Тимур Кибиров - Стихи
В ЧУЖОМ ПИРУ[11]
Уже написан Вертер, и ужеНаписано, что он уже написан.Чу! Полночь бьет. И вот гонец из Пизы:«Тобе пакет!» – Неужто мне? УжельМеня так скоро вышвырнут отсель?
Ужели? Неужели в самом делеПромчались дни, сгорели каруселиМои? Как бы оленей быстрый бег.Каких еще оленей? Две газели.Ну, как там дальше?.. на головку сели…Молчать гусары!.. А МельхиседекЧто именно не помню, но изрек.
Наверное, «тобе пакет!» Всех вумныхПослали к вумным, а к тебе гонецПриходит в сих лесах широкошумных,И будет, будет вам ужо мертвец!Куда ж он денется средь ровныя долины?– Так пел вчера я, пьяная скотина.
Так пел я, так орал и умирал,Цитировал по памяти и врал.А утром понял, префикса какогоСтрадания достойны пожилого,Уже написанного. Правильно, гусары!И тема не нова. И Вертер старый.
ДЛЯ ШЕСТИСТРУННОЙ ГИТАРЫ
Что ни день ослабляются силы.Ум безумен. Бесчувственна грудь.Об ином умолчим. До могилы(Ля минор) добредем как-нибудь.
В свете тихом бреду до могилы,Но иное торчит до сих порНа тебя, друг далекий, но милый!(Ля минор. Ми мажор. Ля минор.)
ИЗ ЦИКЛА «АВТОЭПИТАФИИ»
Прохожая! Пройди!Чего теперь рыдать!..А впрочем, погоди —Вдруг выскочу опять!
* * *Светло-серенький снежок.Темно-серенький лесок.А над ними нависаетСерый-серый небосвод.
Низкий, плоский свод небесный.Тянется денек воскресный.Что ж ты дремлешь, друг прелестный?Где ж ты дремлешь? С кем?Ну ты что – совсем?
И хоть я до счастья падкий,Не запречь уж мне лошадку,Не предаться ничему.И не поиметь виденье,Непостижное уму.
На исходе воскресенье.Я смотрю во тьму.
Темно-темно-серый вечер.Светло-серый снег.По нему идет шатаясьИ, должно быть, матюкаясьЧерный человек.
* * *Хорошо, что смысла нет.Хорошо, что нету толку.Хорошо мне втихомолкуПроклинать весь белый свет,
Озирать всю эту тьму.Жорж Иванов, почемуХорошо нам то, что плохо,Хорошо нам просто сдохнуть?..Неужели потому,Что она ушла к нему?
Ну конечно же, не только!И не столько, и нисколько!Слишком мрачен этот мрак,Страшен страх и значим знак,Слишком длится это долго,Чтобы объясняться так!
Слишком, слишком, чересчур!Чересчур не знают мерыЭти рожи и химеры!Ну какой уж тут Амур.Нет, совсем не КупидонНосит имя Легион…
И никто нам не поможет.Кто ж нам станет помогать.Разве только Матерь Божья,Скорбных и скорбящих Мать.
* * *Я, к сожаленью, не помню,Кто сыграл ТебяВ блокбастереМэла Гибсона,Но это ведь все-таки лучшеВандиковой глупой мадонны?Ну правда же, гораздо похожее?
И чем-то похожеНа мою бабушку,Розу Баккериевну Залееву…
А поэтому я, Матерь Божья,Ныне с молитвойПред твоим образом,Нечаянная радость.
Матушка Божия, если возможно,Утоли, пожалуйста, мои печали,Укрепи меня перед последней битвой.
* * *Пытаясь прыгнуть выше носа,Затылком грохнулся об пол.Ну что, допрыгался, козел?Что, доупрямился, осел?
Вот какова цена вопроса«Чому я все же не орел?»
Так, на лопатках на обеих,Как труп в пустыне, я лежу,И только вверх теперь гляжу,И скорбно говорю себе я:
«Гляди, козел, – там Агнец в небе!Дивись, осел, – летит Пегас!Ввысь не подпрыгивать тебе бы,Длиннее был бы мой рассказ!
Остались – вот как! – только рожки.Вот так окончился полет.Сломив несмысленную бошку,Покойся с миром, бедный скот».
Спокойной вам ночи,Приятного сна,Желаю вам видетьКозла и осла,
Козла до полночи,Осла до утра.Спокойной вам ночи,Приятного сна.
ГОРОДСКОЙ РОМАНС
Кулик славословит болото.Над розой свистит соловей.Лишь мне не поется чего-тоНа съемной квартирке моей!
Ни вздоха, о друг мой, ни слова,И хныкать мне даже невмочь.За окнами – снова здорово! —Стоит вековечная ночь.
Стоит не шелохнется, будтоНичто ей уже не указ.А в то, что случается утро,Совсем я не верю сейчас.
Так стой же стоймя, моя полночь!Я сиднем пока посижу.Давно мне не стыдно, не больно,Давно ходуном не хожу.
