Сергей Есенин - Том 5. Проза

(в его кн. «Мирские думы», Пг., 1916, с. 23).

С. 202. …где дряхлое время, бродя по лугам, ‹…› обносит ‹…›, подавая каждому золотой ковш, сычёною брагой. — Такую же образную картину «мужицкого рая» Есенин впервые создал в поэме «Отчарь» (1917): «Там дряхлое время, // Бродя по лугам, // Все русское племя // Сзывает к столам. // И, славя отвагу // И гордый твой дух, // Сычёною брагой // Обносит их круг».

С. 203. Но дорога к этому свету искусства ~ имеет еще целые рощи колючих кустов шиповника ~ в восприятии мысли… — Ср.: «…мы с тобой козлы в литературном огороде, и ‹…› в нем ‹…› есть немало ядовитых колючих кактусов, избегать которых нам с тобой необходимо для здравия ‹…› духовного…» (из письма Клюева к Есенину 1915 г. — Письма, 207).

…колесница, которая увозит пророка Илью в облака. — Ср.: «…вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, ‹…› и понесся Илия в вихре на небо» (4 Цар. II, 11).

…предки ‹…› не простыми завитками дали нам фиту и ижицу… — Первоначальный вариант: «…завитками византийского стиля». Эта оговорка указывает еще на один подспудный источник, побудивший автора «Ключей Марии» к разработке собственной концепции рождения русского алфавита, — на орнаментальные буквицы древнерусских рукописных книг (во множестве воспроизведенные, например, в Буслаеве 1917 и в атласах В. И. Бутовского (1870) и В. В. Стасова (1884, 1887).

…опрокинутость земли сольется в браке с опрокинутостью неба… — В вышеупомянутой статье Н. А. Бердяева «О новом религиозном сознании», с которой, скорее всего, был знаком Есенин (см. с. 472–473) приводится цитата из труда Д. С. Мережковского «Лев Толстой и Достоевский», отчетливо перекликающаяся с есенинскими словами:

«Надо полюбить землю до конца, до последнего края земли — до неба, надо полюбить небо до конца, до последнего края неба — до земли, и тогда мы поймем, что это не две, а одна любовь, что небо сходит на землю, обнимает землю, как любящий обнимает любимую (две половины, два пола мира), и земля отдается небу, открывается небу…» (цит. по кн. Н. А. Бердяева «Sub specie aeternitatis», СПб., 1907, с. 348; выделено автором).

С. 204. …пятнадцатилетнему отроку, которого за его стихи Феб приказал выпороть. — Имеется в виду начало «Эпиграммы» А. С. Пушкина (1829):

Мальчишка Фебу гимн поднес.«Охота есть, да мало мозгу.А сколько лет ему, вопрос?» —«Пятнадцать». — «Только-то? Эй, розгу!»

…небо не оправа для алмазных звезд, — а ‹…› море… — Ср.: «Еще в первоначальной родине своей арии ‹…› легко могли уподобить небо — морю…» (Аф. II, 121).

…звезды ‹…› стаи рыб… — Ср.: «И заря, опуская веки, // Будет звездных ловить в них ‹реках› рыб» («Инония», 1918).

…поставить в хоровой чин, так же как поставлены по блеску луна, солнце и земля. — Еще в начале второго раздела рукописи «Ключей Марии» есть место со словами: «…орнамент слова, который „по блеску в мету“ стал уже „в чин“…», затем вычеркнутое автором (полный текст этого места см. в разделе «Варианты» наст. тома, с. 292). Здесь Есениным использована лексика и фразеология восьмой строфы стихотворения В. К. Тредиаковского «Парафразис песни пророка Аввакума» (‹1752›):

В чин стали Солнце и Луна,Они шли стрел Твоих по свету,Оружий и по блеску в мету:Земля уже уменьшенаПрещением Твоим жестоким;И ярость всем объявленаЯзы́кам гордым и высоким.

(Тредиаковский В. К. Сочинения, т. 1, М., 1849, с. 353). Первые четыре строки этой строфы первоначально предполагалось поставить эпиграфом ко второй части статьи (см. раздел «Варианты», наст. том, с. 288). Чин — устроенный порядок, обряд, устав.

…существо человека ‹разделяется› на три вида — душа, плоть и разум. — По наблюдению М. Никё, «Есенин излагает такую же ‹гностическую› концепцию человека, — микрокосма ‹по Есенину, „чаши космических обособленностей“: см. с. 195› с тройственным составом (плоть [sôma], душа [psukhê] и разум или дух [noûs, pneuma])» («Есенинский сборник», Даугавпилс, 1995, с. 26). Это ощущали и некоторые современники Есенина; так, В. Л. Львов-Рогачевский назвал терминологию образов в «Ключах Марии» «схематически-сектантской» (в его кн. «Имажинизм и его образоносцы: Есенин. Кусиков. Мариенгоф. Шершеневич», ‹М.›, 1921, с. 54).

