Чтоб человек не вымер на земле… - Сергей Владимирович Киреев
И с нашим большим генералом
Припадок, вон, вышел уже.
«Молчать!» — как блаженный, орал он
В безумном слепом кураже.
«Неделю вам! Две! И не больше!» –
Он трясся, пока не устал.
«Прости его, господи Боже», –
Витюха под нос прошептал.
Озвучив наш общий диагноз,
Что нас в изумление ввёл,
Шестёрки его битый час нас
Возюкали мордой об стол.
Хрипящих и лающих звуков
Истратив последний запас,
И нас, и себя убаюкав,
Он всё же уехал от нас, –
Добра пожелал и победы,
Задора в душе и огня,
Кулак показав напоследок,
Мол, вот вы все где у меня!
Забавный мужик. Интересный.
И где-то, наверно, он прав,
Ведь толку-то ноль, если честно,
От наших засад и облав.
И некуда деться от факта,
Поди ты ему возрази,
Что следствие наше — как трактор,
Который буксует в грязи.
Мы бьёмся, но нет результата,
Одни только есть висяки,
И хочется крикнуть: «Ребята!
Какие ж мы все … ки!
Мы что, с мастерами диверсий
Сражаемся в мирной Москве,
Что нет ни зацепок, ни версий
У нас никаких в голове?»
И даже, вон, жизнью помятый,
Скуля на луну перед сном,
Служебный кобель виновато
В вольере виляет хвостом,
Простите, мол, братцы, бывает,
Опять оно всё не в дугу,
Что след от меня ускользает,
Что взять я его не могу!
Чтоб в сердце тоска рассосалась,
За рюмкой вести разговор –
Всего-то лишь нам и осталось,
Мол, враг наш силён и хитёр!
С тех пор, как он вышел на сцену,
Как будто мы ночью и днём
Глухую гранитную стену
Упрямо и тупо грызём!
Начальник наш, старый служака,
Полковник по прозвищу Клещ,
Сказал нам: «Расклад тут, однако,
Не просто суров и зловещ,
А, я бы сказал, безнадёжен,
Покуда мы все не поймём:
Уже мы так больше не можем
Идти, как быки, напролом».
Он лично в столовке, за чаем
Доходчиво нам втолковал:
«Мы редко таких, но встречаем,
Руками бы их разорвал!
Хотя тут и умники все мы,
Но как-то у них там внутри
Пока я не вижу системы,
А есть она, чёрт побери!
Чего уж, конечно же, круто:
Без всякой дурацкой возни
В квартире не больше минуты
Проводят обычно они.
Потом исчезают с концами,
И всё, и следов никаких,
Наверное, мы бы и сами
Могли поучиться у них.
Не в смысле там хапнуть чужое
И где-то в берлоге залечь,
А в смысле своё дорогое
Рабочее время беречь.
Они расторопно и ловко
Запудрили головы нам,
Пристрелка у них, подготовка
К большим и серьёзным боям!»
Мы службы отведали вдоволь –
Сплошной бесконечный аврал.
Поверьте, ребята, такого
Я лично давно не видал.
Психуя уже поневоле,
Я крикнуть хотел много раз:
«Джеймс Бонды вы, Штирлицы, что ли,
Что нету управы на вас!?»
Мы были под прессом, и даже
Из главка один сукин сын
У нас в управлении зажил,
Пузатый такой, как кувшин.
Задача — ни много ни мало,
Курируя наши шаги,
Проверить причины провала:
А вдруг мы и сами враги?
Он всю нашу братию, шкура,
Таскал на ковёр каждый час,
И спесь, словно моль с абажура,
Слетала с любого из нас.
Он ждал оглашения факта,
Что вор уже едет в тюрьму.
…Хоть Клещ нас отмазывал как-то,
Старался, спасибо ему…
Короче, терпеть, если надо –
Удел наш на все времена.
И сыщики наши в засадах
Ночами сидели без сна,
А утром шагали понуро
В контору, шепча: «Ну, дела!»,
И на уши вся агентура
Поставлена ими была –
Не зря, кстати. Капля, крупица,
Пылинка размером с микрон,
И те нам могли пригодиться,
Чтоб кончился он, этот сон,
Кошмар наяву, при котором
Любимый, родной наш район
Незримым талантливым вором
В три месяца был покорён.
Картина общая понятна и ясна:
Лихие, тяжкие настали времена,
Не на какую-то напали шелупонь мы.
Они подняли свою планку высоко,
Они навешали нам столько висяков,
Что я такого как-то даже и не помню.
Шестая глава
Я, кроме Витьки, дружен был с Толяном,
С ровесником моим и земляком,
Я перед ними круглым был бараном,
Хотя и не последним дураком.
Толян за стенкой, в розыске трудился,
Носил из кожи длинное пальто,
При том, что изначально уродился
В рубашке — был везучий, как никто.
В отличие от нашего Витюхи,
Который баб за что-то невзлюбил,
Толян, хотя, возможно, это слухи,
Всегда вполне приветлив с ними был.
Не в смысле там «привет!» и «до свиданья!»,
А дальше разошлись по сторонам,
А в смысле, если есть у вас желанье,
Давайте прогуляемся, мадам,
Минут пятнадцать или даже двадцать,
А то и вовсе можно полчаса
Ходить, архитектурой восторгаться,
Смотри-ка, мол, какие чудеса!
Короче, хоть и был он весь в работе,
Но женским полом, шумный и шальной,
Он вовсе не манкировал, напротив,
Он приглашал на чай его домой.
А там уже совсем другое дело,
Какие, на хрен, шпили, купола,
Там гвоздь программы — Витькин «лимончелло»!
Там очень даже бойко шли дела.
Болтушки, балаболки, эти бабы
Ввиду большой и пламенной любви
Готовили ему люля-кебабы,
Поди ты их ещё останови.
Мол, ешь, любимый, силы набирайся,
Она тебе совсем не повредит,
Вся жизнь твоя — как гоночная трасса,
Ты должен быть здоров на ней и сыт.
Но как пошли квартирные разбои,
И кражи, кражи той же группой лиц,
Нам никакого не было покоя
От россказней, легенд и небылиц,
Что тополиным пухом разлетались
По всем дворам, углам и закуткам,
И у Толяна мысли кувыркались,
Что жилы рвёшь, а воз и ныне там!
И жизнь пошла какая-то чудная
В преддверии возможных передряг,
И пассия его очередная
Всё вопрошала: «Как же это так?
Ты мне скажи, мой друг, хотя бы вкратце:
А правда, что преступность возросла?
А нам с тобою есть чего бояться,
Нас точно не убьют из-за угла?»
Толян сперва отбрёхивался вяло:
«Хоть век наш и безумен и жесток,
Но всё же ты напрасно задрожала,
Моя душа, мой нежный лепесток!
Лови меня сто раз на честном слове,
Милиция тебя не подведёт,
Она любую сволочь переловит,
Любому гаду выпишет
