Максим Горький - Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)
25 апреля 1917
3
(Сон Разина)
И снится Разину — сон:Словно плачется болотная цапля.И снится Разину — звон:Ровно капельки серебряные каплют.
И снится Разину — дно —Цветами, что плат ковровый.И снится лицо одно —Забытое, чернобровое.
Сидит, ровно божья мать,Да жемчуг на нитку нижет.И хочет он ей сказать,Да только губами движет…
Сдавило дыханье — ажСтеклянный, в груди, осколок.И ходит, как сонный страж,Стеклянный — меж ними — полог.
____Рулевой зарею правилВниз по Волге-реке.Ты зачем меня оставилОб одном башмачке?
Кто красавицу захочетВ башмачке одном?Я приду к тебе, дружочек,За другим башмачком!
И звенят-звенят, звенят-звенят запястья:— Затонуло ты, Степаново счастье!
8 мая 1917
ИЛЬЯ ЭРЕНБУРГ[375]
В августе 1914 года
Издыхая и ноя,Пролетал за поездом поезд,И вдоль рельс на сбегающих склонахПодвывали закланные жены.А в вагоне каждый зуавПел высокие гимны.(И нимфыСтенали среди дубрав.)«Ах, люблю я Мариетту, Мариетту,Эту.Все за ней хожу.Где мы? Где мы? Где мы?Я на штык мой десять немцевНасажу!»Дамы на штыки наделиЧужеземные цветы — хризантемы.А рельсы все пели и пели:«Где же мы? где мы?»И кто-то, тая печаль свою,Им ответил — в раю.
1915
В детской
Рано утром мальчик просыпался,Слушал, как вода в умывальнике капала.Встала — упала, упала — и жалко…Ах, как скулила старая собака,Одна, с подшибленной лапой.Над подушкой картинку повесили,Повесили лихого солдата,Повесили, чтобы мальчику было весело,Чтоб рано утром мальчик не плакал,Когда вода в умывальнике капает.Казак улыбается лихо,На казаке папаха.Казак наскочил своей пикойНа другого чужого солдата.И красная красна капает на пол.
1915
«Ты сидел на низенькой лестнице…»
Модильяни[376]
Ты сидел на низенькой лестнице,Модильяни.Крики твои буревестника,Улыбки обезьяньи.А масленый свет приспущенной лампы,А жарких волос синева!..И вдруг я услышал страшного Данта —Загудели, расплескались темные слова.Ты бросил книгу,Ты падал и прыгал,Ты прыгал по зале,И летящие свечи тебя пеленали.О, безумец без имени!Ты кричал: «Я могу! Я могу!»И четкие черные линииВырастали в горящем мозгу.Великая тварь —Ты вышел, заплакал и лег под фонарь.
1915
В вагоне
В купе господин качался, дремал, качаясьНаправо, налево, еще немножко.Качался один, неприкаянный,От жизни качался, от прожитой.Милый, и ты в пути,Куда же нам завтра идти?Но верю — ватные лица,Темнота, чемоданы, тюки,И рассвет, что тихо дымитсяСреди обгорелых изб,Под белым небом, в бесцельном беге,Отряхая и снова вбираяСон, полусон —Все томится, никнет и бредитОдним концом.
1915
Натюрморт
От этой законченной осениДуша наконец ослабла.На ярком подносеСпелые, красные яблоки.Тяготейте вы над душой ослабшей,Круглые боги, веские духи,Чую средь ровного лакаВашу унылую сущность.Все равно, обрастая плотью,Душа моя вам не изменит.Зреет она на тяжелом подносеВ эти тихие дни завершений.
1915
Летним вечером
Я приду к родимой, кинусь в ноги,Заору:Бабы плачут в огородеНе к добру.Ты мне волосы обрезала,В соли омывала,Нежная! Любезная!Ты меня поймала!Пред тобой, перед барыней,Я дорожки мету,Как комарик яВсе звеню на лету —Я влюблен! Влюблен!Тлею! Млею!Повздыхаю! Полетаю!Околею!
1915
Гоголь
Неуклюжий иностранец —Он сидел в кофейне «Греко».Были ранние сумеркиРимского лета,Ласточки реяли над серыми церквами.Завлекла его у ног МадонныАнгельская тягота и меч,А потом на Пьяцца Спанья запах розы…(Медные тритоныНе устанут извиваться и звенеть.)
Вспомнил он поля и ночи,Колокольцев причитаньеИ туман Невы.
Странный иностранец —Он просил кого-то:(Вечер к тонкому стеклу приник.)«От летучих, от ползучих и от прочихОхрани!»Сумрак, крылья распуская,Ласточек вспугнул.В маленькой кофейне двоеОпечалились далекой синевой.… И тогда припал к его губам Сладчайший,Самый хитрый, самый свой.
1915
Как умру
Комната в том же отеле —Обвиты углы паутиной.Я лежу на высокой постели,Придавленный тяжкой периной.Обои с цветами.Книг нелепая груда.Зеркало в пышной раме.И табак, и табак повсюду…Сосед по лестнице всходит,Ключом гремит неуклюже…Мне сегодня ни лучше, ни хуже,И нет никаких откровений,О которых вы столько писали,Только больше обычной лениИ немного меньше печали.
1915
Пугачья кровь
На Болоте стоит Москва, терпит;Приобщиться хочет лютой смерти.Надо, как в чистый четверг, выстоять.Уж кричат петухи голосистые.Желтый снег от мочи лошадиной.Вкруг костров тяжело и дымно.От церквей идет темный гуд.Бабы все ждут и ждут.Крестился палач, пил водку,Управился, кончил работу,Да за волосы как схватит Пугача.Но Пугачья кровь горяча.Задымился снег под тяжелой кровью.Начал парень чихать, сквернословить:«Уж пойдем, пойдем, твою мать!..По Пугачьей крови плясать!»Посадили голову на кол высокий,Тело раскидали, и лежит оно на Болоте.И стоит, стоит Москва,Над Москвой Пугачья голова.Разделась баба, кинулась голаяЧерез площадь к высокому колу:«Ты, Пугач, на колу не плачь!Хочешь, так побалуйся со мной, Пугач!… Прорастут, прорастут твои рваные рученьки,И покроется земля злаками горючими,И начнет народ трясти и слабить,И потонут детушки в темной хляби,И пойдут парни семечки грызть, тешиться,И станет тесно, как в лесу, от повешенных,И кого за шею, а кого за ноги,И разверзнется Москва смрадными ямами,И начнут лечить народ скверной мазью,И будут бабушки на колокольни лазить,И мужья пойдут в церковь брюхатыеИ родят и помрут от пакости,И от мира божьего останется икра рачья,Да на высоком колу голова Пугачья!»И стоит, стоит Москва.Над Москвой Пугачья голова.Желтый снег от мочи лошадиной.Вкруг костров тяжело и дымно.
ПРИМЕЧАНИЯ
Настоящий том и тома А. Блока, В. Маяковского, С. Есенина, И. Бунина, включающие и дооктябрьские их стихотворения, составляют в «Библиотеке всемирной литературы» единую антологию русской поэзии начала XX века (дооктябрьского периода).
Стихи расположены или в порядке, как они были опубликованы в авторских сборниках, из которых они перепечатаны, или в хронологическом порядке.
Под каждым названием книги стихов поэта указывается дата ее первой публикации.
Если это возможно, под стихотворением указывается дата его создания авторская или (в угловых скобках) установленная исследователями творчества поэта.
