Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск двенадцатый
Тут вы, конечно, найдете якорь, правда не слишком похожий на современные якоря и на тот традиционный, давно примелькавшийся якорек, который вы привыкли видеть на морских пуговицах, на пряжках флотских ремней, на флагах и значках. Увидите вы здесь и свиток карт, тоже не очень похожих на те карты, которые вы рассматривали еще в школе. Картушку компаса с затейливо разрисованным румбом «Норд», звездный глобус, граненую гирьку лота, сектор ручного лага, подзорную трубу и… странное устройство, внешне похожее на две большие бутылки, соединенные горлышками и заключенные в редкую ограду из деревянных реек. Сегодня вы не найдете такого прибора ни на одном судне, разве только в каюте у счастливого собирателя морской старины. А было время, когда ни один капитан не решился бы выйти в дальнее плавание без такого устройства. Оно служило для измерения и хранения времени. Проще сказать, это были морские песочные часы. О таких часах, достаточно удобных, не очень тяжелых, сравнительно точных и надежных, столетиями мечтали моряки, пока, наконец, в XVI веке они не появились.
Часы существовали и раньше. И прежде чем песочные часы пришли на корабли, люди уже давно умели измерять время. Тысячелетия назад еще египетские жрецы обратили внимание на равномерность видимого движения солнца и придумали сначала примитивные, а потом и более совершенные солнечные часы, которые с точностью до одной-двух минут показывали время. Но морякам такие часы не годились. Во-первых, они работали только днем, да еще в ясную погоду. А во-вторых, это был стационарный указатель времени, который показывал, как говорим мы сейчас, «местное время». А корабли, как известно, не стоят на месте. Поэтому такие часы не были пригодны для них.
Позже, во втором тысячелетии до нашей эры, в Риме кто-то обратил внимание на равномерность падения капель жидкости из худого сосуда. Цепкий человеческий ум ухватился за это явление, и вскоре появились водяные часы «клепсидры». Точность их была невелика, но по тем временам достаточна. Но морякам и водяные часы не годились. Стоило немного наклонить «клепсидру», и она начинала безбожно врать. При шторме вода вообще выплескивалась из сосудов, и часы отказывались работать, а представить себе судно, палуба которого не качалась бы, трудно.
Но вот пришли на корабли песочные часы. Во время качки они вели себя более устойчиво. Их можно было закрыть герметически — показания их от этого не менялись. Моряков такие часы очень устраивали, поэтому довольно скоро песочные часы стали просто незаменимыми на судах. И все же, прослужив неполных триста лет, они навсегда ушли в отставку. Впрочем, такую великую службу успели эти неуклюжие часы сослужить морякам, что и до сих пор на кораблях флота вспоминают их каждые полчаса.
В России песочные часы на флоте вошли во всеобщее употребление в 1720 году, когда Петр I ввел свой Морской устав, первый устав отечественного флота. В то время по табелю снабжения на каждый корабль полагались получасовые и четырехчасовые песочные часы. Острые на язык матросы очень скоро окрестили получасовые часы «склянками».
Тот же Морской устав разделил корабельные сутки на шесть равных промежутков времени. Их назвали немецким словом wacht, что значит «стража». Матросы быстро переделали его на русский лад. Получилось «вахта». В таком виде это слово и прижилось на флоте. Вахты на кораблях были великим нововведением: прежде продолжительность работ и отдыха рассчитывалась на глазок и в конечном счете зависела от воли командира корабля. Теперь командир делил время работы и отдыха, основываясь на параграфе устава и на показаниях часов. Отстоял матрос четырехчасовую вахту или отработал положенное время — иди отдыхай. Отдохнул четыре часа — снова становись на вахту или занимайся судовыми работами. И никаких пререканий, никаких споров о том, кому пришлось больше работать. Порядок! И завтрак вовремя, по часам, и обед, и ужин. Режим! А где режим и порядок, там и дисциплина. Где дисциплина, там и работа добротнее сделана. Это закон! И для прошлых времен, и для наших дней. В наше время трудно даже представить, как плавали корабли, когда не было вахт.
Вот этим немецким словом, переделанным на русский лад, и прозвали моряки четырехчасовые песочные часы.
Были на кораблях и еще одни песочные часы. Их называли тоже склянками или даже скляночками. Всего на полминуты были рассчитаны эти часы, а в отдельных случаях даже на пятнадцать секунд. Можно только удивляться искусству стеклодувов, ухитрявшихся изготовить такие точные по тем временам приборы. Как ни малы были эти часы, как ни короток был промежуток времени, который они отмеряли, услуга, которую оказали эти часы морякам, неоценима, и их, так же как и склянки, вспоминают благодарные штурманы каждый раз, когда говорят об определении скорости хода своего или иного корабля.
