Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй

— Под советским флагом? — удивился Игнасте.

— Да, — сказал Калласте, — и вы видели судно, на котором я плавал. Вам встречался когда-нибудь советский барк «Товарищ»?

— Четырехмачтовый парусник?

— Да.

Калласте, постукивая костяшками пальцев по крышке стола, спросил:

— А что говорят в экипаже о событиях в Эстонии?

— Разное, — ответил Игнасте.

Калласте посмотрел на голубевшее небо.

— Разное, — задумчиво повторил он.

Ему вспомнился далекий 1919-й.

Архангельск… Тротуары, сколоченные из тесин, дымы над домами, снежные сполохи… В Архангельске в то время распоряжались военный английский комендант и так называемое Северное правительство, которое возглавлял господин Чайковский. В его резиденции каждую ночь бушевало разгульное море. Господин Чайковский удивлял англичан невиданными блюдами — тешей из стерляди, необыкновенными грибами, розовой нежнейшей семгой, икрой… Под утро в розвальнях, выстланных коврами, гостей развозили по домам. Ямщики, загоняя лошадей, бешено улюлюкали на пустынных улицах. А город умирал без топлива и хлеба.

Однажды Калласте, выйдя из гостиницы, увидел, как английские солдаты вели под конвоем группу красноармейцев. Серый пар от дыхания висел над головами измученных, голодных людей. В последнем ряду медленно бредущей процессии двое красноармейцев, поддерживая под руки, вели раненого, обвязанного грязными, заскорузлыми от крови бинтами. Он уже не мог идти. Ноги, не слушаясь, подламывались при каждом шаге.

Парень, которого вели под руки, неожиданно поднял голову и глянул на Калласте. В запавших его глазах капитан не увидел ни боли, ни жалобы. Ненависть была в этих глазах, только жгучая ненависть, и, если бы этот обессиленный человек мог, он бы убил взглядом.

Английский солдат оттолкнул капитана.

Калласте в тот же день пришел в резиденцию Чайковского и оформил документы на выход из Архангельска. Судно стояло под русским флагом и должно было идти за грузом в Англию. Чиновник пытался что-то шептать Калласте на ухо. Капитан понял, что вокруг его судна затевается грязная история. Чиновник суетливо схватил руку Калласте и, придвинувшись вплотную, забормотал:

— Здесь можно иметь выгоду, и немалую.

Калласте брезгливо отстранился:

— Я пойду в английскую комендатуру…

Он не успел закончить. Чиновник быстро-быстро закивал головой:

— Конечно, конечно. Именно с господами союзниками мы думаем заключить договор.

Калласте оборвал его.

— Ваше правительство, — капитан иронически выделил эти слова, — не полномочно торговать российскими судами.

Он повернулся и пошел к выходу.

Позже, когда буржуазные газеты под аршинными заголовками кричали о «варварстве» большевиков и «светлой миссии» английских, американских, французских войск в России, Калласте всегда вспоминал глаза красноармейца с заснеженной улицы далекого северного города и английских солдат, сытых, в меховых долгополых шубах, с винтовками наперевес.

Он привел судно в 1920 году в Таллин. Груз и судно передавались Советской России. Из шотландского порта Лервика шли под советским флагом…

Калласте отодвинул прибор и сказал помощнику!

— Идите отдыхать. Я поднимусь в рубку.

В рулевой рубке нес вахту матрос, накануне кричавший о земле. Но Калласте не заговорил с ним, а только кивнул, проверил правильность курса и вышел на мостик.

Он все еще был в далеком двадцатом…

Как только он пришел в Таллин, на борт поднялся советский представитель. Это был немолодой матрос в широченных клёшах. Вместе с Калласте они обошли судно. Вернувшись в каюту капитана, матрос сказал, глядя на Калласте:

— Непонятный ты для меня человек, капитан.

Он наклонился, приблизив лицо к Калласте:

— Буржуй, наверно. Внешний вид у тебя… — он пошевелил пальцами, подыскивая подходящее слово, — непролетарский. А судно привел в полном порядке, в отличие от других. По-всякому бывало, а такого не видел. — Матрос встал. — Спасибо, капитан. Должен сказать, что за отличную сохранность судна премия тебе полагается.

Позже матрос пришел провожать Калласте, когда тот, передав судно, уходил в море. Вручил премию — сто сорок английских фунтов, — долго тряс руку и снова повторил:

— И все же непонятный ты человек… товарищ буржуй.

Капитан засмеялся:

— Какой я буржуй? С пяти лет гусей пас.

