Константин Бальмонт - Птицы в воздухе. Строки напевные

ИЗМЕНА БЕЗ ИЗМЕННИКА

О, нет, я не изменник,

Красивые мои.

Я был вам верный пленник,

Я ваш был, в забытьи.

Но, ежели с царицей

Я был и царь и раб,

Лечу я вольной птицей

Из царства скользких жаб.

Я был бы вечный пленник,

Всегда б склонялся ниц,

Но медлит лишь изменник

Средь измененных лиц.

Но медлит лишь бессильный

В скованности дней,

Где путь простерся пыльный,

Где больше нет стеблей.

Я никогда не ленник

Нецарственных цариц,

И нет, я не изменник,

Я птица между птиц.

ТЕРЕМНЫЙ УМ

Тесный женский ум живет вечно в терему,

Как ему не скучно там, право, не пойму.

Я привольная волна, весь свой день бежал,

А коль берег наступил, умер пенный вал.

Тесный женский ум, проснись, есть восторг ума,

При котором хороши даже терема.

Ты, проснувшись, в яви спи, встанет вал светло,

Заблестит в твоем окне, как огонь, стекло.

Тесный женский ум, люби, есть восторг ума,

При котором хороши даже терема.

ОХОТНИК

Я охотник, я стрелок,

Я в пути, и путь далек.

Долго я в лесу плутал.

Полон мой ягташ. Устал.

Отдохни, мое ружье.

Птица там? Оставь ее.

Звери там? Не тронь их рой.

Пусть живут. Иди домой.

Ты болото миновал.

Выпей в честь трясин бокал.

И в трясинах есть краса,

Травы, жизни, голоса.

Не запутал ты души

В чаще, в стонущей глуши.

Там нашел — чего искал.

Выпей в честь глуши бокал.

Дев лесных заслыша зов,

Не свалился в скользкий ров.

Похвала бесовским рвам,

Зорок глаз мои, слава вам.

Я натешился вполне.

Путь далек, но видно мне.

Верен был курок ружья.

Лес, прощай. Есть дом — и я.

ДВОЙСТВЕННЫЙ ЧАС

В вечерней ясности молчанья

Какое тайное влиянье

Влечет мой дух в иной предел?

То час прощанья и свиданья,

То ангел звуков пролетел.

Весь гул оконченного пира

Отобразила арфа-лира

Преображенных облаков.

В душе существ, и в безднах Мира,

Качнулись сонмы тайных слов.

И свет со тьмой, и тьма со светом

Слились, как слита осень с летом,

Как слита с воздухом вода.

И в высоте, немым приветом,

Зажглась Вечерняя Звезда.

ТРИ КОНЯ

На трех конях Властитель Солнца

Свершает выезд в Иванов день.

И конь один красней червонца,

И конь другой есть конь-игрень.

И третий конь весь белый, белый,

Как будто вылит из серебра.

Властитель Солнца, светлый, смелый,

Свершает выезд.—«В путь. Пора».

Но чуть доедет до зенита,

Конь златокрасный горит — и пал.

Властитель Дня хлестнет сердито

Тех двух — и дальше поскакал.

И конь-игрень он тоже красный,

Но с белой гривой, о, с белой он.

Он мчит, бежит, играет, страстный,

И пал, и пал на небосклон.

У бога Солнца сердце сжато,

Ему лишь белый остался конь.

На склонах яркого заката

Горит пурпуровый огонь.

И виден в тучах белоснежных

Конь смертно-бледный из серебра.

Властитель Солнца, в снах безбрежных,

Свершает путь.—«Домой. Пора».

ОЖЕРЕЛЬЕ

СТЕБЕЛЬ ПРИДОРОЖНЫЙ

Тонкий колос нив не наших,

Стебель придорожный,—

Словно пил в нездешних чашах,

Чар Египетских отведал, здесь тебя взрастивший,

                                         гений,

Бестревожный,—

Так утонченно-спокойный, между дремлющих

                                       растений,

Истонченный, нежно-стройный, вознесенный в мир

                                        видений,

Ты стоишь, в воздушной грезе, на краю большой

                                         дороги,

Как созданье сновидений,

Как Египетские боги.

