Гомер - Одиссея (пер. В. В. Вересаева)

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ ТРЕТЬЯ

С сердцем ликующим в верхний покой поднялася старухаВесть госпоже сообщить, что здесь он, супруг ее милый.Двигались быстро колени ее, и ноги спешили.Над Пенелопой склонилась она и так ей сказала:«Милая дочка моя Пенелопа, проснись, чтоб глазамиТы увидала того, о ком ты все время тоскуешь!Здесь твой супруг Одиссей, домой он вернулся, хоть поздно,Всех перебил женихов, вносивших в ваш дом разоренье,Тративших ваши запасы, чинивших насилья над сыном!»Ей в ответ Пенелопа разумная так возразила:«Мамушка милая! Боги тебе помутили рассудок!Могут безумным они и очень разумного сделатьИ рассудительность дать человеку с легчайшим рассудком.Ум у тебя поврежден. А была ты ведь правильных мыслей.Сердцем так я страдаю, а ты надо мною смеешься,На ветер речи бросаешь! От сна вот меня пробудилаСладкого. Веки покрыв, совершенно меня оковал он.Крепко так никогда не спала я с тех пор, как уехалВ неназываемый Зло-Илион Одиссей богоравный.Вот что: спустись-ка ты вниз и ко мне возвращайся обратно!Если б другая какая из женщин моих прибежалаС вестью такою ко мне и меня бы от сна разбудила,Я бы ее отругала и тотчас велела убратьсяСнова в обеденный зал. Тебя твоя старость спасает!»Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила:«Я над тобой не смеюсь, дорогое дитя мое, — вправдуЗдесь Одиссей, и домой он вернулся, как я утверждаю, —Тот чужеземец, которого все так бесчестили в доме.Сын твой давно уже знал, что домой Одиссей воротился,Но осторожно держал намеренья все его в тайне,Чтобы надменным мужам он мог отомстить за насилья».Радость взяла Пенелопу. С постели она соскочила,Сбросила с век своих сон, горячо обняла ЕвриклеюИ, с окрыленными к ней обращаясь словами, вскричала:«Милая мамушка, ну расскажи же мне полную правду!Если он вправду домой воротился, как ты уверяешь, —Как на лишенных стыда женихов, один против многих,Руки он мог наложить? Их всегда здесь толпится так много!»Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила:«Я не видала, никто не сказал мне, я только слыхалаСтоны мужей, убиваемых им. В глубине наших комнатВ страхе сидели мы все за закрытою дверью, покудаСын твой из девичьих комнат в обеденный зал нас не вызвал:Нас Одиссей приказал из комнат позвать Телемаху.В зале я Одиссея нашла средь поверженных трупов.Кучами всюду лежали они вкруг него, покрываяКрепко утоптанный пол. Увидав, ты согрелась бы духом.Кровью и грязью покрытый, на грозного льва походил он.Трупы убитых теперь лежат на дворе за дверямиКучею. Сам же большой он огонь разложил, чтобы серойДом окурить наш прекрасный. Меня ж за тобою отправил.Ну же, иди поскорей! Пора, наконец, вам обоимРадостью сердце наполнить. Вы бед претерпели так много!Вот пришло исполненье давнишним желаниям вашим.Сам к очагу своему он вернулся живой и супругуС сыном возлюбленным дома нашел. Причинили немалоЗла ему женихи, но он всем им отмстил по заслугам!»Ей Пенелопа разумная так отвечала на это:«Милая мамушка! Рано еще ликовать и хвалиться!Знаешь сама ты, каким бы он в дом свой явился желаннымВсем, а особенно мне и нами рожденному сыну.Недостоверно, однакоже, то, что ты мне сообщила.Здесь женихов перебил кто-нибудь из богов, раздраженныхНаглостью их, оскорбляющей дух, и дурными делами.Не почитали они никого из людей земнородных,Ни благородных, ни низких, какой бы ни встретился с ними.Из-за нечестия их и постигла беда. Одиссей жеИ возвращенье свое и себя с ним сгубил на чужбине».Ей Евриклея кормилица так возразила на это:«Что за слова у тебя из ограды зубов излетели!Муж твой вблизи очага здесь находится, ты же не веришь,Что он вернулся домой. Как твое недоверчиво сердце!