Николай Гумилев - Том 1. Стихотворения
1918
«Они спустились до реки…»
Они спустились до рекиСмотреть на зарево заката,Но серебрились их вискиИ сердце не было крылато.
Промчался длинный ряд годов,Годов унынья и печали,Когда ни алых вечеров,Ни звезд они не замечали.
Вот все измены прощеныИ позабыты все упреки.О, только б слушать плеск волны,Природы мудрые уроки!
Как этот ясный водоем,Навек отринуть самовластьеИ быть вдвоем, всегда вдвоем,Уже не верующим в счастье.
А в роще, ладя самострел,Ребенок, брат любимый мая,На них насмешливо глядел,Их светлых слез не понимая.
<1918?>
Два сна
(Китайская поэма)
IВесь двор усыпан был песком,Цветами редкостными вышитЗа ним сиял высокий домСвоей эмалевою крышей.
А за стеной из тростника,Работы тщательной и тонкой,Шумела Желтая рекаИ пели лодочники звонко.
Лай-Це ступила на песок,Обвороженная сияньем,В лицо ей веял ветерокНеведомым благоуханьем,
Как будто первый раз на светОна взглянула, веял ветер,Хотя уж целых десять летОна жила на этом свете.
И благонравное дитяСтупало тихо, как во храме,Совсем неслышно шелестяКроваво-красными шелками.
Когда, как будто донесенИз-под земли, раздался рокот,Старинный бронзовый драконВорчал на каменных воротах:
«Я пять столетий здесь стою,А простою еще и десять,Судьбу тревожную моюКак следует мне надо взвесить.
Одни и те же на крыльцеКитаечки и китайчонки,Я помню бабушку Лай-Це,Когда она была девчонкой.
Одной приснится страшный сон,Другая влюбится в поэта,А я, семейный их дракон,Я должен отвечать за это?»
Его огромные усыТорчали, тучу разрезая,Две тоненькие стрекозыНа них сидели, отдыхая.
Он смолк, заслыша тихий зов,Лай-Це умильные моленья:«Из персиковых лепестковПусть нынче мне дадут варенья!
Пусть в куче розовых камнейЯ камень с дырочкой отрою,И пусть придет ко мне Тен-ВейИграть до вечера со мною!»
При посторонних не любилПроизносить дракон ни слова,А в это время подходилК ним мальчуган большеголовый.
С Лай-Це играл он, их дворцыСтояли средь одной долины,И были дружны их отцы,Ученейшие мандарины.
Дракон немедленно забыт,Лай-Це помчалась за Тен-Веем,Туда, где озеро блестит,Павлины ходят по аллеям,
А в павильонах из стекла,Кругом обсаженных цветами,Собачек жирных для столаОткармливают пирожками.
«Скорей, скорей, — кричал Тен-Вей, —За садом в подземельи хмуромПосажен связанный злодей,За дерзость прозванный Манчжуром.
Китай хотел он разорить,Но оказался между пленных,Я должен с ним поговоритьО приключениях военных».
Пред ними старый водоем,А из него, как два алмаза,Сияют сумрачным огнемДва кровью налитые глаза.
В широкой рыжей бородеШнурками пряди перевиты,По пояс погружен в воде,Сидел разбойник знаменитый.
Он крикнул: «Горе, горе всем!Не посадить меня им на кол,А эту девочку я съем,Чтобы отец ее поплакал!»
Тен-Вей, стоявший впереди,Высоко поднял меч картонный:«А если так, то выходиКо мне, грабитель потаенный!
Борись со мною грудь на грудь,Увидишь, как тебя я кину!»И хочет дверь он отомкнуть,Задвижку хочет отодвинуть.
На отвратительном лицеМанчжура радость засияла,Оцепенелая Лай-ЦеМолчит — лишь миг, и все пропало.
И вдруг испуганный Тен-ВейСхватился за уши руками…Кто дернул их? Его ушейНе драть так сильно даже маме.
А две большие полосыДрожали в зелени газона,То тень отбросили усыНазад летящего дракона.
