок! Кабина номер двести…»
Сырой песок! Кабина номер двести.Два мальчика в матросках у водыЛопатой роют все на том же местеОпять волна. Напрасные труды.Вот крепости разрушенной следы!Нет, не могу просить у Бога мести.
Покорная гляжу на серый мол,На чаек и на парусные лодки.В трико купальном медленно прошел,Упругою, уверенной походкой,Мужчина, крепкий не скрывая пол.Я дни перебираю, точно четкиМонахини в запущенном саду,Но верю в чудо и чего-то жду!
Свинемюнде
Как хорошо сомнений бросив нить,И пляж оставив надоедно-гулкий,По городу приморскому бродить,Заглядывать в глухие переулки,
Где часто прорезает воздух стонИ в кабаках танцуют «джими» пьяноМатросы под звенящий граммофон,И головы торчат среди тумана.
Бродяга старый клянчит у ворот,Скривив в улыбку посинелый рот.Я ухожу и пробираюсь сноваСквозь улицы в широкий порт торговый.
Там тихая и гладкая вода,Просоленные в плаванье матросы.К ним девушки приходят иногдаИ при закате распускают косы.
А рано утром оставляют вновьПриезжий пароход и порт торговый.Простая и недолгая любовьНалей свой сок в мое пустое слово.
«Глядеть на море можно и часами…»
Глядеть на море можно и часами,Бездумно в глубину отыскивая путь.Чтобы потом неловкими рукамиСвой руль нежданно-резко повернуть.
И плыть навстречу ветру, волнам смело;Пусть бьется лодка и дрожит весло,От брызг соленых закалится тело,А песнь споется просто и светло.
Еще неясен мне мой скрытый жребий,В беспечной лени протекают дни,Но повернется руль — и в сером небеМне засияют новые огни.
«Сентябрь первый на чужбине…»
Сентябрь первый на чужбинеПлетет из дней дождливых сеть.В созвучьях стройных ночи синей,Куда всем помыслам лететь!
А слово ширится в молитву.Не радость светлую поет.Железный меч готов на битвуИ муза жертвы строго ждет.
Тан каждый год с осенним ветромЗахватит темная любовь,Чтоб кованным, тяжелым метромЕе я воспевала вновь!
Но я любить давно устала…Неутолимая, постой!Пусть золотое покрывалоХранит мой радужный покой.
«Никого не пускаю в свой дом…»
Посвящается К. М.
Никого не пускаю в свой дом,Синим звоном звенит тишина.Вспоминаю прозрачные дни,Побережье Балтийского моря.
И лежанье в горячем пескеС устремленным на небо лицом.Тело крепнет от соли морскойИ становится сильным и мудрым.
Вечера в тесноватом кафе,Под «джазбанда» нетрудный напевВспоминаю я часто того,С кем томленье в сближенье ритмичном
И касанье короткое губ.Грубоватую нежность в словахЯ любила бездумно легкоКак и все у Балтийского моря,
Где свободу я вновь обрелаИ давно позабытый покой.А теперь точно ветер в степиЯ пою в тишине свои песни.
Круговорот
Свершает время свой круговоротМелькают люди, образы и страны.Так душно здесь. Мне кажется все пьяны,Но знаю я и эта ночь пройдет.
А ты лежишь и даже встать не можешь,Бормочешь мне бессвязные слова,Губами ищешь тепловатой кожи,Откинув шелковые рукава.
Но ты мне стал теперь опять дорожеИ кружится, как прежде голова.Пусть завтра будешь холодней и строже,Чем льдом густым покрытая Нева.
Французский, русский и немецкий говорСмешались в беге бесконечном лет.Нам можно все: мы сбросили оковыИ красным шарфом придушили свет!
Элегия
Здоровое дыханье сентябряИ набранные желуди в кармане.Зачем же плакать и томиться зряНа сероватом, плюшевом диване?Ведь все равно — недолог жизни путь,Придешь к концу — не сможешь повернутьИ в черное, бесформенное чревоОпустишься. Помогут ли напевы,С таким трудом накопленные здесь?Не лучше ли с улыбкой выпить смесьИз дней янтарных и ночей багровых,Не трогая тяжелые покровыДуши своей, и радостно хранитьЛюбви давно запутанную нить.
«Я не смею ждать, но упрямо жду…»
Я не смею ждать, но упрямо жду,Сжигаю дни и вечером не знаю,О чем мне петь в безобразном бреду,И только встречи наши собираю.
Так дети любят бережно хранитьКаштаны дикие и желуди из сада.Но детской нет, не теплится лампадаИ няня сказок не протянет нить.
Вот с книгами висит большая полка,Но нет в них встречи шапочки и волка,Колдунья не свершает свой полет,И Розочка к медведям не идет.
Любовь и сны среди людей помеха,Не видно солнца из-за плотных штор,Мы жизнь проходим узкий коридорИ на пороге душимся от смеха.
Бессилие
Сломав, бросаю на паркетЯ балалайку вместо лиры!..Сквозит асфальтовый рассветСквозь окна нанятой квартиры.
Мне музы, в образе твоем,Приснилось трепетное слово,Казалось на чужбине сноваВоскресли родина, мой дом!
Но ты пошел и нет возвратаИ песня не звенит во мне,А тенью мерной по спинеСползает карлицей горбатой.
Порвалась дум румяных сетьОт бесконечных звуков «джими».Куда оторванным лететь!Что с днями сделаешь пустыми!
27-го октября
Я буду по твоим стопамБезвольная идти,И все продам, и все отдамЗа доброе «прости».
А в праздник твой совсем однаЯ лягу на постельИ не от сладкого винаУзнаю горький хмель.
Но Богу жарко помолюсь,Он сможет мне помочьИ верю я — тебе приснюсьЛюбимый в эту ночь.
«Глухие дни, провалы без конца…»
Глухие дни, провалы без конца,Черты давно любимого лица.И те приснятся только на мгновеньеВ угарном вихре пьяного круженья.
Что впереди! Не в песенном жару,В молитве робкой складываешь руки,Не музу ищешь — верную сестру.Но ждут тебя сомненья и разлуки.
Дни без часов и месяца без дней,Зато под землю пробили дорогу.Куда мы мчимся к дьяволу иль Богу,При свете электрических огней?
«Прозрение мне, Господи, пошли…»
Прозрение мне, Господи, пошлиДай мне услышать правды голос вещий.Так трудно оторваться от земли,Так трудно разлюбить простые вещи.
И помню я зеленоватый светОт лампы на столе его рабочем,Но не о вечном думаю, о нет,В томленьи медленном бессонной ночи!
Душа тоскует в замкнутом кругу,Груз непосильный сдавливает плечи,Не песнями и не любовной встречейЕму помочь я тоже не могу.
Маме
Хозяйки пронзительный голосПрорежет воскресный мой сон.А в детстве, на родине помнюИсаакия праздничный звон!
Я долго валяюсь в постели,Тоскливо до боли вставать,Которые мне надоелиВести разговоры опять.
В столовой наверное мамаПоссорилась снова с сестрой.Хорошая, милая знаю,Идти мне дорогой иной…
Недаром я вспомнила детство,Декабрьский снежный покой…Устала, устала, устала.Мне трудно бороться с собой.
Не выдержать всех испытаний,Подъемы страшны и круты.Бессильным, бескрылым достигнуть,Достигнуть нельзя высоты.
А руку никто не протянет.Быть может, случайно, в путиИ тот, для кого все предам я,Столкнулся, чтоб снова уйти!
«Здесь в комнате игрушечной моей…»