Антология - Песни и романсы русских поэтов

М. Ю. Лермонтов

При жизни поэта его стихотворения не вошли в песенный репертуар. В песенники и лубок они проникли в конце 1840-х — начале 1850-х годов. При большом количестве романсов на слова Лермонтова лишь немногие могут считаться удачными.[113] Наиболее известны «Парус» и «Горные вершины» А. Варламова, «Мне грустно…» А. Даргомыжского, «Сон» М. Балакирева, «Желание» А. Рубинштейна, «Утес» Н. Римского-Корсакова, «Она поет, и звуки тают…» Ц. Кюи, «Любовь мертвеца» П. Чайковского. На тексты Лермонтова писали также А. Алябьев («Черкесская песня»), А. Гурилев («И скучно и грустно…»), М. Глинка («Слышу ли голос твой…», «Молитва»), Н. А. Титов («Горные вершины») и многие другие. Циклы романсов создали М. Балакирев, А. Варламов, А. Даргомыжский, Направник, Н. Римский-Корсаков, А. Рубинштейн, Н. П. Огарев, Полина Виардо-Гарсиа. Кроме публикуемых стихотворений наибольшее внимание композиторов привлекли: «Слышу ли голос твой…» (более 20 романсов), «Расстались мы…» (более 15 романсов), «Мне грустно…» (13 романсов), «У врат обители святой…» (12 романсов), «Вверху горит одна звезда…», «Сосна», «Она поет, и звуки тают…», «Еврейская песня» (более 10 романсов на каждый текст) и др. В XIX — начале XX века было положено на музыку свыше 70 произведений Лермонтова. Из советских композиторов наиболее плодотворно работали над музыкальным воплощением его стихов Б. Асафьев (вокальный цикл «Лирические страницы»), Н. Мясковский (12 романсов), Г. Свиридов (7 романсов), С. Василенко; романсы писали также С. Прокофьев («Ветка Палестины»), Д. Шостакович («Баллада», «Утро Кавказа») и др.[114] Сравнительно немногие песни на стихотворения Лермонтова проникли в устный репертуар народных масс.[115] Наибольшую популярность приобрели «Узник», «Казачья колыбельная», «Тростник», «Воздушный корабль» и «Выхожу один я на дорогу…» (последние две — преимущественно в городской среде).

По небу полуночи ангел летел  И тихую песню он пел,И месяц, и звезды, и тучи толпой  Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духо́в  Под кущами райских садов,О боге великом он пел, и хвала  Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес  Для мира печали и слез;И звук его песни в душе молодой  Остался — без слов, но живой.

И долго на свете томилась она  Желанием чудным полна,И звуков небес заменить не могли  Ей скучные песни земли.

Белеет парус одинокойВ тумане моря голубом!..Что ищет он в стране далекой?Что кинул он в краю родном?..

Играют волны — ветер свищет,И мачта гнется и скрыпит…Увы, — он счастия не ищетИ не от счастия бежит!

Под ним струя светлей лазури,Над ним луч солнца золотой…А он, мятежный, просит бури,Как будто в бурях есть покой!

Сидел рыбак веселыйНа берегу реки,И перед ним по ветруКачались тростники.Сухой тростник он срезалИ скважины проткнул,Один конец зажал он,В другой конец подул.

И будто оживленный,Тростник заговорил —То голос человекаИ голос ветра был.И пел тростник печально:«Оставь, оставь меня!Рыбак, рыбак прекрасный,Терзаешь ты меня!

И я была девицей,Красавица была,У мачехи в темницеЯ некогда цвела,И много слез горючихНевинно я лила,И раннюю могилуБезбожно я звала.

И был сынок-любимецУ мачехи моей,Обманывал красавиц,Пугал честных людей.И раз пошли под вечерМы на́ берег крутойСмотреть на сини волны,На запад золотой.

Моей любви просил он —Любить я не могла,И деньги мне дарил он —Я денег не брала;Несчастную сгубил он,Ударив в грудь ножом,И здесь мой труп зарыл онНа берегу крутом;

И над моей могилойВзошел тростник большой,И в нем живут печалиДуши моей младой.Рыбак, рыбак прекрасный,Оставь же свой тростник.Ты мне помочь не в силах,А плакать не привык».