Ну, тогда я тебе сообщу достовернейший признак, —Белым клыком кабана ему в ногу рубец нанесенный.Я тот рубец увидала, как мыла его, и хотелаТотчас тебе сообщить. Но рот он поспешно зажал мнеИ не позволил сказать, — осторожен умом и хитер он.Ну же, иди! Я себя самое прозакладывать рада:Если тебе солгала, то тягчайшей предай меня смерти!»Так тогда Пенелопа разумная ей отвечала:«Мамушка милая, как бы хитра ни была ты, но трудноЗамыслы вечных богов разгадать и от них уберечься.Все же я к сыну готова идти моему, чтоб увидетьМертвых мужей женихов, а также того, кто убил их».Так сказавши, из спальни пошла она вниз. КолебаласьСильно сердцем она, говорить ли ей издали с мужемИль, подойдя, его руки и голову взять, целовать их?Переступив чрез порог из отесанных камней, вступилаВ зал Пенелопа и села к огню, напротив супруга,Возле стены. Прислонившись к высокой колонне, сидел он,Книзу глаза опустив, дожидаясь, услышит ли словоОт благородной супруги, его увидавшей глазами.И удивленная долго молчала тогда Пенелопа:То, заглянувши в лицо, его находила похожим,То, из-за грязных лохмотьев, казался он ей незнакомым.С негодованием к ней Телемах обратился и молвил:«Мать моя, горе ты мать! До чего ты бесчувственна духом!Что от отца так далеко ты держишься? Рядом не сядешь,Слово не скажешь ему и его ни о чем не расспросишь?Вряд ли другая жена в отдаленьи от мужа стояла бТак равнодушно, когда, перенесши страданий без счета,Он на двадцатом году наконец воротился б в отчизну!Сердце суше всегда в груди твоей было, чем камень!»Так Пенелопа разумная сыну тогда отвечала:«Ошеломило мне дух, дитя мое, то, что случилось.Я ни вопроса задать не могу, ни хоть словом ответить,Ни заглянуть ему прямо глазами в лицо. Если вправдуПередо мной Одиссей и домой он вернулся, то сможемЛегче друг друга признать. Нам ведь обоим известныРазные признаки, только для нас с ним лишенные тайны».Так сказала она. В ответ Одиссей улыбнулсяИ Телемаху немедля слова окрыленные молвил:«Что ж, Телемах, пусть меня твоя мать испытанью подвергнет!Скоро тогда и получше меня она верно узнает.Из-за того, что я грязен, что рубищем тело одето,Пренебрегает пришельцем она, говорит, что не тот я.Мы же обсудим покамест, как дальше с тобой мы поступим.Если в стране кто-нибудь одного хоть убил человека,Если заступников после себя тот и мало оставил,Все ж он спасается бегством, покинув родных и отчизну.Мы же опору страны истребили, знатнейших и лучшихЮношей целой Итаки. Подумай-ка, сын мой, об этом».Так на это ему Телемах рассудительный молвил:«Сам на это смотри, отец дорогой! УтверждаютВсе, что по разуму выше ты прочих людей, что поспоритьВ этом с тобою не сможет никто из людей земнородных.С одушевленьем мы вслед за тобою пойдем, и наверноСилой не будем мы хуже, насколько ее у нас хватит».Так отвечая на это, сказал Одиссей многоумныи:«Вот что тебе я скажу — это кажется мне наилучшим.Прежде всего хорошенько помойтесь, наденьте хитоны,Также и всем прикажите домашним рабыням одеться.Пусть тогда песнопевец божественный с звонкой формингойВсех нас здесь поведет за собой в многорадостной пляске,Так, чтобы всякий, услышав снаружи, подумал о свадьбе,Будь то идущий дорогой иль кто из живущих в соседстве.Нужно, чтоб слух об убийстве мужей женихов разошелсяВ городе только тогда, когда мы уже скрыться успеемЗа город, в сад многодревный к себе. А уж там поразмыслим,Что нам полезного может послать олимпийский владыка».Так он сказал. И охотно приказу они подчинились.Прежде всего помылись они и надели хитоны,Женщины все нарядились. Певец же божественный в рукиВзял формингу свою, и у всех пробудилось желаньеСтройных игр хороводных, и плясок, и сладостных песен.Весь Одиссеев обширный дворец приводил в сотрясеньеТопот ног мужей и жен в одеждах красивых.