Лариса Рубальская - Собрание сочинений в одном томе
Поговорить подольше не было возможности, двери в зал закрывали, начинался сеанс. Эля, правда, успела сказать:
— Ребята, подождите после фильма. Поболтаем еще.
Фильм был неинтересным и тягучим. А может, это Эле так казалось. Да она, в общем, в содержание фильма и не вникала. Мысли ее вернулись в далекие дни юности, подробности выплыли откуда-то из лабиринтов памяти. В том числе и морской подлунный пейзаж, а в пейзаже этом молодой, аккуратный инженер, влюбленный в нее без памяти. Да, а жена его хорошо одета, дорого. Наверно, инженерам стали неплохо платить.
Эля завистливой никогда не была, да и натура у нее такая — много не надо. Хотеть меньше, чем можешь, — так они с Сашей эту свою жизнь формулировали. Да, в общем, могли они вдвоем уже немало. Все у них есть — машина хорошая, японская, квартира хоть и небольшая, но с высокими потолками и в центре. Дача с садом и огородом за сто километров тоже имеется, всегда гостей полно. А когда Эля продукты ходила покупать, на цены внимания не обращала. Что хотела, то и брала. Денег хватало на все. Жалко, что она пошла в кино одетая, как на дачу — в джинсах и майке. Все равно, думала, в машине. Не думала же, что вдруг Гришку там встретит с женой такой разодетой.
Фильм закончился. Гришка и Нина дождались, пока Элька с Сашей выйдут.
— Гриш, Нин, пойдемте к нам, посидим, чайку попьем, поболтаем. Мы тут недалеко живем. Я на машине. Хотите, потом домой отвезу. — Эля посмотрела на Сашу. — Правда, Сашуль?
— Давайте, ребята, не отказывайтесь. — Саша улыбался. — Пойдемте к нам!
Григорий не отрываясь смотрел на Элеонору, и как-то не просто смотрел. И Нина этот взгляд заметила.
— Спасибо за приглашение, но у нас завтра трудный день. У меня фитнес, а у Григория тайский массаж.
— Да ладно вам, трудный. Смеетесь, что ли? Давайте, залезайте в машину.
— Мы тоже на машине, — Гриша умоляюще смотрел на жену. — Нинуль, ну давай заедем на часок? Эля, поезжай впереди, дорогу показывай.
Эля немножко волновалась — сзади ехал огромный, очень крутой джип, и, наверно, Грише из-за него не видно, куда едет Эля.
Во дворе Элеонора припарковалась, а джип тоже притормозил, из него вышел Григорий, выпорхнула Нинуля, а сам джип поехал дальше.
— Ой, а кто это вас подвез?
— Наш водитель. Он сейчас припаркуется и будет нас ждать.
— Ничего себе! Гришка, ты что, начальником каким-нибудь стал? Машину служебную используешь в нерабочее время! — Эля суетилась на кухне — сырку-колбаски, тарелки, рюмочки…
Нинуля ходила по квартире босиком — она так любила. Эля заметила, что у нее ступни какие-то широкие, а пальчики на них — коротенькие и торчат в разные стороны, друг друга не касаясь. Как будто она только что педикюр сделала и топырит пальцы, чтобы лак не смазать. Сумку свою она в коридоре не оставила, а повесила на руку.
«Чего это она с сумкой-то не расстается? — думала Эля. — Денег, что ли, там много?»
— Нина, а вам сумочка-то не мешает?
— Нет. Не мешает. Разве может мешать сумочка, купленная в Милане за семь тысяч евро?
Эля думала, что Нинуля шутит, и подыграла ей.
— А зачем же человеку такая дорогая сумочка нужна?
А Нинуля вполне серьезно:
— А чтобы свои узнавали. Элеонора, я смотрю, у вас так чистенько, уютненько. Сколько раз в неделю домработница убирает?
— А мы вроде не пачкаем особенно. А пыль и пол я каждое утро сама протираю.
— Вы сами? Ты слышишь, Гришуля? Невероятно!
Дальше разговор понесся о разном, прыгали с темы на тему — и о том, что дочка Гришина в Лондоне учится, и что дом у них четырехэтажный, и соседи — всем известные олигархи, и что сам Гриша никакой не начальник, а владелец. И тем владеет, и тем, и тем… Короче, еще чуть-чуть — и олигарх. И поэтому Нинуля просто обязана выполнять всю олигархическую программу — и фитнес, и Куршавель, и сумочка из Милана. А платье на ней — первая линия известного итальянского дизайнера.
— А у вас, Эля, маечка тоже очень миленькая.
— Тоже, между прочим, первая линия. У нас на рынок как зайдешь, то первая линия направо.
Нинуля шутки не поняла, но, судя по всему, в неожиданных гостях ей нравилось.
— Эля, Элька, про себя расскажи. Как ты? Кто ты? — Гриша, казалось, забыл, что рядом и Саша, и Нинуля, смотрел влюбленными глазами на несостоявшуюся свою любовь.
— Да все классно. Жизнь как жизнь. У нас с Сашкой полный порядок. И мы всему рады и всем довольны.
— А мне все время хочется больше и больше, — Нинуля поддержала разговор, — и чтоб не меньше, чем у соседей. Но, в общем, и мы живем неплохо. Единственное, что забот слишком много — прислуги полон дом, за всеми следить надо. Чтоб не украли чего, чтоб туалетом и душем в доме вдруг не воспользовались. Да вообще, чтоб свое место холопское знали. Вот и нервничаю целыми днями.