Русалка плыла по реке голубой,  Озаряема полной луной;И старалась она доплеснуть до луны  Серебристую пену волны.

И шумя и крутясь, колебала река  Отраженные в ней облака;И пела русалка — и звук ее слов  Долетал до крутых берегов.

И пела русалка: «На дне у меня  Играет мерцание дня;Там рыбок златые гуляют стада;  Там хрустальные есть города;

И там на подушке из ярких песков,  Под тенью густых тростников,Спит витязь, добыча ревнивой волны,  Спит витязь чужой стороны.

Расчесывать кольцы шелковых кудрей  Мы любим во мраке ночей,И в чело и в уста мы в полуденный час  Целовали красавца не раз;

Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,  Остается он хладен и нем,Он спит — и, склонившись на перси ко мне,  Он не дышит, не шепчет во сне!..»

Так пела русалка над синей рекой,  Полна непонятной тоской;И, шумно катясь, колебала река  Отраженные в ней облака.

«Скажи-ка, дядя, ведь недаромМосква, спаленная пожаром,Французу отдана?Ведь были ж схватки боевые,Да, говорят, еще какие!Недаром помнит вся РоссияПро день Бородина!»

— «Да, были люди в наше время,Не то, что нынешнее племя:Богатыри — не вы!Плохая им досталась доля:Немногие вернулись с поля…Не будь на то господня воля,Не отдали б Москвы!

Мы долго молча отступали,Досадно было, боя ждали,Ворчали старики:«Что ж мы? на зимние квартиры?Не смеют, что ли, командирыЧужие изорвать мундирыО русские штыки?»

И вот нашли большое поле:Есть разгуляться где на воле!Построили редут.У наших ушки на макушке!Чуть утро осветило пушкиИ леса синие верхушки —Французы тут как тут.

Забил заряд я в пушку тугоИ думал: угощу я друга!Постой-ка, брат мусью!Что тут хитрить, пожалуй к бою;Уж мы пойдем ломить стеною,Уж постоим мы головоюЗа родину свою!

Два дня мы были в перестрелке.Что толку в этакой безделке?Мы ждали третий день.Повсюду стали слышны речи:«Пора добраться до картечи!»И вот на поле грозной сечиНочная пала тень.

Прилег вздремнуть я у лафета,И слышно было до рассвета,Как ликовал француз.Но тих был наш бивак открытый:Кто кивер чистил весь избитый,Кто штык точил, ворча сердито,Кусая длинный ус.

И только небо засветилось,Всё шумно вдруг зашевелилось,Сверкнул за строем строй.Полковник наш рожден был хватом:Слуга царю, отец солдатам…Да, жаль его: сражен булатом,Он спит в земле сырой.

И молвил он, сверкнув очами:«Ребята! не Москва ль за нами?Умремте ж под Москвой,Как наши братья умирали!»И умереть мы обещали,И клятву верности сдержалиМы в Бородинский бой.

Ну ж был денек! Сквозь дым летучийФранцузы двинулись как тучи,И всё на наш редут.Уланы с пестрыми значками,Драгуны с конскими хвостами,Все промелькнули перед нами,Все побывали тут.

Вам не видать таких сражений!..Носились знамена как тени,В дыму огонь блестел,Звучал булат, картечь визжала,Рука бойцов колоть устала,И ядрам пролетать мешалаГора кровавых тел.

Изведал враг в тот день немало,Что́ значит русский бой удалый,Наш рукопашный бой!..Земля тряслась — как наши груди,Смешались в кучу кони, люди,И залпы тысячи орудийСлились в протяжный вой…

Вот смерклось. Были все готовыЗаутра бой затеять новыйИ до конца стоять…Вот затрещали барабаны —И отступили басурманы.Тогда считать мы стали раны,Товарищей считать.

Да, были люди в наше время,Могучее, лихое племя:Богатыри — не вы.Плохая им досталась доля:Немногие вернулись с поля.Когда б на то не божья воля,Не отдали б Москвы».

Отворите мне темницу,Дайте мне сиянье дня,Черноглазую девицу,Черногривого коня!Я красавицу младуюПрежде сладко поцелую,На коня потом вскочу,В степь, как ветер, улечу.