Так не один говорил, услышав, что делалось в доме:«На многосватанной, видно, царице уж женится кто-то!Дерзкая! Дом сберегать обширный законного мужаВплоть до его возвращенья терпения ей не хватило!»Так не один говорил, не зная о том, что случилось.Великосердного сына Лаэрта меж тем Евринома,Ключница, вымыла в доме и маслом блестящим натерла.Плечи одела его прекрасным плащом и хитоном.Голову дева Афина великой красой озарила,Сделала выше его и полней, с головы же густыеКудри спустила, цветам гиацинта подобные видом.Как серебро позолотой блестящею кроет искусныйМастер, который обучен Гефестом и девой АфинойВсякому роду искусств и прелестные делает вещи,Так засияли красой голова Одиссея и плечи.Видом подобный бессмертным богам, из ванны он вышел,Сел после этого в кресло, которое раньше оставил,Против супруги своей и с такой обратился к ней речью:«Странная женщина! Боги, живущие в домах Олимпа,Твердое сердце вложили в тебя среди жен слабосильных!Вряд ли другая жена в отдаленьи от мужа стояла бТак равнодушно, когда, перенесши страданий без счета,Он наконец на двадцатом году воротился б в отчизну.Вот что, мать: постели-ка постель мне! Что делать, один яЛягу. У женщины этой, как видно, железное сердце!»Так на это ему Пенелопа царица сказала:«Странный ты! Я ничуть не горжусь, не питаю презреньяИ не сержусь на тебя. Прекрасно я помню, каким тыБыл, покидая Итаку в судне своем длинновесельном.Ну хорошо! Постели, Евриклея, ему на кровати,Только снаружи, не в спальне, которую сам он построил.Прочную выставь из спальни кровать, а на ней ты настелешьМягких овчин, одеялом покроешь, положишь подушки».Так сказала она, подвергая его испытанью.В гневе к разумной супруге своей Одиссей обратился:«Речью своею, жена, ты жестоко мне ранила сердце!Кто же на место другое поставил кровать? Это трудноБыло бы сделать и очень искусному. Разве бы толькоБог при желаньи легко перенес ее с места на место!Но средь живущих людей ни один, даже молодокрепкий,С места б не сдвинул легко той кровати искусной работы.Признак особый в ней есть. Не другой кто, я сам ее сделал.Пышно олива росла длиннолистая, очень большая,В нашей дворовой ограде. Был ствол у нее, как колонна.Каменной плотной стеной окружив ее, стал возводить яСпальню, пока не окончил. И крышей покрыл ее сверху.Крепкие двери навесил, приладивши створки друг к другу.После того я вершину срубил длиннолистой оливы,Вырубил брус на оставшемся пне, остругал его медьюТочно, вполне хорошо, по шнуру проверяя все время,Сделал подножье кровати и все буравом пробуравил.Этим начавши, стал делать кровать я, пока не окончил,Золотом всю, серебром и слоновою костью украсил,После окрашенный в пурпур ремень натянул на кровати.Вот тебе признаки этой кровати, жена! Я не знаю,Все ли она на том месте стоит, иль на место другое,Срезавши ствол у оливы, ее кто-нибудь переставил».Так он сказал. У нее ослабели колени и сердце, —Так подробно и точно все признаки ей описал он.Быстро к нему подошла Пенелопа. Обняв его шею,Голову стала, рыдая, ему целовать и сказала:«О, не сердись на меня, Одиссей! Ты во всем и всегда ведьБыл разумнее всех. На скорбь осудили нас боги.Не пожелали они, чтобы мы, оставаясь друг с другом,Молодость прожили в счастье и вместе достигли порогаСтарости. Не негодуй, не сердись на меня, что не сразуЯ приласкалась к тебе, как только тебя увидала.Дух в груди у меня постоянным охвачен был страхом,Как бы не ввел в заблужденье меня кто-нибудь из пришельцев.Есть ведь немало людей, подающих дурные советы.Ведь и рожденная Зевсом Елена аргивская вряд ли бСоединилась любовью и ложем с чужим человеком,Если бы знала вперед, что отважные дети ахейцевСнова обратно должны отвезти ее в землю родную.Сделать позорный поступок ее божество побудило.