Семён Кирсанов - Поэтические поиски и произведения последних лет

РАСТЕНИЕ В ПОЛЕТЕ

Схожее внешне с цаплею,с листьями сухими —летит растение теплое,свойственное Сухуми.

В Арктику из субтропиковвезет растение летчик,бережно, в крошке пробковой,чтоб не помять колючек.

Скоро и Харьков скроется,тучи уйдут к Батуми,но винт не уступит в скоростисамому самуму.

Он донесется вскоростик сетке широт паучьей,где — на советском полюсе —мы вырастим сад плавучий.

Лед порастет цветами,снег заблестит теплицами,все небылицы станутсветлыми да-былицами!

Я вижу уже заранеепод пальмой тушу тюленью.Мы едем с мыса Желанияв долину Осуществленья.

ГЛЯДЯ В НЕБО

Серый жесткий дирижабльночь на туче пролежабль,плыл корабльсреди капельи на север курс держабль.

Гелий — легкая душа,ты большая туча либосталь-пластинчатая рыба,дирижабрами дыша.

Серый жесткий дирижабль,где синица?где журавль?

Он плывет в большом дымуразных зарев перержавленных,кричит Золушка ему:— Диризяблик! Дирижаворонок!

Он, забравшись в небовысь,дирижяблоком повис.

РАБОТА В САДУ

Речь — зимостойкая семья.Я, в сущности, мичуринец.Над стебельками слов — мояупорная прищуренность.

Другим — подарки сентября,грибарий леса осени;а мне — гербарий словаря,лес говора разрозненный.

То стужа ветку серебрит,то душит слякоть дряблая.Дичок привит, и вот — гибрид!Моягода, мояблоня!

Сто га словами поросло,и после года первого —уже несет плодыни словсчасливовое дерево.

ПТИЧИЙ КЛИН

Когда на мартовских поляхлежала толща белая,сидел я с книгой,                            на поляхсвои пометки делая.

И в миг, когда мое перокасалось             граф тетрадочных,вдруг журавлиное перос небес упало радужных.

И я его вписал в разрядявлений атомистики,как электрический разряд,как божий дар                           без мистики.

А в облаках летел журавльи не один, а стаями,крича скрипуче,                          как журавль,в колодец опускаемый.

На север мчался птичий клини ставил птички в графике,обыкновенный                        город Клинпредпочитая Африке.

Журавль был южный,                                    но затоон в гости к нам пожаловал!Благодарю его                            за то,что мне перо пожаловал.

Я ставлю сущность                                 выше слов,но верьте мне на сло́во:смысл            не в буквальном смысле слов,а в превращеньях слова.

ДВОЙНОЕ ЭХО

Между льдами ледянымиесть земля                   еще земней!Деревянные деревьясреди каменных                              камней.

Это северней,                        чем Север,и таежней,                  чем тайга,там олени по-оленьисмотрят в снежные снега.

И нерыбы                     точно рыбытам на лежбищах лежат,в глыбы              слившиеся глыбыстрого море сторожат.

Еле солнечное                           солнцесновидением во сневходит              в сумеречный сумрак,тонет        в белой белизне.

Люди там              живут как людис доброй детскостью детей,горя горького                          не знаяв мире сетчатых сетей.

Под сияющим сияньем —домовитые                     дома,где сплетают кружевницыкружевные                 кружева.

Это — именно вот это!И со дна               морского днаэхолот приносит эхо:глубока ли                  глубина?

И желает вниз вонзитьсяострие         на остроге,и кричат по-птичьи птицы:— Далеко ли                        вдалеке?

О, отдаляться                          в отдаленье,где эхо внемлет эху,о, удивляться                    удивленью,о, улыбаться смеху!

ЛЕСНОЙ ПЕРЕВЕРТЕНЬ

Летя, дятел,ищи пищи.Ищи, пищи!Веред деревища, тащии чуть стучиносом о сон.

Буди дуб,ешь еще.Не сук вкусен:червь — в речь,тебе — щебет.

Жук ужне зело полезен.Личинок кончил?Ты — сыт?Тепло ль петь?Ешь ещеи дудио лесе весело.

Хорошо. Шорох.Утро во рту,и клей елкитечет.

РОЗЫ

Я начал               разбираться в розах,в их настроениях,                           в их позах.Еще зимою,                 в спальне темнойшепчась,              они вздыхают томно.Им представляется                                         все летокак ателье                  для туалетов,где шелк             наброшен на прилавокв сезон             примерок и булавок,где розовеют                       плечи, груди,откуда их                   вывозят в люди —на выставки                     и на смотрины,на клумбы,                    в вазы,                               на витрины.Перед прибытием                                 портнихикуст полон                      трепетной шумихи;никто не вспомнит                               о лопате, —идет примерка                    бальных платьевневестам,           девственницам,                                      шлюхам,восточным неженкам,                                  толстухам,здоровьем пышущим                                    матронами лебединым                   примадоннам…О, выход роз,                    одетых к балу,к театру,            к свадьбе,                            к карнавалу!Идут,          шаля и бедокуря,блестя шипами                        маникюра,Гертруды,                Нелли,                          Бетти,                                    Клары…Сад им раскрыл                        все кулуары.Духи, помада,                     шелест платья,в беседках              тайные объятья;им кажется,                  что будет вечно —банкетно,              бально,                         подвенечно…Но только ночь                  пройдет одна лишь,куст наклонившийся                            отвалишь,и где вчера                   головкой Грёзароманс              выслушивала роза, —осенний день                  тоскливо гаснет,деревья                в рубище ненастья,и роза —          бедная старуха —стоит,             лишившаяся слуха,перед раскинутым                            у гробабылым богатством                             гардероба,стоит          над мерзлою травою,тряся              червивой головою.О, шелк!           О, нежные муары!..Одна утеха —                       мемуары.

АД