А дома в этот миг за столСадятся оба мандаринаИ между них старик, посолИз отдаленного Тонкина.
Из ста семидесяти блюдОбед закончен, и беседуИзящную друзья ведут,Как дополнение к обеду.
Слуга приводит к ним детей,Лай-Це с поклоном исчезаетНо успокоенный Тен-ВейСтихи старинные читает.
И гости по доске столаИх такт отстукивают самиБлестящими, как зеркала,Полуаршинными ногтями.
Стихи, прочитанные Тен-ВеемЛуна уже покинула утесы,Прозрачным море золотом полно,И пьют друзья на лодке остроносой,Не торопясь, горячее вино.
Смотря, как тучи легкие проходятСквозь лунный столб, что в море отражен,Одни из них мечтательно находят,Что это поезд богдыханских жен;
Другие верят — это к рощам раяУходят тени набожных людей;А третьи с ними спорят, утверждая,Что это караваны лебедей.
Тен-Вей окончил, и посолУж рот раскрыл, готов к вопросу,Когда ударился о столЦветок, в его вплетенный косу.
С недоуменьем на лицеОн обернулся: приседая,Смеется перед ним Лай-Це,Легка, как серна молодая.
«Я не могу читать стихов,Но вас порадовать хотелаИ самый яркий из цветовВплела вам в косу, как умела».
Отец молчит, смущен и золНа шалость дочки темнокудрой,Но улыбается посолУлыбкой ясною и мудрой.
«Здесь, в мире горестей и бед,В наш век и войн и революций,Милей забав ребячьих — нет,Нет глубже — так учил Конфуций».
IIНе светит солнце, но и дождьНе падает; так тихо-тихо,Что слышно из окрестных рощ,Как учит маленьких ежиха.
Лай-Це играет на песке,Но ей недостает чего-то,Она в тревоге и тоскеПоглядывает на ворота.
«Скажите, господин дракон,Вы не знакомы с крокодилом?Меня сегодня ночью онКатал в краю чужом, но милом».
Дракон ворчит: «Шалунья ты,Вот глупое тебе и снится.Видала б ты во сне цветы,Как благонравная девица…»
Лай-Це, наморщив круглый лоб,Идет домой, стоит средь залаИ кормит рыбу-телескопВ аквариуме из кристалла.
Ее отец среди столаКольцом с печатью на мизинцеСкрепляет важные делаЕму доверенных провинций.
«Скажите, господин отец,Есть в Индию от нас дорогиИ кто живет в ней, наконец, —Простые смертные иль боги?»
Он поднял узкие глаза,Взглянул на дочь в недоуменьеИ наставительно сказал,Сдержать стараясь нетерпенье:
«Там боги есть и мудрецы,Глядящие во мрак столетий,Есть и счастливые отцы,Которым не мешают дети».
Вздохнула бедная Лай-Це,Идет, сама себя жалея,А шум и хохот на крыльцеИ хлопанье ладош Тен-Вея.
Чеканный щит из-за плечаЕго виднеется, сверкая,И два за поясом меча,Чтоб походил на самурая.
Кричит: «Лай-Це, поздравь меня,Учиться больше я не стану,Пусть оседлают мне коня,И я поеду к богдыхану».
Лай-Це не страшно — вот опушка,Квадраты рисовых полей,Вот тростниковая избушкаС заснувшим аистом на ней.
И прислонился у порогаЧернобородый человек;Он смотрит пристально и строгоВ тревожный мрак лесных просек.
Пока он смотрит — тихи звери,Им на людей нельзя напасть.Лай-Це могучей верой веритВ его таинственную власть.
Чу! Голос нежный и негромкий,То девочка поет в кустах;Лай-Це глядит — у незнакомкиТакая ж ветка в волосах,
И тот же стан, и плечи те же,Что у нее, что у Лай-Це,И рот чуть-чуть большой, но свежийНа смугло-розовом лице.
Она скользит среди растений,Лай-Це за ней, они бегут,И вот их принимают тениВ свой зачарованный приют.
<1918>