Раньше в сердце свое не впускала она ослепленьяСтрашного, бывшего также началом и наших несчастий.Точно сейчас и подробно ты признаки мне перечислилНашей кровати, которой никто из живущих не видел,Кроме тебя и меня, да рабыни еще Акториды,Данной отцом мне в служанки, когда я сюда отправлялась.Дверь нашей прочно устроенной спальни она охраняла.Как ни бесчувственно сердце мое, но его убедил ты!»Тут сильней у него появилось желание плакать.Плакал он, что жена его так хороша и разумна.Как бывает желанна земля для пловцов, у которыхСделанный прочно корабль, теснимый волнами и ветром,Вдребезги в море широком разбил Посейдон-земледержец;Только немногим спастись удалось; через волны седые,С телом, изъеденным солью морскою, плывут они к суше,Радостно на берег всходят желанный, избегнув несчастья.Так же радостно было глядеть Пенелопе на мужа;Белых локтей не снимала она с Одиссеевой шеи,Так в слезах и застала бы их розоперстая Эос,Если бы новая мысль не пришла совоокой Афине.Ночь надолго она у края земли задержала,А златотронную Эос — в водах Океана, велев ейНе запрягать быстроногих коней молодых в колесницу,Свет несущих для смертных людей, — Фаэтона и Лампа.С речью тогда Одиссей многоумный к жене обратился:«Мы с тобою, жена, не дошли до конца испытаний.Труд безмерный меня еще впереди ожидает,Очень большой и тяжелый, который я должен исполнить.Так мне душа предсказала Тиресия, фивского старца,В день тот, когда я в обитель Аида сошел, чтоб чрез этоПуть к возвращенью найти и товарищам и самому мне.Ну, а теперь не пора ли в постель нам, жена, чтоб, улегшись,Сладостным сном мы могли насладиться один близ другого».Так на это ему Пенелопа царица сказала:«Будет постель для тебя, едва только ты пожелаешь,Раз уже сделали боги, что ты воротился обратноВ дом прекрасно отстроенный твой и в родимую землю.Если ж сказал ты про подвиг, как бог то вложил тебе в сердце,Что же, поведай о нем мне: поздней все равно, без сомненья,Станет известно мне все. Почему не узнать мне теперь же?»Ей отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:«Странная женщина! Что ты меня так настойчиво просишьВсе говорить? Хорошо, я скажу, ничего не скрывая.Радости в этом ты мало найдешь. Да и сам я не многоРадуюсь: мне он велел города обходить непрерывноС крепким веслом на плече и покоя не ведать, покудаВ край не приду я к мужам, которые моря не знают,Пищи своей никогда не солят, никогда не видалиПурпурнощеких судов, не видали и сделанных прочноВесел, которые в море судам нашим крыльями служат.Признак надежный он мне сообщил, и его я не скрою:Если путник другой, со мной повстречавшийся, скажет,Что на блестящем плече лопату несу я, чтоб веять, —Тут же в землю воткнуть весло мое мне приказал он,В жертву принесть колебателю недр, Посейдону-владыке,Борова, что покрывает свиней, и быка, и барана,И возвратиться домой, и святые свершить гекатомбыВечно живущим богам, владеющим небом широким,Всем по порядку. Тогда не средь волн разъяренного моряТихо смерть на меня низойдет. Настигнутый ею,В старости светлой я мирно умру, окруженный всеобщимСчастьем народов моих. Все так и свершится, сказал он».Мудрая так Пенелопа на это ему отвечала:«Если хоть лучшую старость тебе предназначили боги, —Есть надежда, что беды когда-нибудь нас и оставят».Так Одиссей с Пенелопой вели меж собой разговоры.В спальне меж тем Евринома с кормилицей стали при светеФакелов мягкое ложе стелить для обоих супругов.После того как кровать со стараньем они постелили,Спать старуха обратно отправилась в дом, Евринома ж,Бывшая горничной в спальне, к постели совсем уж готовой,Факел имея в руках, повела Одиссея с женою.В спальню обоих приведши, обратно ушла Евринома.С радостью место их старой кровати они увидали.Тут Телемах и коровий пастух с свинопасом от пляскиНоги свои удержали, потом удержали и женщин,Сами же спать улеглись в тенистом обеденном зале.