Николай Рубцов - Я тебя целовал…
По ветреным горушкам
К тому седому тополю,
Где ждет меня
подружка…
Улетели листья
Улетели листья
с тополей —
Повторилась в мире неизбежность.
Не жалей ты листья, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность!
Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели!
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья
улетели?
«Ах, отчего мне…»
Ах, отчего мне
Сердце грусть кольнула,
Что за печаль у сердца моего?
Ты просто
В кочегарку заглянула,
И больше не случилось ничего.
Я разглядеть успел
Всего лишь челку,
Но за тобою, будто за судьбой,
Я выбежал,
Потом болтал без толку
О чем-то несущественном с тобой.
Я говорил невнятно:
Как бабуся,
Которой нужен гроб, а не любовь,
Знать, потому
Твоя подруга Люся
Посмеивалась, вскидывая бровь?
Вы ждали Вову,
Очень волновались.
Вы спрашивали: «Где же он сейчас?»
И на ветру легонько развевались,
Волнуясь тоже,
Волосы у вас.
Я знал
Волненья вашего причину
И то, что я здесь лишний, —
Тоже знал!
И потому, простившись чин по чину,
К своим котлам по лужам зашагал.
Нет, про любовь
Стихи не устарели!
Нельзя сказать, что это сор и лом.
С кем ты сейчас
Гуляешь по Форели?
И кто тебя целует за углом?
А если ты
Одна сидишь в квартире,
Скажи: ты никого к себе не ждешь?
Нет ни одной девчонки в целом мире,
Чтоб про любовь сказала: «Это ложь!»
И нет таких ребят на целом свете,
Что могут жить, девчонок не любя.
Гляжу в окно,
Где только дождь и ветер,
А вижу лишь тебя, тебя, тебя!
Лариса, слушай!
Я не вру нисколько —
Созвучен с сердцем каждый звук
стиха.
А ты, быть может,
Скажешь: «Ну и Колька!» —
И рассмеешься только: ха-ха-ха!
Тогда не сей
В душе моей заразу —
Тоску, что может жечь сильней огня.
И больше не заглядывай ни разу
К нам в кочегарку!
Поняла меня?
1959
«Поднявшись на холмах…»
Поднявшись на холмах,
старинные деревни
И до сих пор стоят, немного накренясь,
И древние, как Русь, могучие деревья
Темнеют вдоль дорог,
листву роняя в грязь.
Но есть в одном селе,
видавшем сны цветенья
И вихри тех ночей, когда нельзя дремать,
Заросший навсегда травою запустенья
Тот дворик дорогой, где я оставил мать.
Со сверстницею здесь мы лето
провожали,
И, проводив, грустим уж
много-много лет,
Грустнее от того, что все мои печали
Кому я расскажу? Друзей со мною
нет…
Ну что ж! Пусть будет так!
Ведь русские деревни
Стояли и стоят, немного накренясь,
И вечные, как Русь, священные деревья
Темнеют вдоль дорог,
листву роняя в грязь…
«Листвой пропащей…»
Листвой пропащей,
знобящей мглою
Заносит буря неясный путь.
А ивы гнутся над головою,
Скрипят и стонут – не отдохнуть.
Бегу от бури, от помрачений…
И вдруг я вспомню твое лицо,
Игру заката во мгле вечерней,
В лучах заката твое кольцо.
Глухому плеску на дне оврага,
И спящей вербе, и ковылю
Я, оставаясь, твердил из мрака
Одно и то же: —Люблю, люблю!
Листвой пропащей,
знобящей мглою
Заносит буря безлюдный путь.
И стонут ивы над головою,
И воет ветер – не отдохнуть!
Куда от бури, он непогоды
Себя я спрячу?
Я вспоминаю былые годы
И – плачу…
Почему не повезло?
Почему мне так не повезло?
По волнам, давно уже усталый,
Разгонюсь – забуду про весло,
И тотчас швырнет меня на скалы!
Почему мне так не повезло?
Над моей счастливою любовью
Вдруг мелькнуло черное крыло,
И прошла любовь с глубокой
болью.
Почему мне так не повезло?
Все, трудясь, живут себе
в надежде,
Мне ж мое глухое ремесло
Не приносит радости, как прежде.
Почему мне так не повезло?
По ночам душе бывает страшно.
Оттого, что сам себе назло
Много лет провел я бесшабашно.
Почему мне так не повезло?
Все же я, своей не веря драме,
Вновь стремлюсь, хватаясь за весло,
В океан, волнуемый ветрами.
Разбойник Ляля (лесная сказка)
1
Мне о том рассказывали сосны
По лесам, в окрестностях Ветлуги,
Где гулял когда-то Ляля грозный,
Сея страх по всей лесной округе.
Был проворен Ляля долговязый.
Пыль столбом взметая над слободкой,
Сам, бывало, злой и одноглазый,
Гнал коня, поигрывая плеткой.