Ты, ноченька, тоже ведь нынчеНедвижна и глухонема,Как я, и мертва, и прилична,Не сводишь, не сходишь с ума.
Я тоже, как ты, обезлюдел,Застыл на диване, как ты,Давно мне не больно, не трудно,Давно не читаю посты.
Не надо над розой-мимозойОпять тишину нарушать,Яриться почтовою прозой,Курлыкать, кудахтать, свистать.
ИЗ ЦИКЛА «АВТОЭПИТАФИИ»
Вот, наконец-то, и выполнил я обещанье,Данное маме и папе: «Я больше не буду!»
НА ПОСТУ
Не спи, не спи – замерзнешь!Побегай, поскакай!Но карабин при этомИз рук не выпускай!
Не спи, мой бедный разум,Чудовищ не плоди!А наплодил – так честноВ глаза им погляди!
Взгляни в глаза чудовищИ не сойди с ума!Ведь панночка померлаИз-за тебя, Хома!
ГЕЙНЕ
Все те же шуты и кастраты,Что хаяли песню твою,Считают теперь глуповатойИ спетою песню сию.
Приводят резоны такие,Уж так убедительно врут,Что сам я поверил впервые,Что песенке нашей капут.
Но вот они сами запелиВо всю бесноватую прыть.И понял я – сроки приспелиИ время святых выносить!
Спасать эти топосы, лики,Расхристанный иконостас.Всю тяжесть священных реликвийМы вынесем, Генрих, сейчас.
Вот только куда их нести-то,Где ж те катакомбы, певец,Где нег этих чистых обитель,Куда нам бежать наконец?
* * *Что проку жить?Что пользы петь?Давай, скажи!А ну, ответь!
И я скажуТебе в ответ,Не погляжу,Что проку нет!
Что проку не было и нет,Что за спиною тыщи лет.
Ну да, почти две тыщи лет.И это, дурачок, ответ.
Не подвижно лишь солнце любви!
Владимир Соловьев* * *Вперед, без страха и сомненья,Как нам Плещеев завещал!Зарю святого обновленьяОн предвещал и обещал.
Но солнце всходит и заходит,Который уж, который век.Без устали по кругу бродитВперед и выше человек.
Без страха божьего блуждает,Не сомневаясь, что вперед —Туда, где снова поджидаетЗари пленительный восход!
Одна заря спешит другуюСменить, затмить и погасить.Плещеев, бедный, ни в какуюМаршрут не хочет изменить.
Опять: «Вперед, заре навстречу!»Горячечный лепечет бред…
А за спиною ясный вечерИ тихий невечерний свет.
ИЗ ЦИКЛА «АВТОЭПИТАФИИ»
«…am now no more».В. В. НабоковОх, как бы мне не вышли бокомКладбищенские эти mots!
Хорош тянуть обиду с блюдцаИ представлять, как все зальютсяСлезами и полюбят вразТруп нелюбимого сейчас.
Знакомый труп и зной полдневный…Ну да, полюбят, как не так!Ты, что ли, мертвая царевна?!.
Гляди, накаркаешь, дурак,Действительно зубовный скрежет,Действительно кромешный мрак,Вполне действительную нежить.
* * *Если в течение стольких летЗа нашим бокалом сидятИ девушек наших ведут в кабинетСтолько веков подряд —
Есть все основания предположить,Что вовсе не наши они, может быть,Что этот бокал чужой,Чужие души, чужая плоть,Что все это время – храни нас Господь —Хозяин у них иной.
* * *Ах, Александр Сергеевич,Ошибочка вышла.Вы-то судили по ДельвигуДа по себе.Ну а нам-то, конечно же,Тьма низких истин дороже.
Ближе, дороже, уютней и выгодней намТьмущая тьмаПреисподнего этого низа.
Мы-то себя возвышать не позволимВсяким обманам!Мы-то уверились —Все, что высоко – обман!И никаких, никаких, кроме низких,не может быть истин.Разве что страшные…Все это очень понятно.
Только одно непонятно —С каких это все-таки щейСтал почитаться комплекс вот этих идейСвидетельством зрелого и развитогоИн-тел-лек-ту-ализма?И даже, прости Господи,некой духовности?
То же ведь самое в юности дикой моейНа окраине города НальчикаПриговаривала шпана,Косячок забивая:«Весь мир, пацан, бардак! Все бабы – бляди!»
Иль, скажем, надписи в общественных туалетахИз вольной русской поэзии:«Хозяйка – блядь, пирог – говно!Е… я ваши именины!»
А коли так, то все едино,То все действительно равно —Противно, скучно и смешно.
Коль именины впрямь такие,Какой же спрос тогда с гостей?Гуляй, рванина, не робей,Зачем нам истины иные?
Срывай же всяческие маскиИ заворачивай подол!Управы нет, и нет острастки,Гуляй, шпаненок, без опаски —Твой час (двенадцатый) пришел.
ПАСХАЛЬНОЕ
