Товарищ Сталин, вы большой ученый… - Юз Алешковский
Золотая Инь-Ту-И-Ци-Ян…
Эту рыбку о двух головах
я увижу во сне.
Мысль о великих странностях простоты, пришедшая в голову на сеновале
Всей твоей жизни не хватит, Юз Фу,
чтобы в сене иголку найти.
А вот травинку в куче иголок
найдешь моментально!
В зябком нужнике фанзы думаю о судьбах Родины и достойном образе личной жизни
Зимним утром в сортире,
с шести до семи,
присев на дощечку —
уже согретую фрейлиной И, —
газетенку читать,
презирая правительственную печать,
и узнать,
что накрылась ДИНАСТИЯ, —
это кайф!
Но не стоит мечтать
о гармонии личного
и гражданского счастия.
Ногтем озябшего пальца Юз Фу накорябал стишок на морозном окошке
Покойному другу Андрюше Битову
Вьюга, сука, достала.
Три унылых луны до весны…
За порогом фанзы —
бессердечная наледь…
Душу кружке вина
от зимы не избавить…
На сугробах двора
ни поссать, ни посрать…
Сад бы, что ли, рябит его гладь,
вспыхнул вдруг
нежно-розовым светом…
Друг мой милый,
зимой помирать
несравненно скучнее,
чем летом.
В снежную пору обращаюсь к белому гусю, отставшему от стаи
Снегопад. Сотня псов
подвывает за дверью.
В печке тяга пропала.
Закисло вино.
Развалилась, как глиняный чайник,
Империя.
Императорский двор и министры —
говно…
Бедный гусь!
Белый гусь!
Не теряй столько перьев!
Я нашел возле дома одно.
Вот – скрипит,
как снежок
на дороге,
оно.
В работах по дому стараюсь забыть о стихийном бедствии
Цветов насажал в фанзе и снаружи.
Огурцов засолил.
Воду вожу с водопада.
Сделай, Господи, так, чтобы не было хуже,
а лучшего, видимо, нам и не надо…
Вместо кофты сгоревшей
фрейлина И
зимой мне свяжет другую.
Попытка выразить необыкновенное чувство, впервые испытанное мною на скотском дворе
Что есть счастье, Юз Фу?
Жизнь – в поле зрения отдыхающей
лошади
или утки, клюв уткнувшей
в пух оперения…
Даже если исчезнуть навек
из поля их зрения…
На морском берегу чую приближение старости
Устриц на отмели насобирал,
только вот створки никак не открою.
Очень руки дрожат у Юз Фу.
К сожалению, не с перепоя.
Два трехстишия о полувековой опале Юз Фу, одно из которых, как ему кажется, тщательно зашифровано
Два лимона на белом столе…
РЯДОМ – черный котенок…
Вдали от придворных интриг,
гоняя чаи одиноко,
вспоминаю фрейлину И
в час, когда нас застукала стража…
Радуясь торжеству жизни водоплавающих, думаю о бедах отечества
В воде ледяной
занимаются утки любовью,
а вот поди ж ты – не зябнут!
Случайный, молюсь, чтоб любая беда
сходила с народа как с гуся вода.
Погуляв, возвращаюсь к домашнему очагу
Малахай мой заложен.
Новый пропит халат.
В ночлежке забыты портки.
Но осталась надежда,
что фрейлина И
голым узнает Юз Фу.
Выпив рисовой водки, пьяненько вглядываюсь в скромное украшение фрейлины И
Бирюза, бирюза!
Ты – морская волна,
отсвет омута,
кошки дикой глаза,
васильковая рожь,
незабудки,
старинная брошь,
небеса…
БИРЮЗА —
мы вдвоем,
ты и я.
Чудеса,
золотая моя!
Послесловие для друзей
Все это начирикано
в дивном одиночестве,
под покровительством
фрейлины И.
В Китае я был бы Юз Фу,
а здесь у меня иное имя и отчество.
Поднебесная – Коннектикут
Год Змеи
Песни
За дождями дожди
В такую погодку – на печке валяться
И водку глушить в захолустной пивной,
В такую погодку – к девчонке прижаться
И плакать над горькой осенней судьбой.
За дождями дожди,
За дождями дожди,
За дождями дожди,
А потом – морозы.
Зябко стынут поля,
Зябко птицы поют
Под плащом ярко-желтой березы.
Любил я запевки, девчат-полуночниц,
Но нынче никто за окном не поет,
Лишь пьяницам-листьям не терпится очень
С гармошками ветра пойти в хоровод.
За дождями дожди,
За дождями дожди,
За дождями дожди,
А потом – холода и морозы.
Зябко стынут поля,
Зябко птицы поют
Под плащом ярко-желтой березы.
Но знаю отраду я в жизни нехитрой:
Пусть грустно и мокро, но нужно забыть,
Про осень забыть над московской палитрой
И с горя девчонку шальную любить.
За дождями дожди,
За