— Ниночка, платье у вас классное. А что, вашего размерчика не было? Побольше, я имею в виду, — Эля тихонько наступила под столом на ногу Саше. — Неужели фитнес не помогает?
Нинуля пропустила эти слова мимо ушей, но на часы посмотрела.
— Пойдем, Гришуль?
— Пойдем, Нинуль.
В коридоре целовались по-дружески. Когда Нинуля нажимала на кнопку лифта, Гриша наклонился к Эле, шепнул: «Я позвоню?!!!»
* * *Все, кто приходил в дом к Эле и Саше, замечали, что ремонт у ребят замечательный. Классный ремонт! Сколько вкуса! Кто дизайнер?
— А, дизайнер? Да парень один, Баргузинов Серега. Между прочим, бальными танцами занимается. Кстати, надо ему позвонить — в одном месте плинтус чуть-чуть отошел. Пусть бы пришел подделать.
* * *Сергей Баргузинов пришел с коробкой конфет — он был рад снова попить чаю с Элеонорой Александровной. Плинтус-то что! Пять минут, и готово.
— Сереж, как дела? Как твои Оксанки? Какие успехи на поприще балета?
— Знаете, Элеонора Александровна, я решил бросить танцы эти. Ведь Оксанка моя права — она же замуж выходила не за танцора, а за маляра. И зачем мне ее подводить? А танцы и без меня найдется кому танцевать.
Серега засобирался домой.
— А хотите, я покажу, что я своей младшей Оксанке купил? — Серега выложил из сумки рабочую одежду, а потом достал какой-то красивый пакетик. — Вот, смотрите, какая красота! — На огромной Серегиной ручище лежали малюсенькие розовые пуанты.
Слежка
Каждый день что-то происходит. Не только со мной, со всеми. Бывает поудачнее — кто-то позвонил и бах — перемена к лучшему. Бывает похуже — бах, очки или кошелек потеряла. Но в этом привычном караване дней случаются такие, которые остаются в памяти и на линии жизни. И, главное, мало что можно изменить. А если так, то зачем об этом постоянно думать, разводить пыль на полках памяти?
Нет, я, конечно, не говорю, что нужно забыть все и всех — людей, впечатления. Но если все время жить воспоминаниями, то невозможно чувствовать настоящее.
Вот почему продолжительность жизни в Японии такая высокая? Думаете, из-за того, что едят рыбу и водоросли? Неправильно думаете. Просто они умеют забывать. Сколько раз я слышала от японцев: ну чего ты все время тревожишься? Без конца звонишь по телефону! Ведь если что-то должно случиться, это произойдет, как бы ты ни старалась. Только у тебя в душе появляются шрамы и рубцы, которые сокращают жизнь.
И правда, стала я перебирать в памяти свои тревоги и поняла, что японцы правы. Мне, конечно, поздно меняться, перестать волноваться и бурно реагировать на беды и радости, таким образом топая в сторону долголетия. А вот вы попробуйте.
Еще я заметила, что у каждого человека есть свой жизненный график. Не в смысле — во сколько уснуть, во сколько проснуться. Этот график никем составлен быть не может. Он складывается сам по себе. И называется судьбой. Мы не можем сказать себе — сегодня я буду веселой, а в воскресенье, например, все мне будет казаться обидным. Возможно, конечно, и то, и другое. Но бывает так, что ничего не загадываешь, ничего не предчувствуешь, и вдруг — бум, и происходит то, о чем ты и подумать не мог.
Правда, без предварительной подготовки это — бум! — произойти не может.
Сейчас-то я умная, направо и налево советы раздаю. И к ним прислушиваются, и часто они оказываются правильными. Но на этот ум ушла целая жизнь. В молодости-то я была дура дурой. И при этом очень отзывчивой. И уж если подруга чего попросит — пулей выполнять.
Ну вот, однажды, когда я в библиотеке работала, приходит моя напарница Галка грустная-прегрустная. Муж ее, Василий, похоже, загулял. Приходить домой стал поздно, притом неразговорчивый.
Однажды вообще ошалел, цветы ей принес — розу. Вроде бы радоваться надо. Она и радовалась бы, если бы поступок такой джентльменский был не первый раз за восемь лет их совместной жизни. Даже замуж Галку звал без цветов, и, когда регистрироваться пошли, она сама себе букетик купила. Хорошо, что лето было — цветы недорогие. А тут вдруг роза. И, главное, это не в день получки было. Сунул ей эту розу, а сам молчит, в телевизор уставился. Даже есть отказался, не в настроении, видите ли. Ну и что тут можно подумать? Розу эту он небось не ей купил, а кому-то еще. И эта кто-то еще какой-нибудь финт отколола, и роза так и осталась у Васьки. Не выкидывать же. Он ее Галке и сунул, даже шипом уколол, кровь шла. Галка эта моя теперь все время его подозревает, с ума сходит. Доказательства нужны, чтобы Ваське или той его хоть как-то отомстить. Но доказательства — дело непростое. Вот Галка вся в раздумьях и ходит, говорит — узнать бы, с кем он ее предает, она бы этой гадине все волосы на башке вырвала.