С. 205. Образ ~ можно назвать ~ корабельным и ~ ангелическим. — Термин «корабельный» созвучен самоименованию хлыстовской общины: «Корабль плывет по морю житейскому, верующие корабельщики изображаются в песне под видом гостей-купцов» (Бирюков П. «Песни, псалмы и гимны русских сектантов, рационалистов и мистиков» — в кн.: «История русской литературы. Под ред. Е. В. Аничкова», М., 1908, т. 1, с. 398); к тому же и сами эти песни называются у хлыстов «корабельными». «Ангел» — один из учительских чинов у скопцов, ибо они очистили свою плоть и стали бесплотными, и, будучи ограждены такой благодатью, грешить уже не могут (см.: Иоанн Сергеев, свящ. «Изъяснение раскола, именуемого Христовщина, или Хлыстовщина» — «Чтения в Имп. обществе истории и древностей российских при Московском университете», М., 1874, кн. 3, отд. V, с. 68)*.

Солнце — колесо, телец, заяц… — Из стихотворения Есенина «Нивы сжаты, рощи голы…» (1917): «Колесом за сини горы // Солнце тихое скатилось». Ср. также: «Кругловидная форма солнца заставляла древнего человека видеть в нем огненное колесо…» (Аф. I, 207; выделено автором; самое начало главы V «Поэтических воззрений…» — «Солнце и богиня весенних гроз»); «Санскр. gô ‹…›, сохранившееся в русском говядо, имеет следующие значения: бык, корова, небо, солнечные лучи…» (Аф. I, 653; выделено автором); «У нас до сих пор колеблющееся на стене отражение солнечных лучей от воды или зеркала называется игрою зайчика…» (Аф. I, 641; выделено автором).

Солнце — ‹…› белка. Тучи — ели… — Ср.: «Туча — ель, а солнце — белка // С раззолоченным хвостом» (начало стихотворения Н. А. Клюева «Смерть ручья» — «Ежемесячный журнал», Пг., 1915, № 8, август, с. 4).

Тучи — ‹…› корабли, стадо овец. — Ср.: «Представление облака, тучи — кораблем возникло одновременно с представлением неба — воздушным океаном…» (Аф. I, 552); «…арийское племя не только признавало в облаках небесное руно, но и сверх того олицетворяло их ‹…› резвыми овцами…» (Аф. I, 682; выделено автором).

Звезды — гвозди, зерна… — Ср.: «Греко-римское представление звезд блестящими головками гвоздей, вбитых в кристальный свод неба, доселе существует…» (Аф. I, 281); «Болгары сравнивают звезды с просом и зерновою пшеницею ‹…›: „синя риза и бройница, полна с просо и ченица“…» (Аф. II, 761; выделено автором).

…караси, ласточки. — По наблюдению Б. В. Неймана, «звезды-рыбы — такого образа не знают русские загадки, и мы напрасно стали бы его искать у Даля или Садовникова. ‹…› Схожего происхождения есенинская звезда-птица, часто поющая в его строках. То она слетит в кусты малиновкой журчащей ‹„Преображение“, 1917›; то она канет вниз, как ласточка ‹„Пришествие“, 1917› ‹…›. ‹…› Этого образа звезды не знают русские загадки» (сб. «Художественный фольклор», М., 1929, ‹вып.› 4/5, с. 208; выделено автором).

Ветер — олень, Сивка Бурка, метельщик. — Ср.: «…в Эдде четыре главные ветра олицетворены оленями…» (Аф. I, 640); «Буйные ветры, ходячие облака, грозовые тучи ‹…› — все эти различные явления на поэтическом языке назывались небесными конями. ‹…› Чудесный конь наших сказок называется сивка-бурка…» (Аф. I, 611, 616; выделено автором); «Ветры метут облака ‹…›, словно небесная метла в руках чародейных сил; ‹…›; оттого слова: ме(я)тель, заметь и метла происходят от одного корня ‹…›. Мы до сих пор удерживаем выражения: „вьюга метет“, „ветр заметает“…» (Аф. I, 569; выделено автором).

Дождик — стрелы, посев, бисер… — Ср.: «Поэтическая фантазия, сблизившая утренние лучи солнца ‹…› с „летучими“ стрелами, то же самое уподобление допускала и по отношению к ‹…› шумно ниспадающему дождю, как это видно из ‹…› Слова о полку: ‹…› „быть грому великому, идти дождю стрелами“» (Аф. I, 490; выделено автором); «С небесною грозою язык тесно, нераздельно сочетал понятие посева. ‹…› Народная песня выражается о дожде: „Ой, на дворе дождик идет — // Не ситечком сеет, // Ведром поливает“» (Аф. I, 570–571; выделено автором); «…берется Вейнемейнен за струны кантелы, ‹…› и чудная музыка вызывает ‹…› слезы: они льются рекою по его лицу ‹…› и превращаются в светлые жемчужины» (Аф. I, 603).