Матрос отступил на шаг, потом обхватил капитана по-медвежьи за плечи. Загудел:

— Ну вот, теперь все ясно. Все ясно. Только с толку сбивал ты меня, капитан.

Калласте стоял на мостике и, прищурившись, смотрел в морскую даль. Повернулся. Пошел в рубку.

5

Воскресенье, 18 августа 1940 года, в 16.00 прибыли с грузом угля в Буэнос-Айрес. Ошвартовались левым бортом у пристани электростанции Чаде в Новом порту.

«Каяк» прибыл в Буэнос-Айрес. Начинаем разгрузку. Переведите 40 000 аргентинских песо на жалованье команде, расходы. Перевод через фирму «Де-Негри и К°». Капитан Ю. Калласте.

Буэнос-Айрес. Борт парохода «Каяк». Капитану Ю. Калласте. Мои полномочия аннулированы. Нейхаус.

— Капитан, — старший механик Андрексон не скрывал раздражения, — команда требует денег.

— Спокойно, механик, — сказал Калласте, — мы выясняем наши возможности.

— Но послушайте!.. — Андрексон шагнул к иллюминатору и широко распахнул его.

На пристани «Каяк» встретила толпа местных эстонцев. Они ожидали, что команда придет с большими деньгами. Еще издалека с причала кричали: «Здесь свободная страна! Каждый может делать что хочет! На пароходах мест вдоволь! Капитан не может принуждать матросов к работе!» Многие из встречавших были пьяны.

— Я могу вам помочь, господин Калласте, — сказал представитель фирмы «Де-Негри и К°». Он прибыл встречать судно на причал. — Я располагаю шестьюстами песо до завтрашнего дня.

Калласте пересчитал деньги и, передав Игнасте, сказал:

— Разделите между членами экипажа и выдайте в счет аванса.

Старший помощник, механик и представитель фирмы «Де-Негри и К°» вышли из каюты. Капитан остался один. В иллюминатор все еще доносились крики встречавших. Гул голосов то усиливался, то стихал. Но капитан к иллюминатору не подошел. Он не хотел видеть пьяную толпу.

В дверь постучали. На пороге стоял Карл Пиик.

— Можно, капитан? — спросил он.

— Входите, — пригласил Калласте.

Карл Пиик кивнул на иллюминатор:

— Шумят?

— Да, — протянул Калласте.

— Вы помните, в море, — начал Пиик, — мы заговорили вот об этом? — Матрос коснулся пальцем шрама на лице. — Я обещал рассказать.

— Да, Карл.

Карл шагнул к столу, сказал:

— Я коммунист, капитан. А этим меня «наградили» во время одной из демонстраций. Вы можете рассчитывать на меня. Я немало знаю о вас и верю вам.

Гул голосов на причале усилился, и Калласте подошел к иллюминатору.

Команда, получив аванс, сошла на берег. Местные эстонцы, встав в круг, запели приветственную песню.

— А в их действиях чувствуется организация, — сказал за спиной Калласте Пиик.

— Не думаю, — возразил капитан. — Кому это нужно?

— И все же я уверен, — сказал Карл, — у меня наметанный глаз. А кому потребовалось организовать такую встречу, мы скоро узнаем.

Капитан повернулся к Пиику:

— Хорошо, Карл, я запомню ваши слова о помощи.

Вечером у борта «Каяка» остановилась черная длинная легковая машина. Из нее вышел высокий, подтянутый человек в щегольском костюме и на хорошем эстонском языке попросил вахтенного провести к капитану.

Представляясь Калласте, он назвал себя:

— Консул Эстонии в Аргентине Кутман. — Щелкнув каблуками, Кутман поклонился.

— Консул? — удивился капитан. — Насколько мне известно, консул сложил с себя полномочия.

— Да, — согласился, улыбаясь, Кутман, — но теперь мне поручили эту работу. На днях я представлялся министерству иностранных дел Аргентины. У вас на судне возникли затруднения?

— Затруднения? — переспросил Калласте. — О чем вы говорите?

— Трудности с оплатой жалованья команде, — продолжал Кутман, — и я поспешил помочь вам, капитан.

— Спасибо, — сказал Калласте.

По старой морской традиции, он предложил Кутману рюмку водки. Поднимая рюмку, гость спросил:

— Это эстонская водка?

— Да, — коротко ответил капитан.

— Все, что связано с Эстонией, для меня свято, — подчеркнуто сказал гость.

Кутман был словоохотлив. В конце разговора он вызвался подвезти капитана в город: