Антон Дельвиг - А. А. Дельвиг. Сочинения

Скучно, девушки, весною жить одной:

Не с кем сладко побеседовать младой.

Сиротинушка, на всей земле одна,

Подгорюнясь ли присядешь у окна -

Под окошком все так весело глядит,

И мне душу то веселие томит.

То веселье – не веселье, а любовь,

От любви той замирает в сердце кровь.

И я выду во широкие поля -

С них ли негой так и веет на тебя;

Свежий запах каждой травки полевой

Вреден девице весеннею порой,

Хочешь с кем-то этим запахом дышать

И другим устам его передавать;

Белой груди чем-то сладким тяжело,

Голубым очам при солнце не светло.

Больно, больно безнадежной тосковать!

И я кинусь на тесовую кровать,

К изголовью правой щечкою прижмусь

И горючими слезами обольюсь.

Как при солнце летом дождик пошумит,

Травку вспрыснет, но ее не освежит,

Так и слезы не свежат меня, младой;

Скучно, девушки, весною жить одной!

1824

Кто, как лебедь цветущей Авзонии,

Осененный и миртом, и лаврами,

Майской ночью при хоре порхающих,

В сладких грезах отбился от матери, -

Тот в советах не мудрствует; на стены

Побежденных знамена не вешает;

Столб кормами судов неприятельских

Он не красит пред храмом Ареевым.

Флот, с несчетным богатством Америки,

С тяжким золотом, купленным кровию,

Не взмущает двукраты экватора

Для него кораблями бегущими.

Но с младенчества он обучается

Воспевать красоты поднебесные,

И ланиты его от приветствия,

Удивленной толпы горят пламенем.

И Паллада туманное облако

Рассевает от взоров – и в юности

Он уж видит священную истину

И порок, исподлобья взирающий!

Пушкин! Он и в лесах не укроется:

Лира выдаст его громким пением,

И от смертных восхитит бессмертного

Аполлон на Олимп торжествующий.

1815 (?)

57. ХАТА

Скрой меня, бурная ночь! заметай следы мои, вьюга,

Ветер холодный, бушуй вкруг хаты Лилеты прекрасной,

Месяц свети не свети, а дорогу наверно любовник

К робкой подруге найдет.

Тихо, дверь, отворись! о Лилета, твой милый с тобою,

Нежной, лилейной рукой ты к сердцу его прижимаешь;

Что же с перстом на устах, боязливая, смотришь на друга?

Или твой Аргус не спит?

Бог-утешитель, Морфей, будь хранителем тайн Амура!

Сны, готовые нас разлучить до скучного утра,

Роем тяжелым скорей опуститесь на хладное ложе

Аргуса милой моей.

Нам ли страшиться любви! счастливец, мои поцелуи

Сладко ее усыпят под шумом порывистым ветра;

Тихо пробудит ее с предвестницей юного утра

Пламенный мой поцелуй!

1815

"Сегодня я с вами пирую, друзья,

Веселье нам песни заводит,

А завтра, быть может, там буду и я,

Откуда никто не приходит!" -

Я так беззаботным друзьям говорил

Давно, – но от самого детства

Печаль в беспокойном я сердце таил

Предвестьем грядущего бедства.

Друзья мне смеялись и, свежий венец

На кудри мои надевая,

"Стыдись, – восклицали, – мечтатель-певец!

Изменит ли жизнь молодая!"

Война запылала, к родным знаменам

Друзья, как на пир, полетели;

Я с ними – но жребьи, враждебные нам,

Мне с ними расстаться велели.

В бездействии тяжком я думой следил

Их битвы, предтечи победы;

Их славою часто я первый живил

Родителей грустных беседы.

Года пролетали, я часто в слезах

Был черной повязкой украшен…

Брань стихла, где ж други? лежат на полях,

Близь ими разрушенных башен.

С тех пор я печально сижу на пирах,

Где все мне твердит про былое;

Дрожит моя чаша в ослабших руках:

Мне тяжко веселье чужое.

1820 или 1821

59. К МАЛЬЧИКУ

Мальчик, солнце встретить должно

С торжеством в конце пиров!

Принеси же осторожно

И скорей из погребов

В кубках длинных и тяжелых,

Как любила старина,

Наших прадедов веселых

Пережившего вина.

Не забудь края златые

Плющем, розами увить!

Весело в года седые

Чашей молодости пить,

Весело, хоть на мгновенье,

Бахусом наполнив грудь,

Обмануть воображенье

И в былое заглянуть.

Между 1814 и 1819

Мне минуло шестнадцать лет,

Но сердце было в воле;

Я думала: весь белый свет -

Наш бор, поток и поле.

К нам юноша пришел в село:

Кто он? отколь? не знаю -

Но все меня к нему влекло,

Все мне твердило: знаю!