Оба супруга, когда насладились желанной любовью,Стали после того наслаждаться беседой взаимной.Мужу она рассказала, как выстрадать много пришлось ей,Глядя в доме своем на толпу женихов обнаглевших,Столько во имя ее коров и овец забивавших,Выпивших столько вина, запасенного дома в сосудах.После того Одиссей рассказал, как он много печалейЛюдям доставил, как много трудов и тяжелых страданийВытерпел сам. С наслажденьем внимала она, и не раньшеСон на веки ей пал, чем все до конца рассказал он.Начал с того, как сперва он ограбил киконов, как послеВ край обильный и тучный мужей лотофагов приехал,Что с ними сделал циклоп, как ему отомстил он за гибельМощных товарищей, пожранных им безо всякой пощады,Как он к Эолу явился и тот его принял радушно,Как отослал, как судьба не дала им домой воротиться,Как налетевшая буря внезапно его подхватилаИ через рыбное море помчала, стенавшего тяжко;Также, как в город потом Телепил он попал к лестригонам,И корабли погубившим и спутников пышнопоножныхВсех. Лишь один Одиссей убежал на судне чернобоком.И про Цирцею, про козни и хитрость ее рассказал он,Также, как он добрался до затхлого царства Аида,Чтоб прорицанье души Тиресия старца услышать,На корабле многовеслом как спутников всех увидал он,Также и мать, что его родила и вскормила ребенком;Как он пенье услышал сирен, сладкозвучно поющих,Как он к Планктам-утесам приплыл и к ужасной Харибде,Также и к Сцилле, которой счастливо никто не избегнет;Как его спутники дерзко забили коров Гелиоса,Как их корабль быстроходный разбил своей молнией сернойЗевс высокогремящий и спутники в море погиблиВсе без изъятья, а сам он погибели черной избегнул;Как он к нимфе Калипсо на остров Огигию прибыл,Как держала она Одиссея, чтоб был ей супругом,В гроте глубоком своем, кормила его, обещаласьСделать бессмертным его и бесстаростным в вечные веки;К этому сердца, однако, в груди у него не склонила;Как, перенесши немало трудов, к феакам он прибыл;Почесть они оказали ему, как бессмертному богу,И в корабле отослали обратно в родную Итаку,Меди и золота дав ему вволю, а также одежды.Это он рассказал под конец уж, когда был охваченСном, расслабляющим члены и прочь уносящим заботы.Новая мысль тут пришла совоокой Афине богине:После того как, по мненью ее, Одиссей многоумныйЛожем супруги своей и сладостным сном насладился,Утренней тотчас велела Афина Заре златотроннойВыйти из вод Океана, чтоб свет принесла она людям.С мягкой постели вскочил Одиссей и промолвил супруге:«Досыта оба с тобой мы, жена, натерпелись страданий,Ты — о моем многотрудном скорбя возвращеньи в отчизну,Мне же Зевс и другие бессмертные боги все время,Как ни рвался я, мешали достигнуть родимой Итаки.Нынче, когда мы с тобой дождалися желанного ложа,Оберегай у нас дома богатства, какие остались,Скот же, который у нас наглецы женихи истребили, —Многое я захвачу, другое дадут мне ахейцыСами, покамест всех стойл скотом не заполнят мне снова.Я же в наш сад многодревный отправлюсь. Хотел бы проведатьЗнатного там я отца моего, сокрушенного горем.Вот что, жена, поручаю тебе, хоть сама ты разумна:Только что солнце взойдет, — и тотчас молва разнесетсяО женихах благородных, которых у нас тут убил я,Наверх ты поднимись со своими служанками вместе,Там и сиди. От бесед воздержись и не делай вопросов».Так промолвивши, плечи прекрасной бронею одел он,Поднял от сна Телемаха, Филойтия и свинопасаИ приказал им немедля надеть боевые доспехи.Не были те непослушны, оделись блестящею медью;Все они вышли, ворота раскрыв, во главе с Одиссеем.Свет уже был на земле, но богиня Паллада Афина,Мглою их окружив, увела их из города быстро.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ ЧЕТВЕРТАЯ