Велимир Хлебников - Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма
Нужно бояться быть милым земляным червяком в вопросах о времени, помня, что рост в высоту обращает и прошлое и будущее время в одну страну настоящего.
Ставя первые сваи нашего, прямоугольного по отношению к настоящему, отвесного мышления, нужно помнить, что время так же относится к вышине и высокому, как глагол «стремиться» (стремнина) к тишине, к «стихнуть» и тискам. Кто в тисках, тот не может стремиться. Это обратные понятия. Отсутствие вышины обращает в ничто круг настоящего и делает из него точку – удел червяка; доступная уже нам высота обращает в настоящее сотни лет прошлого и будущего. Это не шутка!
Таковы сваи другого мышления. Кто на высоте, у того нет времени. Он видит прошлое и будущее.
Не следует забывать, что если отдельные люди движутся по времени на несколько лет впереди остального человечества, они достигают этого вышиной мысли. (Прямоугольный треугольник времени, мысли и воли, или надежд).
* * *Нужно опровергнуть мнение о единстве времени.
Уравнения времени часто состоят из частей разного возраста: есть времена в самом времени.
Нужно выдвинуть начало множественности времен.
Существующий язык знаков алгебры непригоден для перевода на него и передачи на нем многих явлений мира времени, часто самых нежных движений, и поэтому до переработки этих знаков от многих обобщений приходится отказаться. Кажется, знакотворчество будет верным спутником учения о времени.
Очень часто мы имеем дело с переносом в плоскость одного действия, например, сложения, двух видений другого действия, например, возведения в степень, но рассматриваемого с двух точек зрения, в прямом и обратном порядке, как рука и ее отражение в зеркале и два человека рядом, один на ногах, другой на голове. В одном случае река действия течет от верховьев к устью, в другом – от устья к верховью. Например, 213 + 132. Это очень важное уравнение, управляющее весною сердца. Этот день, если считать от дня рождения, бывает роковым для многих. В этой записи течение действия имеет переменное направление, но оно одно и то же и связывает одни и те же числа. И это число часто разделяет день рождения и день большого первого чувства.
Таково же соединение времен, имеющее огромное значение для греческого мира, – 67 + 76, два колеса в разных положениях от 6 и 7. Оба состояния запечатлены в плоскости действия сложения. Но одни и те же числа, одно и то же действие, но в разном порядке.
Иногда время есть описание действия, например, удивительное время 105 + 104 + 115; оно просто описывает состояние первичного числа 105 и уход единицы из показателя степени в подстепенную величину, отчего из старого числа получилось 104 с одной стороны, и 115 с другой стороны, и затем в одном соединении запечатлевает все три состояния, точно три положения ноги шагающего человека. Такие времена напоминают [ленту кино] ремень для теней, где переданы последовательные возрасты событий. Здесь, точно художник тени, время сохранило в действиях сложения три снимка одного явления, запечатлев действием сложения три возраста перехода единицы из показателя степени в подстепенное количество, его последовательные возрасты.
Иногда время удивляет скупостью чисел или начертания при огромной величине, например, 66 дней – время между падением самодержавия в России и Франции <…>.
В жизни каждого явления есть свой полдень, полный сил, своя утренняя заря и своя вечерняя заря; одни явленья длятся мгновенья, другие – столетья. И вот основной закон в том, что восход явления происходит под знаком «два», а закат явления, его вечер, строится в стране числа «три».
Нужно еще раз подчеркнуть, что язык как часть природы знал об этом. Это можно прочесть в таких словах как дорога – путь для большого, сильного движения и тропа – путь для слабого, затрудненного движения, где «трудно» идти, а движение бесплодно тратится. Между делом и трудом та разница, что труд может быть, хотя и трудным, но бесплодным, а дело, хотя и легким, но всегда будет «делом».
Таким образом, труд относится к владениям числа «три», а дело строит свой мир под знаком «два».
Эта же разница лежит в основе слов день и тень. Бытие в течение дэ-времени и небытие в течение тэ-времени.
Те, кто принимает слова в том виде, в каком они поданы нам разговором, походят на людей, верящих, что рябчики живут в лесу голые, покрытые маслом и сметаной, – в каком виде они бывают поданы ко столу.
