Николай Гумилёв - Сборник стихов (электронное собрание сочинений)
Этот город воды, колоннад и мостов...
Этот город воды, колоннад и мостов,Верно, снился тому, кто, сжимая виски,Упоительный опиум странных стихов,Задыхаясь, вдыхал после ночи тоски.
В освещенных витринах горят зеркала,Но по улицам крадется тихая темь,А колонна крылатого льва подняла,И гиганты на башне ударили семь.
На соборе прохожий еще различитВизантийских мозаик торжественный блескИ услышит, как с темной лагуны звучитВозвращаемый медленно волнами плеск.
Ольге Людвиговне Кардовской
Мне на ваших картинах яркихТак таинственно слышнаЦарскосельских столетних парковУбаюкивающая тишина.
Разве можно желать чужого,Разве можно жить не своим…Но и краски ведь тоже слово,И узоры линий – ритм.
Т. П. Карсавиной
Долго молили мы вас, но молили напрасно,Вы улыбнулись и отказали бесстрастно.
Любит высокое небо и древние звезды поэт,Часто он пишет баллады, но редко он ходит в балет.
Грустно пошел я домой, чтоб смотреть в глаза тишине.Ритмы движений не бывших звенели и пели во мне.
Только так сладко знакомая вдруг расцвела тишина.Словно приблизилась тайна иль стала солнцем луна.
Ангельской арфы струна порвалась, и мне слышится звук.Вижу два белые стебля высоко закинутых рук.
Губы ночные, подобные бархатным красным цветам…Значит, танцуете все-таки вы, отказавшая там!
В синей тунике из неба ночного затянутый станВдруг разрывает стремительно залитый светом туман.
Быстро змеистые молнии легкая чертит нога —Видит, наверно, такие виденья блаженный Дега,
Если за горькое счастье и сладкую муку своюПринят он в сине-хрустальном высоком господнем раю.
…Утром проснулся, и утро вставало в тот день лучезарно.Был ли я счастлив? Но сердце томилось тоской благодарной.
Марии Левберг
Ты, жаворонок в черной высоте,Служи отныне, стих мой легкокрылый,Ее неяркой, но издавна милойТакой средневековой красоте.
Ее глазам, сверкающим зарницам,И рту, где воля превзошла мечту,Ее большим глазам, двум странным птицам,И словно нарисованному рту.
Я больше ничего о ней не знаю,Ни писем не писал, ни слал цветов,Я с ней не проходил навстречу маюСредь бешеных от радости лугов.
И этот самый первый наш подарок,О жаворонок, стих мой, может быть,Покажется неловким и случайнымЕй, ведающей таинства стихов.
Твоих единственных в подлунном мире губ...
Твоих единственных в подлунном мире губ,Твоих пурпурных, я коснуться смею.
О слава тем, кем мир нам люб,Праматери и змею.И мы опьяненыСловами яркими без меры,
Что нежность тела трепетной женыНежней цветов и звезд, мечтания и веры.
Надпись на книге «Колчан»
У нас пока единый храм,Мы братья в православной вере,Хоть я лишь подошел к дверям,Вы ж, уходя, стучитесь в двери.
Командиру 5-го Александровскго полка (Никитину)
В вечерний час на небосклонеПорой промчится метеор.Мелькнув на миг на темном фоне,Он зачаровывает взор.
Таким же точно метеором,Прекрасным огненным лучом,Пред нашим изумленным взоромИ вы явились пред полком.
И, озаряя всех приветно,Бросая всюду ровный свет,Вы оставляете заметныйИ – верьте – незабвенный след.
Что я прочел? Вам скучно, Лери...
Что я прочел? Вам скучно, Лери,И под столом лежит Сократ,Томитесь вы по древней вере?– Какой отличный маскарад!Вот я в моей каморке теснойНад вашим радуюсь письмам.Как шапка Фацета прелестнаНад милым девичьим лицом.Я был у вас, совсем влюбленный,Ушел, сжимаясь от тоски,Ужасней шашки занесенной,Жест отстраняющей руки.Но сохранил воспоминаньеО дивных и тревожных днях,Мое пугливое мечтаньеО ваших сладостных глазах.Ужель опять я их увижу,Замру от боли и любвиИ к ним, сияющим, приближуТатарские глаза мои?!И вновь начнутся наши встречи,Блужданья ночью наугад,И наши озорные речи,И острова, и Летний сад?!Но, ах, могу ль я быть не хмурым,Могу ль сомненья подавить?Ведь меланхолия амуромХорошим вряд ли может быть.И, верно, день застал, серея,Сократа снова на столе,Зато «Эмали и камеи»С «Колчаном» в самой пыльной мгле.Так вы, похожая на кошку,Ночному молвили «прощай» —И мчит вас в психоневроложку,Гудя и прыгая, трамвай.
Взгляните: вот гусары смерти...
Взгляните: вот гусары смерти!Игрою ратных переменОни, отчаянные черти,Побеждены и взяты в плен.
Зато бессмертные гусары,Те не сдаются никогда,Войны невзгоды и ударыДля них как воздух и вода.
Ах, им опасен плен единый,Опасен и безумно люб,Девичьей шеи лебединойИ милых рук, и алых губ.
Канцона
Бывает в жизни человекаОдин неповторимый миг:Кто б ни был он, старик, калека,Как бы свой собственный двойник,Нечеловечески прекрасенТогда стоит он, небесаНад ним разверсты. Воздух ясен,Уж наплывают чудеса.Таким тогда он будет снова,Когда воскреснувшую плотьРешит во славу бога-СловаК небытию призвать господь.Волшебница, я не случайноК следам ступней твоих приник,Ведь я тебя увидел тайноВ невыразимый этот миг.Ты розу белую срывалаИ наклонялась к розе той,А небо над тобой сияло,Твоей залито красотой.
Канцона
Лучшая музыка в мире – нема!Дерево, жилы ли бычьиВыразить молнийный трепет ума,Сердца причуды девичьи?Краски и бледны и тусклы! УсталЯ от затей их бессчетных.Ярче мой дух, чем трава иль метал,Тело подводных животных!Только любовь мне осталась, струнойАнгельской арфы взывая,Душу пронзая, как тонкой иглой,Синими светами рая.Ты мне осталась одна. НаявуВидевши солнце ночное,Лишь для тебя на земле я живу,Делаю дело земное.
Да! Ты в моей беспокойной судьбе —Иерусалим пилигримов.Надо бы мне говорить о себеНа языке серафимов.
Вы дали мне альбом открытый...
Вы дали мне альбом открытый,Где пели струны длинных строк,Его унес я, и сердитыйВ пути защелкнулся замок.Печальный символ! Я томился,Я перед ним читал стихи,Молил, но он не отворился,Он был безжалостней стихий.И мне приходиться привыкнутьК сознанью, полному тоски,Что должен я в него проникнуть,Как в сердце ваше, – воровски.
В день рождения Мика
Первая книга ГипербореяВышла на свет, за себя не краснея,Если и будет краснеть вторая,То как Аврора молодая,Красными буквами пламенея,Видом прелестным сердца пленяя.
Михаилу Леонидовичу Лозинскому
