Толстая книга авторских былин от тёть Инн - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
Птица в оконце билась
и кричала: «Там горе снаружи,
богатырь на подмогу нужен!
Монгол потоптал всех татар,
татарчат же в войско прибрал».
Хм, с монголами драться
мы устали уже. Сбираться,
хошь не хошь, а надо.
Пока молод детина, бравады
в нём хоть отбавляй!
Поэтому, мать, собирай
сына в бой одного-одинёшенька.
Настасья ревёт, как брошенка,
Николай кряхтит, не верит птице:
«Ой, заманит его сестрица!»
Но кто родителей слушал,
тот щи да кашу кушал,
а наш в котомку копчёных свиней
и со двора поскорей!
* * *
А как вышел в чисто поле,
так от рождения горе
сгинуло всё как есть.
— Эй, монголка, ты здесь? —
расправил богатырь свои плечи,
протёр у копья наконечник
и пешком попёр по белу свету,
аукает врага, а того нету.
Забрёл в гнилую мрачную долину,
вымочил там ноги, руки, спину,
и в огромную яму провалился.
А как на ножки встал, так открестился
от него мир прошлый да пропащий.
Будущее стеной встало: «Здравствуй,
проходи, посмотри на наше лихо,
только это, веди себя тихо».
Отряхнулся Бова, в путь пустился,
на машины, на дома глядел. Дивился
как одеты странно горожане,
каждого глазами провожает:
— Почему же на меня
никто не смотрит,
по другому я одет, походно? —
удивляется детина богатырска. —
А от вони уж не дышит носопырка!
Ой, не знал королевич, не ведал,
что он «Дурак-театрал пообедал
и из кафе идёт в свою театру», —
так прохожие думали. Обратно
захотелось в прошлое вояке,
страшно ему стало, чуть не плакал.
Машины, дома, вертолёты,
ни изб, ни коней, ни пехоты,
лишь одна бабуля рот раскрыла:
«Никак Иван? А я его забыла!»
Плюнул богатырь и открестился.
Белый свет в глазищах помутился,
и пошёл в пекарню наш вояка:
— Дайте хлебушка, хочу, однако.
Удивились пекари, но хлеб подали,
и как кони, в спину Бове ржали:
— Эй артист, а где твоя театра?
— Домой хочу, верни меня обратно,
добрый хлебопёк, я заблудился.
Там у нас леса, поля. Глумился
монгол над бабами долго,
на него я и шёл вдоль Волги.
Не поверили хлопцы Бове:
— Иди-ка ты, дружище, в чисто поле,
там родноверы пляшут,
реконструкторы саблями машут,
ты от них, по ходу и отбился.
Королевич с булочной простился,
поклонился ей тридцать три раза.
Пекари аж плюнули: «Зараза!»
И пошёл богатырь в чисто поле,
там с радостью приняли Бову,
хоровод вокруг него водили,
саблями махали, говорили:
— Ты откуда такой былинный?
Меч у тебя дюже длинный,
да и не в меру острый,
держи деревянный, будь проще!
Поглядел богатырь на это дело,
меч деревянный взял и всех уделал!
Крутой горкой ратников сложил
да дальше свой путь продолжил.
«Странно как-то все», — подумал
и меч булатен вынул
из ножен на всякий случай.
А на небе сгущались тучи —
«птицы» чёрные надвигались,
королевичу в рупор кричали:
— Без сопротивления, парень,
руки за голову!
Вдарил
богатырь бегом с этого места.
Сколько бежал неизвестно,
но подбежал к замшелой избушке,
где жила не старая старушка.
— Спрячь меня, бабка, скорее,
а то вороньё одолеет!
— Ты, воин, чего-то попутал,
тайга кругом. Чёрт тут плутал,
да и тот, поди, заблудился.
Ты случаем мне не приснился?
— Я богатырь королевич Бова.
— А я Агафья Лыкова, будем знакомы.
Отдохни да иди отсюда лесом,
сама тут прячусь от прогресса,
но он проклятый меня находит:
то и дело сюда приходят
учёные да спасатели,
геологи иль старатели.
Нахмурился богатырь, сказал:
— В какой же мир я попал?
Всё чудно, ни изб, ни пехоты,
телеги сами бегут и в небе эти…
— Вертолёты! —
Агафья ему подсказала. —
Ну, об этом и я не знала,
а изб у нас было много,
насчёт пехоты не помню что-то.
Сама давно в миру я не живала,
что там и как уже позабыла.
— Значит, мы с тобой, бабуля,
с одной сказки?
— Нет, мой милый, не строй глазки!
Тебе одному в своё царство
как-нибудь надо верстаться.
Я ведь здешняя, живая,
ты ж весь светишься. Не знаю
как тебя обратно и вернуть.
Надо б мне немного отдохнуть, —
и тут же старушка уснула.
Печурка тихонько вздохнула
и шепнула богатырю:
— Прыгай в меня, помогу!
— В огонь?
— Да прям в кострище,
а как станешь ты пепелищем,
так в сказку свою и вернёшься.
— Ай, жизнь не мила! — берётся
королевич за дверцу печи
и в пекло прыгает! Не кричи,
сгорел богатырь дотла.
Тут проснулась Агафья, сама
дровишек в печурку подкинула
да вслед за служивым и сгинула.
Искали с тех пор Агафью:
— Нет её, сгинула нафиг! —
геологи хмуро кивали.
Журналисты статейки писали:
«Лыкова свет Агафья
съела весь ей подаренный трафик».
Но людям до этого не было дела,
они на работе ели
свои с колбасой бутерброды
и думали о пехоте,
о машинах, домах, вертолётах,
о дальних военных походах.
* * *
Герои ж наши приземлились в царство,
где вовсе не знали барства,
и не было этих … людей.
Проникли они в мир зверей.
Там медведи сидели на троне,
ёлки тоже считались в законе
и издавали указы:
«На ёлки, ели не лазить!»
К ним лисы ходили с подносами
с очень большущими взносами:
медок несли и колышки —
вокруг елей ставить заборишки.
А зайцы так низко кланялись,
что их глаза землёй занялись:
всех жучков вокруг ёлок вывели
и листву опавшую вымели.
Ай да хорошее было то царство!
Про людское писали барство
длинные мемуары:
«Жили людишки, знаем,
но было дело, вооружились,
сами с собой не сдружились
и прахом пошли, рассыпались!
А мы от их смрада одыбались
и закон подписали дружно:
люд дурной нам больше не нужен!»
* * *
Ну так вот, богатырь огляделся,
на старушку покосился, отвертелся:
— Ты ж гутарила, что не из сказки?
— Эх, не строй, служивый, глазки,
а давай-ка хибару руби,
будем жить тихонько. Не свисти,
а то черти быстро нагрянут!
Богатырь на лес ещё раз глянул
да поставил Агафье хибару,
печь сложил, в ладошки вдарил:
— Пошёл я, бабуся, отсюда,
надо мне идти, покуда.
— Эй, сынок, а вырежь мне иконку,
без неё никак! Вали вон ту сосёнку.
Сосна корявая оказалась,
дюже долго с жизнью прощалась,
застонала она, заскрипела:
— Пожалей!
— А мне какое дело!
— Знаю я твою кручинушку-беду.
Не губи, домой дорожку укажу.
Интересно стало Бове:
— Ну трещи, путь тут который?
— Тебе надо бы