Его кудрявые власы

Вкруг шеи обвивались,

Как мак сияет от росы,

Сияли, рассыпались.

И взоры пламенны его

Мне что-то изъясняли;

Мы не сказали ничего,

Но уж друг друга знали.

Куда пойду – и он за мной.

На долгую ль разлуку? -

Не знаю! только он с тоской

Безмолвно жал мне руку.

"Что хочешь ты? – спросила я. -

Скажи, пастух унылый".

И с жаром обнял он меня

И тихо назвал милой.

И мне б тогда его обнять!

Но рук не поднимала,

На перси потупила взгляд,

Краснела, трепетала.

Ни слова не сказала я;

За что ж ему сердиться?

Зачем покинул он меня?

И скоро ль возвратится?

1814

"Дедушка! – девицы

Раз мне говорили. -

Нет ли небылицы

Иль старинной были?"

– "Как не быть! – уныло

Красным отвечал я. -

Сердце вас любило, -

Так чего не знал я!

Было время! где вы,

Годы золотые?

Как пленяли девы

В ваши дни былые!

Уж они – старушки;

Но от них, порою,

Много на подушки

Слез пролито мною.

Душу волновали

Их уста и очи,

По огню бежали

Дни мои и ночи".

"Дедушка, – толпою

Девицы вскричали, -

Жаль нам, а тобою

Бабушки играли!

Как не стыдно! злые,

Вот над кем шутили!

Нет, мы не такие,

Мы б тебя любили!"

– "Вы б любили? сказки!

Веры мне неймется!

И на ваши ласки

Дедушка смеется".

1820

Сядем, любезный Дион, под сенью развесистой рощи,

Где, прохлажденный в тени, сверкая, стремится источник, -

Там позабудем на время заботы мирские и Вакху

Вечера час посвятим.

Мальчик, наполни фиал фалернским вином искрометным!

В честь вечно юному Вакху осушим мы дно золотое;

В чаше, обвитой венком, принеси дары щедрой Помоны, -

Вкусны, румяны плоды.

Тщетно юность спешит удержать престарелого Хрона,

Просит, молит его – не внимая, он далее мчится;

Маленький только Эрот смеется, поет и, седого

За руку взявши, бежит.

Что нам в жизни сей краткой за тщетною славой гоняться

Вечно в трудах только жить, не видеть веселий до гроба? -

Боги для счастия нам и веселия дни даровали,

Для наслаждений любви.

Пой, в хороводе девиц белогрудых, песни веселью,

Прыгай под звонкую флейту, сплетяся руками, кружися,

И твоя жизнь протечет, как быстро в зеленой долине

Скачет и вьется ручей.

Друг, за лавровый венок не кланяйся гордым пританам.

Пусть за слепою богиней Лициний гоняется вечно,

Пусть и обнимет ее. Фортуна косы всеразящей

Не отвратит от главы.

Что нам богатства искать? им счастья себе не прикупим:

Всех на одной ладие, и бедного Ира и Креза,

В мрачное царство Плутона, чрез волны ужасного Стикса

Старый Харон отвезет.

Сядем, любезный Дион, под сенью развесистой рощи,

Где, прохлажденный в тени, сверкая, стремится источник, -

Там позабудем на время заботы мирские и Вакху

Вечера час посвятим.

1814

Когда, душа, просилась ты

Погибнуть иль любить,

Когда желанья и мечты

К тебе теснились жить,

Когда еще я не пил слез

Из чаши бытия, -

Зачем тогда, в венке из роз,

К теням не отбыл я!

Зачем вы начертались так

На памяти моей,

Единый молодости знак,

Вы, песни прошлых дней!

Я горько долы и леса

И милый взгляд забыл, -

Зачем же ваши голоса

Мне слух мой сохранил!

Не возвратите счастья мне,

Хоть дышит в вас оно!

С ним в промелькнувшей старине

Простился я давно.

Не нарушайте ж, я молю,

Вы сна души моей

И слова страшного "люблю"

Не повторяйте ей!

1821 или 1822

(Идиллия)

Путешественник

Нет, не в Аркадии я! Пастуха заунывную песню

Слышать бы должно в Египте иль Азии Средней, где рабство

Грустною песней привыкло существенность тяжкую тешить.

Нет, я не в области Реи! о боги веселья и счастья!

Может ли в сердце, исполненном вами, найтися начало

Звуку единому скорби мятежной, крику напасти?

Где же и как ты, аркадский пастух, воспевать научился

Песню, противную вашим богам, посылающим радость?

Пастух

Песню, противную нашим богам!

Путешественник, прав ты!

Точно, мы счастливы были, и боги любили счастливых:

Я еще помню оное светлое время! но счастье

(После узнали мы) гость на земле, а не житель обычный.