Но окно тюрьмы высоко,Дверь тяжелая с замком;Черноокая далекоВ пышном тереме своем;Добрый конь в зеленом полеБез узды, один, по волеСкачет весел и игрив,Хвост по ветру распустив…

Одинок я — нет отрады:Стены голые кругом,Тускло светит луч лампадыУмирающим огнем;Только слышно: за дверямиЗвучно-мерными шагамиХодит в тишине ночнойБезответный часовой.

В минуту жизни труднуюТеснится ль в сердце грусть,Одну молитву чуднуюТвержу я наизусть.

Есть сила благодатнаяВ созвучьи слов живых,И дышит непонятная,Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,Сомненье далеко —И верится, и плачется,И так легко, легко…

И скучно и грустно, и некому руку подать    В минуту душевной невзгоды…Желанья… что пользы напрасно и вечно желать?..  А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,    А вечно любить невозможно.В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:  И радость, и муки, и всё так ничтожно.

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг    Исчезнет при слове рассудка;И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, —  Такая пустая и глупая шутка…

По синим волнам океана,Лишь звезды блеснут в небесах,Корабль одинокий несется,Несется на всех парусах.

Не гнутся высокие мачты,На них флюгера не шумят,И молча в открытые люкиЧугунные пушки глядят.

Не слышно на нем капитана,Не видно матросов на нем;Но скалы, и тайные мели,И бури ему нипочем.

Есть остров на том океане —Пустынный и мрачный гранит;На острове том есть могила,А в ней император зарыт.

Зарыт он без почестей бранныхВрагами в сыпучий песок,Лежит на нем камень тяжелый,Чтоб встать он из гроба не мог.

И в час его грустной кончины,В полночь, как свершается год,К высокому берегу тихоВоздушный корабль пристает.

Из гроба тогда император,Очнувшись, является вдруг;На нем треугольная шляпаИ серый походный сюртук.

Скрестивши могучие руки,Главу опустивши на грудь,Идет и к рулю он садитсяИ быстро пускается в путь.

Несется он к Франции милой,Где славу оставил и трон,Оставил наследника-сынаИ старую гвардию он.

И только что землю роднуюЗавидит во мраке ночном,Опять его сердце трепещетИ очи пылают огнем.

На берег большими шагамиОн смело и прямо идет,Соратников громко он кличетИ маршалов грозно зовет.

Но спят усачи-гренадеры —В равнине, где Эльба шумит,Под снегом холодной России,Под знойным песком пирамид.

Не дождаться мне, видно, свободы,А тюремные дни будто годы;И окно высоко́ над землей,И у двери стоит часовой!

Умереть бы уж мне в этой клетке,Кабы не было милой соседки!..Мы проснулись сегодня с зарей,Я кивнул ей слегка головой.

Разлучив, нас сдружила неволя,Познакомила общая доля,Породнило желанье одноДа с двойною решеткой окно;

У окна лишь поутру я сяду,Волю дам ненасытному взгляду…Вот напротив окошечко: стук!Занавеска подымется вдруг.

На меня посмотрела плутовка!Опустилась на ручку головка,А с плеча, будто сдул ветерок,Полосатый скатился платок.

Но бледна ее грудь молодая,И сидит она долго вздыхая,Видно, буйную думу тая,Всё тоскует по воле, как я.

Не грусти, дорогая соседка…Захоти лишь — отворится клетка,И, как божии птички, вдвоемМы в широкое поле порхнем.

У отца ты ключи мне украдешь,Сторожей за пирушку усадишь,А уж с тем, что поставлен к дверям,Постараюсь я справиться сам.

Избери только ночь потемнее,Да отцу дай вина похмельнее,Да повесь, чтобы ведать я мог,На окно полосатый платок.

Тучки небесные, вечные странники!Степью лазурною, цепью жемчужноюМчитесь вы, будто, как я же, изгнанники,С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?Зависть ли тайная? злоба ль открытая?Или на вас тяготит преступление?Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные…Чужды вам страсти и чужды страдания;Вечно холодные, вечно свободные,Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Спи, младенец мой прекрасный,  Баюшки-баю.Тихо смотрит месяц ясный  В колыбель твою.Стану сказывать я сказки,  Песенку спою,Ты ж дремли, закрывши глазки,  Баюшки-баю.