В старинном противоречии легкого и властного дневного, похожего на день, духа и трудного и темного, похожего на тень, тела и туши (туловища) тоже скрыта граница владений «двух» и «трех».
Наконец, возьмем два слова: даровитый и тароватый; даровитый – чье дело дает «да», идет к успеху, тароватый – тот, кто раздает, тратит себя.
Или затор, когда лед на осенней Волге мешает движению судов, и задор, то есть то свойство души, которое желает движения и вызывает его.
Доля – путь в будущем, тот путь, по которому дано идти; только, точка, тын, тыл, темь – конец пути, остановка.
Родственны «тройке» понятия смерти: труп, труна, туша, травить, трата, трение, трусость, тухнуть, тело.
Трава мешает ходить ногам человека, задерживает; яд останавливает движение жизни; отсюда трава – и название растения, и имя яда, отрава.
Напротив, душа, дело, добро, дорога родственны «двум».
* * *Есть закон неизменности чисел. Придайте человеку такие размеры, чтобы то небо, на которое мы смотрим, помещалось бы на одном полушарии его кровяного шарика. Он будет велик. И все же его спутниками будут все те же числа, которые знаем и мы, так как ряд чисел не меняется от выбора единицы. И легко доказать, что из всех чисел вида x = 3·22n (n – переменная величина, которою может быть любое из чисел) он будет знать те же два числа 48 и 768, как и мы. Роковая черта, замыкающая наш опыт, заключается в том, что для больших чисел не они укладываются в нашем опыте, но наш опыт, как песчинка, целиком исчезает в громадах их времен, погребенный внутри этих чисел-утесов.
Похожее на небоскреб наше уравнение так быстро уходит вверх, что кроме первых значений – 48, 768 и следующего – 196608, которое еще находится в поле нашего зрения, другие значения x уже не пройдут через поле нашего зрения. Эта же судьба ждет и нашего человека-великана.
Утешением может служить то, что благодаря этому необходимая доля тупоумия равномерно разлита по вселенной и, если мышление и бытие одно и то же, этим вызваны скудость и однообразие законов вселенной.
Итак, несмотря на то, что существует бесконечно много значений уравнения x = 3·22n, которые, громоздясь друг на друга, будут уходить в небо, из них в мир кругом единицы (познающее Я) попадет только несколько первых, главным образом 48 и 768. Вот почему они так сильно повторны в нашем мире, точно одно и то же пламя свечи в бесчисленных зеркалах. Во времени они соединяют последовательные звенья подобной цепи, в которой убыль уравновешена с ростом и нет ни роста, ни упадка. Это объясняется тем, что они составлены произведением числа 3 и 2, уравновешивающих друг друга.
<Качели>*
Мы часто ощущаем, проходя тот или иной шаг по мостовой судьбы, что сейчас все мы, всем народом, опускаемся в какой-то овраг, идем книзу, а сейчас взлетаем кверху, точно на качелях, и какая-то рука без усилия несет нас на гору.
И тогда у целого народа кружится голова от ощущения высоты, внезапно открытой ему, точно человек на качелях взлетел на самую высокую точку над головой.
Эти вековые качели народов, – молитвенным служением им был храм, стоящий на площади каждой деревни, – бесхитростная любимая игра сел, языческий храм в виде двух столбов с доской, среди праздничной молодежи, следуют следующему правилу времени.
Ныряние наступает через естественные гнезда дней, в 3n единиц, после взлета; закат народа через 3n после восхода; окунание в ничто и жалкое прозябание через 3n лет после бурной мощи и подъема.
Аршином для большого полотна судеб служит одиннадцатая степень трех, или 485 лет.
Три в пятой – 243 дня – аршин малых переломов отдельной человеческой судьбы.
Можно проследить эти взлеты и паденья народов через 3n на досках прошлого человечества, на столетиях, уже прожитых им.
В пору подъема народам свойственно свое настоящее продолжать по касательной к кривой рока в будущее. Это источник самообманов и разочарований, смешных до жестокого. Время упадка напоминает, что касательная не передает своенравной природы кривой.
Можно быть недовольным убогостью словаря живых существ и приступить к существотворчеству.
