Уильям Блейк - Поэзия английского романтизма XIX века
5 ноября 1820
На смерть поэта Джона Китса
Перевод С. Маршака
[363]
— Кто убил Джона Китса?— Я, — ответил свирепый журнал,Выходящий однажды в квартал. —Я могу поручиться,Что убили мы Китса!
— Кто стрелял в него первый?— Я, — сказали в ответБэрро, Саути и Милмэн, священник-поэт. —Я из критиков первыйРастерзал ему нервы!
30 июля 1821
Стансы, написанные в дороге
между Флоренцией и Пизой
Перевод И. Озеровой
[364]
1Молчи, что в веках имена величавы;Лишь дни нашей юности — дни нашей славы;Ведь мирт или плющ для меня драгоценнейВсех лавров, венчающих гибель мгновений.
2К чему нам увенчивать старость короной?Цветок не воскреснет, росой окропленный!Венки уберите оттуда, где иней!В них слава — и только — с пустою гордыней.
3О слава! Однажды тобой соблазненный,Тогда я прельстился не фразой стозвонной,А тем, что в глубинах любимого взглядаБезмолвно сияла любовь, как награда!
4Искал я в глазах у любимой признанье;Мгновенным и вечным казалось сиянье;Оно освещало судьбы моей главы —Узнал я любовь — воплощение славы.
6 ноября 1821
На самоубийство британского министра Кэстелри
Перевод С. Маршака
[365]
1О Кэстелри, ты — истый патриот.Герой Катон[366] погиб за свой народ,А ты отчизну спас не подвигом, не битвой —Ты злейшего ее врага зарезал бритвой!
2Что? Перерезал глотку он намедни?Жаль, что свою он полоснул последней!
3Зарезался он бритвой, но заранееОн перерезал глотку всей Британии.
Август 1822
Графине Блессингтон
Перевод З. Морозкиной
[367]
Вы стихов моих ждете, и яВам отказывать в них не привык.Но страстей оскудела струя,И заглох Ипокрены родник.
Будь я прежним, я пел бы в стихахТу, чей образ сам Лоуренс создал.Но угас мой напев на устах,Грудь мою словно панцирь сковал.
Стал я пеплом, а пламенем был;Не очнуться певцу ото сна;Лишь любуюсь я тем, что любил;На висках и в душе — седина.
Измеряют мой век не года,Но мгновенья, что режут, как плуг:На челе и в душе бороздаПосле них появляется вдруг.
Пусть горячая юность смелейУстремляется с песнями ввысь.Я бессилен: на лире моейСтруны лучшие оборвались.
1823
Песнь к сулиотам
Перевод А. Блока
[368]
Дети Сули[369]! Киньтесь в битву,Долг творите, как молитву!Через рвы, через ворота:Бауа, бауа[370], сулиоты!Есть красотки, есть добыча —В бой! Творите свой обычай!
Знамя вылазки святое,Разметавшей вражьи строи,Ваших гор родимых знамя —Знамя ваших жен над вами.В бой, на приступ, стратиоты[371],Бауа, бауа, сулиоты!
Плуг наш — меч: так дайте клятвуЗдесь собрать златую жатву;Там, где брешь в стене пробита,Там врагов богатство скрыто.Есть добыча, слава с нами —Так вперед, на спор с громами!
1823
Из дневника в Кефалонии
Перевод А. Блока
[372]
Встревожен мертвых сон, — могу ли спать?Тираны давят мир, — я ль уступлю?Созрела жатва, — мне ли медлить жать?На ложе — колкий терн; я не дремлю;В моих ушах, что день, поет труба,Ей вторит сердце…
19 июня 1823
Любовь и смерть
Перевод А. Блока
[373]
Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо,Готов его сразить иль пасть с тобой в крови,И если б пробил час — делить с тобой, любимой,Все, верность сохранив свободе и любви.
Я на тебя взирал в морях, когда о скалыУдарился корабль в хаосе бурных волн,И я молил тебя, чтоб ты мне доверяла;Гробница — грудь моя, рука — спасенья челн.
Я взор мой устремлял в больной и мутный взор твой,И ложе уступил, и, бденьем истомлен,Прильнул к ногам, готов земле отдаться мертвой,Когда б ты перешла так рано в смертный сон.
Землетрясенье шло и стены сотрясало,И все, как от вина, качалось предо мной.Кого я так искал среди пустого зала?Тебя. Кому спасал я жизнь? Тебе одной.
И судорожный вздох спирало мне страданье,Уж погасала мысль, уже язык немел,Тебе, тебе даря последнее дыханье,Ах, чаще, чем должно, мой дух к тебе летел.
О, многое прошло; но ты не полюбила,Ты не полюбишь, нет! Всегда вольна любовь.Я не виню тебя, но мне судьба судила —Преступно, без надежд, — любить все вновь и вновь.
1824
В день, когда мне исполнилось
тридцать шесть лет
Перевод К. Павловой
[374]
Пора остыть душе гонимой,Когда остыли к ней давно;Но пусть любить и не любимойЕй суждено!
Погибло в цвете наслажденье,Поблекла жизнь, как дуб лесов;И червь остался мне и тленьеОт всех плодов.
Вулкану мрачному подобный,Горит огонь груди моей;Он не зажжет — костер надгробный —Других огней.
Нет силы чувств в душе усталой,Нет слез в сердечной глубине:Любви былой, любви завялойЛишь цепь на мне.
Но не теперь дано мне правоГрудь думой праздной волновать,Не здесь, где осеняет славаСвятую рать.
Гремит война, кипит Эллада,Настал свободы новый век;На щит, как древней Спарты чадо,Ложится грек.
Проснись! — не ты, уже так смелоПроснувшийся, бессмертный край! —Проснись, мой дух! живое делоИ ты свершай!
Во прах бессмысленные страсти!Созрелый муж! тот бред младойДавно бы должен уж без властиБыть над тобой.
Иль не жалей о прежнем боле,Иль умирай! — здесь смерть славна;Иди! да встретит же на полеТебя она!
Найти легко тебе средь бояСолдата гроб: взгляни кругом,И место выбери любое,И ляг на нем.
22 января 1824
ПЕРСИ БИШИ ШЕЛЛИ
АДОНАИС
Перевод В. Микушевича
Элегия на смерть Джона Китса, автора «Эндимиона», «Гипериона» и проч.
Plato[375]
ПРЕДИСЛОВИЕMoschus. Epitaph. Bion[376]
Я бы желал присовокупить к лондонскому изданию этой поэмы критические замечания по поводу места, которое достоин занять оплаканный герой среди писателей высочайшего гения, украсивших наш век. Моя заведомая неприязнь к стеснительным канонам вкуса, обусловившим некоторые ранние его сочинения, не оставляет, по крайней мере, сомнений в моем беспристрастии. На мой взгляд, фрагмент из «Гипериона» не имеет себе равных среди опытов, когда-либо произведенных писателем того же возраста.
Джон Китс умер в Риме от чахотки, не дожив и до двадцати пяти лет… 1821 года и погребен на уединенном романтическом протестантском кладбище этого города под пирамидой, увенчивающей гробницу Цестия, среди массивных стен и башен, разрушающихся теперь в запустении, некогда опоясывавших округ древнего Рима. Это кладбище — открытое поле среди руин, усеянное зимою фиалками и маргаритками. Можно влюбиться в смерть при мысли, что будешь похоронен в таком сладостном уголке.
