Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы - Борис Юлианович Поплавский

женщины. Её ль ты стоишь? (Стоишь.)Подпрыгивая часто, как барман,Трясу коктейль из слёз. Ты пьёшь и сволочь поишь.(То об зверях домашних говорю.)Но будет! Будет нэкое свиданье!Порю детей. Пальто любви порю.Ты ж порешь чепуху мне в назиданье.Смирение: морение души.Души её! но ан склизка Ты, Мойра.И ань собрав последние гроши:Верчу фанданго, плачу: Ойра! Ойра!

Рисунок Поплавского. 1925

23.

Невидный пляс безмерный невпопадТвой обморок о морока МойраНесладкий но красивый шоколадВыкачивает вентилятор в мореВидна одна какая-то судьбаИ краешек другого парохода.Над головой матросская ходьбаОхота ехать на волка ль охотаТо ль облака вылазят из трубыИль страшный звук не ложного исходаПо ходу отдалимся от мольбыТвоей руки на берегу отходаЧто будет в море мор ли водный моргНа юте рыба иль в каюте ибоКомический исторгнули восторгКомы воды кому в аду. СчастливоТак босую башку облапошивПлясали мысли как лассо лапшиОтца ли я? Отчаливало мореМахала Ты нахалу тихо Мойра1925

24. Аквариум

Марку Мария Талову

Кафе, нейтральный час подводный светОтёки пепла на зелёных лицахВторые сутки говорит соседИ переутомлённо веселитсяВсплывает день над каменной рекойВозобновляется движение и счастьеИ воскресенью честь отдав рукойВосходит флаг над полицейской частьюТак вот она [так вот она][24]: земляЯ наконец достиг её и тронул[25]Как рваный киль пустого корабляЧто в мягкий ил врезается без стонуТак вот она какая жизнь людейВот место где пристёгнуты подтяжкиВот рай где курят и играют в шашкиПод дикое жужжание идейНе верил я что можно жить в водеНе выплывая и не умираяИ даже не заботясь об едеА как-то так, вздыхая и играяПаря бездумно в голубой беде.Париж 1924–1925

25. Пифон-тайфун

Вадиму Андрееву

Чудесное морское избавленье,Соизволенье. Чу! Да се циклон,Антициклон. В пониженном давленьеУсматриваем мы: мотоцикл он.Цыц вы, матросы, всякие отбросы,Пожните клевер, кливер в вышине;Но выше не носите папиросы,Плавучей поручившись хижине.Гремучею змеёю ветр ползёт,Слегка свистит на реях, как на ветках.Слегка молчит, хвостом прикрывши рот.Мы в кубрик лезем, как в песок креветки.Но вдруг пифон на палубу упал,Испуганно нам закивали снасти,И повторяя слабости гопак,Судно колени клонит пред ненастьем.Склоняет разны капитан слова.Но по пятам за ним летают волны.И как мотается у мёртвых голова,Орудия катаются по чёлну.Развёртываясь, паруса летят,Насос огромный, их вбирает ветер,Мяучат блоки, как семья котят,Но кошка-смерть спешит, бежит ответить.И лапой на бок положив корабль,Его облизывает языком, любя,И видят даже те, кто очень храбр,Как скачет пена на её губах.Несносный треск, матросный босый топот.Ползём на мачту – на бревно дыбы.И я, заканчивая стихотворный опыт,Смотрю – корма привстала на дыбы,Перевернуться медленно дабы.Потом немало выпил я воды.

26.

Живущий суетен а спящий мёртвКуда не глянь всё суета и гибельТвердит герой «Достойные враги бы»Невидный враг над ним смеётся чёртОбидный мрак приоткрывает спящийСолидный зрак живущему не впрокТак смысл некий оселок ледащийБулат, була. Была Ты мне в упрёкТочи точи то чи не безопасноЗапасный путь запасся пуд ли путИл́и аршин или кругáн ИсусЗабыл мя отче я ж совсем капутБезотговорочно таможенный контрольЛьзя отговариваться но ваться обузаАн бьёт слеза горюча как петрольИль керосин о дети кара пузаЯ карапузом поднимаюсь в домДом дом звонок застану ль поезд домаБегу по Богу как с горы бидонСтоит мерзгляк тот да о тот МадоннаСажусь на снег спасибо и на том1925

27. Art póetique

Уста усталости мне говорят пустякПустынника не стоящий поступокПостой постой о костоед костякТы поступился уж не на посту ТыПо ступке пест по ступеням ступняСтупай стопа – бумажная растёпаТебя в огне растопит истопникТвой мир потопав, будто в час потопаНо топот тополиной берестыБеречь барак от барчука ступайЧук чук да чук да чуков больше стаИль даже больше. Боль же не хочуНо чу чудак чердатый кавардакДикарь дока доказывает вечноНа воле процветает кавардакНо оды ночи все народны вечны1925

28.