По камням струится Терек,  Плещет мутный вал;Злой чечен ползет на берег,  Точит свой кинжал;Но отец твой старый воин,  Закален в боюСпи, малютка, будь спокоен,  Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,  Бранное житье;Смело вденешь ногу в стремя  И возьмешь ружье.Я седельце боевое  Шелком разошью…Спи, дитя мое родное,  Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с виду  И казак душой.Провожать тебя я выйду —  Ты махнешь рукой…Сколько горьких слез украдкой  Я в ту ночь пролью!..Спи, мой ангел, тихо, сладко,  Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться,  Безутешно ждать;Стану целый день молиться,  По ночам гадать;Стану думать, что скучаешь  Ты в чужом краю…Спи ж, пока забот не знаешь,  Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогу  Образок святой:Ты его, моляся богу,  Ставь перед собой;Да, готовясь в бой опасный,  Помни мать свою…Спи, младенец мой прекрасный,  Баюшки-баю.

Горные вершиныСпят во тьме ночной;Тихие долиныПолны свежей мглой;Не пылит дорога,Не дрожат листы…Подожди немного,Отдохнешь и ты.

Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит;Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!Спит земля в сияньи голубом…Что же мне так больно и так трудно?Жду ль чего? жалею ли о чем?

Уж не жду от жизни ничего я,И не жаль мне прошлого ничуть;Я ищу свободы и покоя!Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы…Я б желал навеки так заснуть,Чтоб в груди дремали жизни силы,Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,Про любовь мне сладкий голос пел,Надо мной чтоб, вечно зеленея,Темный дуб склонялся и шумел.

В полдневный жар в долине ДагестанаС свинцом в груди лежал недвижим я;Глубокая еще дымилась рана;По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;Уступы скал теснилися кругом,И солнце жгло их желтые вершиныИ жгло меня — но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнямиВечерний пир в родимой стороне.Меж юных жен, увенчанных цветами,Шел разговор веселый обо мне.

Но в разговор веселый не вступая,Сидела там задумчиво одна,И в грустный сон душа ее младаяБог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;Знакомый труп лежал в долине той;В его груди, дымясь, чернела рама,И кровь лилась хладеющей струей.

В глубокой теснине Дарьяла,Где роется Терек во мгле,Старинная башня стояла,Чернея на черной скале.

В той башне высокой и теснойЦарица Тамара жила:Прекрасна, как ангел небесный,Как демон, коварна и зла.

И там сквозь туман полуночиБлистал огонек золотой,Кидался он путнику в очи,Манил он на отдых ночной.

И слышался голос Тамары:Он весь был желанье и страсть,В нем были всесильные чары,Была непонятная власть.

На голос невидимой периШел воин, купец и пастух;Пред ним отворялися двери,Встречал его мрачный евнух.

На мягкой пуховой постели,В парчу и жемчу́г убрана,Ждала она гостя… ШипелиПред нею два кубка вина.

Сплетались горячие руки,Уста прилипали к устам,И странные, дикие звукиВсю ночь раздавалися там.

Как будто в ту башню пустуюСто юношей пылких и женСошлися на свадьбу ночную,На тризну больших похорон.

Но только что утра сияньеКидало свой луч по горам,Мгновенно и мрак и молчаньеОпять воцарялися там.

Лишь Терек в теснине Дарьяла,Гремя, нарушал тишину;Волна на волну набегала,Волна погоняла волну;

И с плачем безгласное телоСпешили они унести;В окне тогда что-то белело,Звучало оттуда: прости.

И было так нежно прощанье,Так сладко тот голос звучал,Как будто восторги свиданьяИ ласки любви обещал.

Нет, не тебя так пылко я люблю,Не для меня красы твоей блистанье:Люблю в тебе я прошлое страданьеИ молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,В твои глаза вникая долгим взором,Таинственным я занят разговором,Но не с тобой я сердцем говорю.

Я говорю с подругой юных дней,В твоих чертах ищу черты другие,В устах живых уста давно немые,В глазах огонь угаснувших очей.

А. A. Шaховской