ЧЕРВОННЫЕ СВЯТКИ

Святая неделя, Червонные Святки,

Тут Солнце — в веселии нашем сполна,

Дарит нам сиянье свое без оглядки,

А Ночи вещает, мол, ты не нужна.

Во все продолженье Пасхальной седмицы,

Как Солнце взошло, так не хочет зайти,

И долго поют нам полдневные птицы,

И долго хотят нам все травы цвести.

ЗОЛОТАЯ ПАРЧА

Золота парча развивается 

Золотая парча развивается,

Кто-то в путь в дорогу сбирается

Это мать ли моя, или милая?

Иль чужая старуха унылая?

Золотая парча развивается,

Путь-дорога в леса означается.

То не милая, нет, не старуха, не мать,

Не хотят они в мире, не могут гулять.

Золотая парча развивается,

Заколдованный замок вздымается.

Это мысли мои, это вольность мечты,

Ей доступны пути Красоты.

БОЖЬЯ

Спросил я весеннюю божью коровку:

Зачем одеваешься в красную кровку?

Наряд у сестренки твоей — золотой.

Но малая божья рубинка молчала,

И двигала крылья, и их расцвечала,

Раскрыла — и прочь от вопросов, домой.

ЗЕЛЕНЫЙ, КРАСНЫЙ, ЧЕРНЫЙ

Зеленый, красный, черный цвет

Литовцы разно чтили.

В зеленом видели расцвет,

Блаженство изобилии.

В гореньи красного — войну,

А в черном — ведьму злую,

Что сонмы душ ведет ко сну

Чрез язву моровую.

Я весь весна — ведь я поэт,

И я война — я ранен,

Но в трех цветах лишь черный цвет,

Мне черный цвет желанен.

ТРИ КАМНЯ

«Я их люблю обеих»,

     С тоскою я сказал.

«Я их люблю обеих»

«Твой ум запутан в змеях»,

     Сказал мне Камень Ал.

«Но выбрать не могу я.

     Хотя бы я посмел.

Но выбрать не могу я».

«Тогда умри, тоскуя»,

     Сказал мне Камень Бел.

«Нет, мир мне — в двух врагинях.

     Два мира в них святынь,

Весь мир мне в двух врагинях».

«Тогда живи в пустынях»,

     Сказал мне Камень Синь.

МОЛИТВА К ЛУНЕ

О, Луна, ты, взошедшая желтой и дымной над нами,

Посребрившая после свой вечно-колдующий круг,

Ты рождаешь те звоны, которые слышим глазами.

Будь мне друг.

Я из верных твоих, из влюбленных, в любви

                                     бледнолицых,

Я подругу свою потерял за чертою пустынь,

Где-то там, где-то там. Ты ее на туманных

                                         границах

Не покинь.

Мы сейчас — под тобой. Мы блуждаем и молимся

                                           розно.

Мой звенящий призыв ты в ней чарами света зажги.

Приведи же ее. О, скорее! Покуда не поздно.

Помоги.

ТАЙНА ЖЕМЧУГОВ

Если б ложью было то,

Что Морской есть Царь с Царевной,

В них не верил бы никто,

Не возник бы мир напевный.

Мы, однако же, поем,

Мы о них слагаем сказки.

Отчего? На дне морском

Мы изведали их ласки.

Много разных есть морей,

Но в морях одна Царевна.

Кто хоть раз предстал пред ней,

Речь того навек напевна.

Но красивей всех поет

Тот, кто знал уста Прекрасной.

Только вот который год

Нет нам песни полногласной.

Может, кто-то в глубине

Слишком сильно полюбился?

Мы помолимся Луне,

Чтоб тайфун до бездны взрылся.

Чтоб до наших берегов

Кинул милого от милой.

Чтоб глубинных жемчугов

Нам он бросил с гордой силой.

И рыдали бы в струне,

Ослепительно-напевны

Сон увиденной во сне,

Стоны страсти в глубине,

Крик покинутой Царевны.

НЕ ВЕРНУВШИЙСЯ

«Я вернусь к вам потом. Я вернусь к вам

                                     с Царевной».

Так молил я своих на своем корабле.

«Отпустите меня».— Но с угрюмостью гневной

Мне твердили они о добре и о зле.

Упадала в мой слух их ворчня однозвучно.—

«Что ж, мы будем, здесь слушать морской этот

                                            гул?» —