Первым другом был ему Бархотка,
Только волей неба не покойник, —
В смутной жизни ценная находка
Был для Ляли друг его, разбойник.
Сколько раз с добычею на лодке
Выплывали вместе из тумана!
Верным людям голосом Бархотки
Объявлялась воля атамана.
Ляля жил, – не пикнет даже муха! —
Как циклоп, в своих лесистых скалах.
По ночам разбойница Шалуха
Атамана хмурого ласкала…
2
Раз во время быстрого набега
На господ, которых ненавидел,
Под лазурным пологом ночлега
Он княжну прекрасную увидел.
Разметавши волосы и руки,
Как дитя, спала она в постели,
И разбоя сдержанные звуки
До ее души не долетели…
С той поры пошли о Ляле слухи,
Что умом свихнулся он немного.
Злится Ляля, жалуясь Шалухе:
– У меня на сердце одиноко.
Недоволен он своей Шалухой,
О княжне тоскует благородной,
И бокал, наполненный сивухой,
Держит он рукой своей холодной.
Вызывает он к себе Бархотку
И наказ дает ему устало:
– Снаряжай друзей своих и лодку
И немедля знатную молодку
Мне доставь во что бы то ни стало!
А за то тебе моя награда,
Как награда высшая для вора,
Все, как есть, мое богатство клада…
Что ты скажешь против договора?
Не сказал в ответ ему ни слова
Верный друг. Не выпил из бокала.
Но тотчас у берега глухого
Тень с веслом мелькнула и пропала…
3
Дни прошли… Под светлою луною
Век бы Ляля в местности безвестной
Целовался с юною княжною,
Со своей негаданной невестой!
А она, бледнее от печали
И от страха в сердце беспокойном,
Говорит возлюбленному Ляле:
– Не хочу я жить в лесу разбойном!
Страшно мне среди лесного мрака,
Каждый шорох душу мне тревожит,
Слышишь, Ляля?… – Чтобы не заплакать,
Улыбнуться хочет и не может.
Говорит ей Ляля торопливо,
Горячо целуя светлый локон:
– Боже мой! Не плачь так сиротливо!
Нам с тобой не будет одиноко.
Вот когда счастливый день настанет,
Мы уйдем из этого становья,
Чтобы честно жить, как христиане,
Наслаждаясь миром и любовью.
Дом построим с окнами на море,
Чтоб кругом посвистывали бризы,
И, склонясь в дремотном разговоре,
Осеняли море кипарисы.
Будет сад с тропинкою в лиманы,
С ключевою влагою канала,
Чтоб все время там цвели тюльпаны,
Чтоб все время музыка играла…
4
– Атаман! Своя у вас забота, —
Говорит Бархотка, встав к порогу, —
Но давно пришла пора расчета,
Где же клад? Указывай дорогу!
– Ты прости. Бархотка мой
любезный,
Мне казна всего теперь дороже!
– Атаман! Твой довод бесполезный
Ничего решить уже не может!
– Ты горяч, Бархотка, и удачлив,
Что желаешь, все себе добудешь!
– Атаман! Удачлив я, горяч ли,
Долго ты меня морочить будешь?
Атаман, мрачнея понемногу,
Тихо сел к потухшему камину.
– Так и быть! Скажу тебе дорогу,
Но оставь… хотя бы половину.
– Атаман! Когда во мраке ночи
Крался я с княжной через долину,
Разве я за стан ее и очи
Рисковал тогда наполовину?
– А не жаль тебе четвертой доли?
Ляля встал взволнованно и грозно.
– Атаман! Тебя ли я неволил?
Не торгуйся! Поздно, Ляля, поздно.
Ляля залпом выпил из бокала
И в сердцах швырнул его к порогу.
– Там, где воют ветры и шакалы,
Там, в тайге, найдешь себе дорогу!
5
Поздний час. С ветвей, покрытых мглою,
Ветер злой срывает листьев горсти.
На коне, испуганном стрелою,
Мчится Ляля в сильном беспокойстве.
Мчится он полночными лесами,
Сам не знает, что с ним происходит,
Прискакал. Безумными глазами
Что-то ищет он… и не находит.
Атаман, ушам своим не веря,
Вдруг метнулся, прочь отбросил плетку
И, прищурясь, начал, как на зверя,
Наступать на хмурого Бархотку.
– Жаль! Но ада огненная чаша
По тебе, несчастная, рыдает!
– Атаман! Возлюбленная ваша
Вас в раю небесном ожидает!
Тут сверкнули ножики кривые,
Тут как раз и легкая заминка
Происходит в повести впервые:
Я всего не помню поединка.
Но слетелась вдруг воронья стая,
Чуя кровь в лесах благоуханных,
И сгустились тени, покрывая
На земле два тела бездыханных…
6
Бор шумит порывисто и глухо
Над землей угрюмой и греховной.
Кротко ходит по миру Шалуха,
Вдаль гонима волею верховной.
Как наступят зимние потемки,
Как застонут сосны-вековухи,
В бедных избах странной незнакомке
