Ненадёжный рассказчик. Седьмая книга стихов - Данила Михайлович Давыдов
если погрузиться в фон
обнаружатся оттенки
вот всего вот этого
картинка без названия
и стоит пустяки
нет нужды у мироздания
глядеть на плащ и сапоги
а в том плаще совсем не спички
и в сапоге не камешек
пуская дымные колечки
он поправляет ремешок
всего ж загадочнее на рисунке
в непрорисованной такой
что за объект сокрылся в сумке
зачем там тот, а не другой
«они попрятались, и вечер всё-таки наступил…»
они попрятались, и вечер всё-таки наступил.
скорее это происходило в обратном порядке.
если нету сил, то порой просто нету сил,
а не какое-то там кокетство,
какие-то там непонятки
возможно, из детства давно подавали сигнал
он не был услышан, но какие-то еще доходят
остаточные вибрации и колебания
нечто, вполне возможно, этим и доказал
нечто усовершенствовал
до степени окончательного непонимания
«хотел бы быть я чистым разумом…»
хотел бы быть я чистым разумом
чтоб не было ни зависимостей, ни утех
но это с чего вот так сразу вот?
почему вперед всех?
виолончелистка руками мускулистыми
живописец тоже изрядно жёсткой рукой
доказывают, что им быть чистыми
а я кто такой?
утро встает над родной столицей
в ней делаются страшные дела
нечего, нечего мне стыдится
просто судьба сюда привела
а если б кто-нибудь хоть раз постыдился
возможно и утро было б другим
с какой-нибудь за окном пролетающей птицей
с отсутствием даже мысли, что третий рим
спокойный взгляд на спокойные вещи
окончательно погибшего существа
это, в сущности, не очень страшные вести
доброе утро, родная москва
Детские стихи
Льву Оборину
дети кушают в подъезде
грязь которая с угла
слово кушать неприлично
надо говорить: сожрал
у детишек много вошей
правильно сказать, что вшей
и не надо тут знакомым
незнакомых им вещей
дети какают в подъезде
а по-русски значит: срут
вот таких у нас в уезде
всей губернией стыдят
ничего не нужно кроме
правил нашего язык
потому что всем знаком он
страшен, лют и ныне дик
«когда ты принят в рептилоиды…»
когда ты принят в рептилоиды
и друг твой лучший – рептилоид
смотри, как за окном светло
как отчим телевизор свой настроит
и там услышит истину о нас
а мы не пьём отныне квас
мы пьём лишь чистую водицу
не следует с такими вот водиться
«как сложно жить. как сложно умирать…»
как сложно жить. как сложно умирать.
хотя известно это было ране
как хочется молчать или кричать
и чтоб цветок был типа там герани
не знаю, что тут нужно объяснять
мне кажется, понятно даже этим
но мы, конечно, смерти не заметим
начнем опять, и заново страдать
«знаешь, товарищ…»
знаешь, товарищ
мне как-то не по себе
я вроде жив и тело своё ощущаю
но вдруг замечаю
тело-то вот оно,
а я почему-то не здесь
и рука уже не болит,
и нога, и спина,
и вообще ничего не болит, кроме души,
но как ни греши –
нет ведь, товарищ, её
он отвечает, надо знать где что и чьё
я вот давно уже мёртв
а ты говоришь со мной, будто бы так и надо
ладно
это твоё
и только твоё
«иди сюда, мой скромный, неплохой…»
иди сюда, мой скромный, неплохой
и нехороший, просто вот такой,
я протяну свои стальные лапы
включу рецепторы, и пота твоего
почувствую приятный запах
и больше ты не вспомнишь ничего
мне часто снится странная сайнс фикшн
бывает фэнтези, но это не люблю,
а сам-то никого не погублю,
но как избегнуть этих вот ошибок?
лишь запах яблок, груш и вишен
блистанье птиц, скользящий облик рыбок
росгидромет мне говорит: гроза
свинцово было небо, щас – слеза
невинного младенца, но обманчив
мир этих сущностей, которые нельзя
сожжечь дотла или упрятать в ящик
ну то есть можно, но нельзя, нельзя
«не хочу сиять я…»
не хочу сиять я
аки люцифер
мне чужды объятья
этих ваших сфер
я сижу в каморке
ем несвежий хлеб
пусть бы он и горький
но не так нелеп
«может быть, я, деточка…»
может быть, я, деточка,
с твоей точки зрения растительная какая
форма жизни,
ведь мне всё простить – пустяк,
лишь было бы солнышко за окошком,
ну, или хотя бы искусственный свет
всё так
но зато я всё знаю про движенье планет,
про то, что светит отчизне,
про то, какая когда под тобою сломается веточка
«этого вот не пойму никогда…»
этого вот не пойму никогда
красносельская – и вдруг чайки
может, яуза, но нет, ерунда
вся в говне –
это, впрочем, разъяснят в чрезвычайке
«ты ведешь себя не как мужчина…»
ты ведешь себя не как мужчина
ты ведешь
