Неизвестен Автор - Фламенка
И в благородной к ней любви
Позабывали о тоске
Своей. Зажав ключи в руке,
Ревнивец часто появлялся.
1360 Надолго он не оставался,
Но, не затеяны ли шашни,
Следил, и целы ль стены башни.
Девицы ставили на стол
Что было, так как он завел
Через окошко, не мудря,
Как в трапезной монастыря,
Заране ставить все, откуда
Те брать могли питье и блюда.
После обеда всякий раз
1370 Он выходил, как напоказ,
Гулять; но были все стези
Его протоптаны вблизи,
Ибо на кухню заходил
Он и внимательно следил
За тем, что делает жена,
И часто видел, как она
Изящно режет хлеб, жаркое
И подает своей рукою
Двум девушкам, а заодно
1380 Еще и воду и вино.
И заключен был тайный сговор,
Чтоб не проговорился повар,
Что с них шпион не сводит глаз.
Но не хватило как-то раз
Вина девицам за обедом,
И был им тот секрет неведом,
Когда из-за стола одна
Пошла к окошку взять вина.
И н'арчимбаутова засада
1390 Открылась ей: таясь от взгляда
Ее, он вышел, но уже
О том сказала госпоже
Алис, девица, коей равных
Нет и средь самых благонравных.
Была другая, Маргарита,
Благоусердьем знаменита.
Старались оказать почет
Они Фламенке и уход
Создать. Ей выпало без счета
1400 Невзгод, преследует зевота
Ее, и вздохи, и тоска,
И все по воле муженька.
Слез выпила она немало.
Но бог - за то ль, что так страдала,
Ей милости явил свои,
Не дав ребенка и любви,
Ибо, любя, но не питая
Ничем любви, она до края
Дошла бы в горести своей.
1410 Вовек не полюбить бы ей,
Когда б Любовь - чтоб не уныла
Была - ее не обучила
Тайком себе, но до поры
Ей не открыв своей игры.
Ей смерть мила. Из башни тесной
Открыта дверь лишь в день воскресный
Иль в праздник. Даже малословных
Бесед никто с ней, из духовных
Или из рыцарей будь он,
1420 Не вел, ведь в церкви отведен
Темнейший угол был Фламенке:
С двух от нее сторон по стенке,
Пред ней же сбитый из досок
Заборчик частый столь высок,
Что доходил до подбородка,
И там она сидела кротко.
Могли с ней вместе две подружки
И сам ревнивец быть в клетушке,
Но он любил вовне сидеть,
1430 Как леопард или медведь,
Всех озирая с подозреньем.
Ее, лишь в ясный день, за чтеньем
Евангелия, стоя рядом,
Вы б различили острым взглядом.
Ей подношенье отнести
Нельзя, к священнику ж пути
Не дать - все ж мудрено супругу,
Однако целовала руку
Лишь сквозь какой-нибудь покров.
1440 Податчиком ее даров
Был н'Арчимбаут, ее защита.
Священник, так как было скрыто
Лицо, рука же под перчаткой,
Ее не видел и украдкой
Ни в Пасху, ни пред Вознесеньем.
К ней служка шел с благословеньем {78},
И он-то бы увидеть мог
Ее, коль было бы вдомек.
Эн Арчимбаут, лишь missa est {79}
1450 Звучало, поднимал их с мест:
Полуденной молитвы {80} глас
Глушил он, и девятый час,
Когда кричал: "Вперед! вперед!
Меня обед давно уж ждет.
Довольно мешкать, поспешим",
Не дав молитв окончить им.
Так шли дела два с лишним года.
Встречала новая невзгода
Их что ни день, росла печаль.
1460 Меж тем, под вечер ли, с утра ль,
Не останавливаясь, кроет
Себя эн Арчимбаут и ноет.
Был славен ваннами Бурбон;
Вход для купанья разрешен
И местным был, и чужестранным
Гостям; прибиты плитки к ваннам
С пометой, прок в какой каков.
Здесь делался совсем здоров
Хромой иль вообще недужный,
1470 Курс этих ванн принявши нужный.
А чтобы в час любой для всех
Купанье было без помех,
Хозяин хлопотал о том,
За плату ванну сдав внаем.
Тек в каждую воды поток,
Горячий, словно кипяток;
Холодной же воды подачей
Вы охлаждали жар горячей.
Там ванны были против хвори
1480 Любой; на крепком дверь запоре,
Как в доме - стены, нет прочней.
При каждой комната, чтоб в ней
Для освеженья или сна
Прилечь - кому на что нужна.
С владельцем ванны, всем известной
Своим богатством, в дружбе тесной
Был н'Арчимбаут, и так как ванна
Была близ дома, постоянно
В ней с давних пор купался он.
1490 Всегда следил Пейре Гион,
Той ванны и других хозяин,
За чистотой; пол был надраен,
Блестело все; особам знатным
Сдавал он их: вход был бесплатным
Для н'Арчимбаута и свободным.