Качалка счастья сорвалась с крюкаТонка мочалка и нерасторопнаНо снова вешает трапецию рукаВращает снова в воздухе ужо паСлонами пахнет цирк. Над головойЕго флажок развёрнутый по ветруВыходят аккуратные борцыСадятся в поезд хитрые мальцыИ уж (змею) глотают километровО переезда снежный контрабасБа сын миноги вовсе не безногийВерблюды входят горячась в лабазИль Вы со мною несомненно многиЦирк входит в поезд не дойдя по поясДрались на шашках мы в купе подолгуДолг не отдавши засыпали чайЧай пыли не избегнешь невзначайУдачи ждали издали гондолыЦирк невесёлое Ты общежитиеДрожит в фойе на колесах дрожитСлон православных называет «жид»И вызывает их на мордобитиеАрены ресторанной посредиПустующей как первые ряды1925

29.

Не верьте гибнет кто не может житьИ кто дрожит безмерно дорожитПодходят незаметные ножиСтал храбрый взял их как бы злато жидПодходит смерть глядя. О взгляд косойКостой молчит он равнодушен к блядямМы гладим позабыв о шоколадеПостой мы прачки, спрячь-ка, мы косойУтюг витюг, в огне стоит пожарныйДрожа к нему к немому он к водеОн деву режет лезвием ножаПоджаривает гладит он поджарыйНо смерть пошла не за любовь за деньгиНичто за за, о не уговоришьУжо так грит не хочешь хорошенькоБац этим самым. Я упал. Воры!!!1925

30.

Смирение парит над головойВоенною музыкою и зыкомМорение схватило нас хоть войРаспух от страха и жары языкНа сходку сквера мы пришли без зоваУвы должно без голоса уйдёмСлова излишние придали форму зобаПолна вся улица они влезают в домДом дом о дверь меня кричу нет домаНе слышат притворяются идутТекут из крана с потолка ползутНастигли завсегдатаи СодомаВисят и тащат по ступеням внизВыводят за плечи как на расстрел на площадьСмеётся в воротник и плачет лошадьЗря подневолье. Я же продолжаю визгОру кричу но чу кругом пустынноПустыня ходят невесомо львыО Лазаре! Я спал! О выли львыНесут для погребения простыни1925

31.

Неисправимый орден, тихий ордер,Я на груди носил, не выносил.Кругом кричали духи, ухи, мордыИ выбивались из последних сил.Мы встретились на небольшом бульваре;На бóльварке нам было бы верней.Мы встретились и мы расстались, твариВернее кошки и коты верней.Лечу назад и подзываю время,Оно спешит, свой приподняв картуз.Так скачет лошадь, я же ногу в стремя;Шасть дефилировать, как счастья важный туз.А вот и вновь невесть какие вётлы,И мётлы месть: иду, спиною пятясь.Бонжур кричу, вы модник? плотник? мот ли?А я не знаю, я бесследно спятил.Молчи! Мол, чи? поэт: не об изъяне.Ты обезьяна, длинный скандалист.Ты глист, ты лист, хоть не Густав, но Лист.Шасть возвращаюсь. Вот те и гуляно!

«Неисправимый орден, тихий ордер…». Черновик

32.

Э.А.П.

Мы молока не знаем молоканеНо камень канун не один для всехКак мрёт наш брат а как АмериканеИ как лошак сожрав иглу в овсеИгру мы затеваем напеваемНапаиваем хорошо паятьКто не больны Тебя обуреваютРвут разрывают наверху на ятьКакой рукой мы шевелимы мало льВалимы в потрясающий покойКой новоявлен не расслаблен койУбережён от жала от кинжалаЖаль иностранец неумел и страшенПошёл пошёл я от него молчуЧу слышу я бегут агу мурашкиНо так и след как чудный плед лечуНу что ж Христос мне говорит Ты гритДавно со мною не напился чаюЯ говорю так точно сухариМы ваше бродье он