И поселились на юте больших кораблей склянки и вахты. Поселились прочно. Казалось, никому и никогда не уступят они своего места и своего значения. Более того, в конце XVIII века, то есть на двести с лишним лет позже, чем Х. Гюйгенс создал маятниковые часы, на русских кораблях к склянкам и вахтам прибавились еще один песочные часы, рассчитанные ровно на час.
Важно стояли часы на отведенном им месте, и весь экипаж корабля с уважением относился к этим стеклянным идолам. Еще бы! Это был своего рода «храм времени» на корабле. Специально приставленный к этому делу вахтенный матрос священнодействовал здесь, как жрец — хранитель времени.
Наверное, так же внимательно священнодействовали, поддерживая огонь, наши далекие предки в те времена, когда люди уже умели пользоваться огнем, но еще не умели добывать его. В то время потеря огня была равносильна гибели племени.
На корабле остаться без представления о времени не значит, конечно, потерять корабль. Но это значит потерять основу порядка и, что еще страшнее, потерять всякое представление о долготе, на которой находится корабль.
В те годы, о которых идет речь, многие моряки (да и не только моряки) уже довольно четко понимали, что такое географическая широта и долгота вообще. Зная широту и долготу, без труда находили любую точку на карте. Широту умели определять довольно точно, даже находясь в плавании. Для этого, например, в Северном полушарии достаточно было измерить угол между Полярной звездой, глазом наблюдателя и горизонтом. Этот угол и выражал в градусах широту места. Были и другие несложные способы определения широты, дававшие достаточную для безопасного плавания точность. А вот с определением долготы дело не ладилось.
Лучшие умы человечества пытались найти способ определения долготы, который удовлетворил бы моряков. Еще в начале XVI века Галилео Галилей трудился над решением этой проблемы; в 1714 году английское правительство объявило огромную премию тому, кто найдет способ определять в море долготу с точностью до половины градуса. Примерно тогда же было создано в Англии специальное «Бюро долгот». Но дело двигалось вперед туго, и морякам по-прежнему оставалось ждать.
Это было тем более обидно, что ключ к решению проблемы нашли уже давно. Точные часы! Вот и все, что нужно было морякам для определения долготы в море. Ведь Солнце совершает свое видимое движение вокруг Земли ровно за 24 часа. За это время оно проходит все 360 градусов долготы. Значит, за час Солнце уходит на запад на 15 градусов. Следовательно, зная разницу между гринвичским (принятым за нулевое) и местным (судовым) временем в любой точке нахождения корабля, можно простым расчетом определить долготу. Но в том-то и заключалась беда, что узнать эту разницу было совсем непросто. В этом, собственно, и заключалась проблема. Судовое время узнать не хитро: нужно точно заметить момент, когда солнце над кораблем придет в свою высшую точку. А гринвичское на первый взгляд еще проще: достаточно поставить свои часы по гринвичскому времени и во время плавания не переводить их. Но в то время точных астрономических часов, или, как их стали позже называть, хронометров, не было, а те карманные часы, которые уже были, ходили очень неточно. Одни убегали вперед, другие отставали неизвестно на сколько, а то и вовсе останавливались, и моряки по-прежнему предпочитали пользоваться склянками, не помышляя о достаточно точном для плавания определении долготы, которое требовало часов с отклонением от истинного времени в доли секунды. Тогда создать такие часы казалось невозможным. Петр I, например, попытку определить точную долготу места приравнивал к попыткам изобрести вечный двигатель или превращать дешевые металлы в золото, то есть к попыткам, совершенно бесплодным.
Так и плавали моряки, составляя представление о долготе по показаниям склянок. Приходилось приспосабливаться. И они приспособились!
Анализируя плавания моряков средневековья, специалисты обратили внимание на то, что плавали они, с нашей точки зрения, несколько странно: сначала они шли на север или на юг, а затем, дойдя до нужной широты, поворачивали на запад или на восток под прямым углом и шли, стараясь держаться достигнутой широты. Такое плавание требовало лишнего времени, лишней перестановки парусов, но так все же было надежнее: хоть одну из координат — широту — мореплаватель знал точно. Впрочем, и такое плавание не давало полной уверенности в том, что судно придет в нужную точку. Это порой приводило к курьезам. Так, испанская экспедиция 1567—1569 гг. Меданьи де Нейра открыла Соломоновы острова в Тихом океане. Но позже ни один мореплаватель не мог их найти, пока через два века французская экспедиция Бугенвиля не «открыла» вновь «исчезнувший» архипелаг.