Он иногда считал угодным
Жене доставить развлеченье
Иль выказать расположенье
И брал с собой; но было кратко
1500 Оно, так вел себя он гадко:
Она должна была в одежде
Стоять подолгу в ванной, прежде
Чем он везде не сунет нос;
Затем он прочь трусил, как пес,
Что выставлен, визжа, за дверь
И кость начнет стеречь теперь.
Он ванну запирал ключом,
Который был всегда при нем,
И в комнате сидел наружной.
1510 Когда же выйти было нужно
Фламенке, девушки звенели
Бубенчиком, для этой цели
Подвешиваемым внутри.
Эн Арчимбаут спешил к двери
И выпускал их, но тотчас
Набрасывался всякий раз
На госпожу, как озверелый:
"Вы год не выходили целый!
Мне Пейре Ги прислал вино,
1520 По вкусу было б вам оно,
Но гнев вы распалили мой,
Я отношу вино домой.
Вы видите, который час!
Обедать уж пора, а вас
Все нет. Даю вам обещанье:
Я на год вас лишу купанья,
Коль это повторится снова".
Тут тычется он бестолково
В дверь ванной - нет ли там кого,
1530 Ибо от зренья своего
Подвоха ждет: бедняге мнится,
Что кто-то там в углу таится.
Но объясняет Маргарита:
"Сеньор, уж госпожа помыта
Была и вышла бы, но сами
Мы, услужая нашей даме,
Купаться стали вслед за ней,
Зато и вышло все длинней.
Вина и грех лежат на нас".
1540 - "Мне что, - он говорит, - я пас,
Кусая пальцы. - Даже гусь
Не плещется, как вы. Но злюсь
Я вовсе не на ваш заплыв".
Алис, на госпожу скосив
Глаза, в ответ: "Сеньор, как странно,
Вы чаще принимали ванны
И мылись дольше госпожи",
И собственной смеется лжи,
Ибо о том не шел с тех пор,
1550 Как он женился, разговор.
Ногтей и косм уже не стриг,
Он жил одним: как он в тайник
Отправится и пошпионит.
Ничей упрек теперь не тронет
Его: не сбреет он вовек
Усов - как славянин или грек.
Так думает нагнать он страх:
"Жена, такого, при усах
И бороде, меня боясь,
1560 В любовную не вступит связь".
В те дни, когда, свиреп и шал,
Эн Арчимбаут так ревновал,
В Бургундии был рыцарь, в коем
Природа самым лучшим кроем
Свой разверстала матерьял,
Чтоб он со временем крепчал.
Не пожалев трудов и знаний,
Прекраснейшее из созданий
Она явила - мир воочью
1570 Узрел достоинств средоточье:
Красив, умен и храбр был он.
Авессалом и Соломон {81},
Стань существом они одним,
Сравниться не могли бы с ним.
Парис и Гектор и Улисс {82},
Когда б втроем в одно слились,
Не стали б вровень все ж ему
По доблести, красе, уму.
Чтоб описать столь превосходных
1580 Людей, и слов-то нет пригодных.
Но хоть частично, как умею,
Исполню эту я затею.
Златые локоны волнисты,
Чело высоко, бело, чисто;
Густы, изогнуты, черны
С разлетом брови и длинны;
Глаза смеющиеся серы;
Изящно вырезанный, в меру
Длинен и тонок нос прямой
1590 И с арбалетной схож лукой;
Лицо округло, краски живы.
Средь майских роз, как ни красивы,
Таких и самых свежих нет,
Чтоб этот повторили цвет,
Где белое смешалось с алым
В подборе, прежде небывалом.
А уши розовые, лепки
Искусной, и крупны, и крепки;
Прекрасен также рот точеный,
1600 Во все, что произнес, влюбленный;
Во рту белеют зубы ровно,
Все из слоновой кости словно;
Чуть-чуть раздвоен подбородок,
Став лишь милей, - но контур четок;
Прямая шея - сгусток силы,
Не выперты в ней кость иль жилы;
В плечах широких мощь - они
На вид атласовым {83} сродни,
Предплечий мышцы не малы
1610 Отнюдь, но плотны и круглы;
Ладони тверды, и суставы
У длинных пальцев не костлявы;
Грудь широка и узок стан;
В ногах не сыщется изъян:
Хоть бедра мощны, но не тяжки,
И стройны выпуклые ляжки;
Коленки плоски; все в порядке
И с икрами: продолги, гладки;
Ступня крута, подъем высок
1620 Его догнать никто не мог!
Тот, кто теперь знаком вам ближе
Со слов моих, учась в Париже,
Все семь искусств {84} там превзошел,
И сам сколько угодно школ
Открыть бы мог по всей стране.
Читать и петь он наравне
Мог в церкви с братьей клерикальной.
Домерг, учитель фехтовальный,
Так научил его колоть,
1630 Что видел он, где шпаге плоть